У России свои особенности, от которых нам не избавиться

Сегодня мы все чаще слышим о том, что между религией и научным знанием якобы почти нет противоречий. Вот и состоявшееся в начале февраля освящение кафедры русского языка Поморского университета наталкивает на подобные мысли. Пока сей факт является единичным для архангельских вузов. За разъяснением по этому и ряду других вопросов, касающихся русского языка, мы обратились к заведующей кафедрой доктору филологических наук Ольге Ивановне ВОРОБЬЕВОЙ.

— Как возникла идея совершить обряд освящения кафедры?

— Отец Евгений (настоятель домового храма святого праведного Иоанна Кронштадтского в ПГУ. — Авт.) в рамках моей лекции встречался со студентами факультета иностранных языков. Он говорил об истории развития русского и церковнославянского языков. И в курсе этих сообщений отец Евгений касался вопросов морали и нравственности. А самое главное — вопросов русского национального патриотизма. Поэтому родилась идея освящения кафедры русского языка, с чем я и обратилась к отцу Евгению.

— Вы хотели тем самым что-то изменить на кафедре?

— Мне бы хотелось, чтобы наши преподаватели были добрее, снисходительнее друг к другу. Чтобы меньше были подвержены влиянию негативной информации, циркулирующей в обществе, стремились к конструктивным началам, к высоким нравственным идеалам. Чтобы меньше было склок, дрязг. Тем более у нас коллектив женский, очень сложный.

В душе каждого есть ответственность. Надеюсь, освящение кафедры прибавило нашим преподавателям корректности и интеллигентности. Думаю, те, кто присутствовал при освящении, почувствовали это, тем более на кафедре есть верующие. А вообще коллеги отнеслись к таинству положительно.

— А студенты?

— Отец Евгений говорил, что студенты подвержены негативным привычкам: курению, сквернословию, наркотикам. А ведь задача университета — воспитывать студента. Отец Евгений прав. Молодежь ждет поддержки, в социальном и моральном плане ей очень трудно адаптироваться в вузе. Идеи христианства и русской православной церкви не противоречат сегодняшнему дню. Наоборот, они укрепляют нашу позицию. Дают возможность ориентироваться в поиске нравственных идеалов в нашей непростой политической и этической обстановке.

Мои коллеги ведут беседы со студентами. Например, Елена Шамильевна Галимова и некоторые преподаватели беседуют о вреде наркотиков. А ведь есть еще алкоголизм, проституция. Борьба с таким страшным злом не должна вестись в одном направлении. Необходимы разные каналы, в их числе и доверительные разговоры педагога и студента. В январе я побывала в Дании. Меня поразило то, что молодежь там практически не употребляет спиртного. Представляете, даже пива почти не пьют.

— Большинство наших студентов им сочувствует…

— (Смеется.) Европа уже отказывается от спиртного и курения, которым мы привержены до такой степени, что в голову не придет отказаться. Понимаете, восприятие жизни разное. Многие факторы лежат в основе.

— Значит, Россия должна ориентироваться на Запад?

— Положительный опыт, конечно, нужно перенимать — мы ведь в цивилизованном мире живем. Исключить нашу страну из мирового сообщества невозможно. Хотя у России, безусловно, свой путь, свои особенности, от которых нас никто не избавит. Мы не похожи на других, и, тем не менее, нам следует обращаться к чужому опыту. К тому, что они давно прошли, мы еще только «подползаем». Просто мы по своему социальному уровню не добрались до этой планки развития. А когда дойдем — опять опоздаем. Сейчас они не пьют, а мы пьем все, что попадется.

В Дании многие люди, имеющие высокий достаток (машины, загородные дома, яхты), не стремятся проявлять себя в показном плане, например, в одежде. Нет этой «показухи». А у нас-то все наружу. Выходит в свет женщина: у нее пять перстней на руках, на шее десять цепей — это значит, что она человек уважаемый. А если этого нет, то вроде как никто совсем. Помню, приезжала к нам шведка, аспирантка. Она была удивлена, когда наши студенты смотрели на нее широко открытыми глазами. Увидев, как она по осени (а осень у нас — сами понимаете) идет по университету в резиновых сапогах, они посчитали это верхом неприличия.

— Скажите, Ольга Ивановна, не слишком ли сильное влияние испытывает русский человек со стороны Запада?

— Русский язык настолько мощная структура, что, несмотря на активное пополнение иноземной лексикой, все равно останется самим собой и отбросит все ненужное. Сейчас мы сталкиваемся с такой ситуацией. Многие бизнесмены — выходцы, извините, не из дворянских семей — уже просят, чтобы с ними индивидуально позанимались такой дисциплиной, как культура речи. Они хотят овладеть нормами русского языка: и орфоэпическими, и грамматическими, и синтаксическими. Они хотят логично выражать свои мысли и правильно общаться друг с другом на любом уровне. Ко мне, например, обращались с такой просьбой неоднократно. Да, сейчас такое время, очень много криминальной лексики. Но ведь не значит, что она будет всегда. Пройдет смутное время, и она исчезнет.

Ребенок растет, овладевает навыками речи и читает все, что написано на заборах. Все это воспринимает, а потом взрослеет, получает воспитание, окружение на него влияет. Теперь многие по два-три высших образования получают. И что же, он будет на каждом углу нецензурно выражаться? Нет, он поумнеет и начнет со временем говорить иначе. Это не значит, что он не будет знать эту лексику. Просто нецензурная брань не будет входить в его активный лексический запас. Это объективный, совершенно закономерный процесс.

— Существует ли связь между состоянием общества и состоянием языка?

— Любое политическое потрясение в стране отражается на всех языковых явлениях. Сразу же меняются все нормы. В начале ХХ века чего только не появилось в русской культуре: имажинизм, футуризм… Начало столетия ассоциируется с новизной. Хотя это может быть неполитическим явлением, изменения в языке происходят. А если еще и политические потрясения, то все радикально меняется: старое отрицается, а новое насаждается.

Наша страна вступила в мировую систему. В лексике моментально появилось море слов, заимствованных из английского языка. И произошло это без каких-либо серьезных политических потрясений и во многих областях деятельности (экономика, политика, компьютерная сфера). Россия не может стоять в стороне от общемировых процессов.

— А помимо лексики будут нововведения? Может, мы откажемся от запятых?

— Дело не в запятых, хотя определенные тенденции наметились. В русском языке, особенно в деловой и научной речи, преобладают огромные предложения, громоздкие структуры. А сейчас публицистический стиль влияет на все остальные.

— Наверное, упрощает?

— Конечно, этому стилю свойственна «телеграфность». Я пристально изучала произведения Солженицына, Окуджавы, Рыбакова. Их обвиняют в «телеграфности». Но ведь она проявляется не только у этих авторов, а фактически у всех сейчас. Эта тенденция идет от англо-американской публицистики.

— Дойдем ли мы до «новояза», до максимального упрощения?

— Нет, язык мудрая структура, она склонна к самосохранению. Наверное, мы и дальше будем интегрироваться и получать пополнения из других языков. Исторически сложилось, что названия многих географических объектов нашей области, например, имеют финно-угорское происхождение. Уверена, наш язык не потеряет свое лицо, он сохранит русское начало. Русская культура до сих пор влияет на другие. Сколько приезжало к нам иностранцев, и почти все любят Чехова и Достоевского.

— Некоторые лингвисты специализируются на изучении просторечий, жаргонов, нецензурной лексики. Сопутствует ли их работе брезгливость?

— Хирург вырезает аппендикс, работает с прямой кишкой и не думает, хорошо это или плохо. То же самое относится и к нашей профессии. Язык является предметом исследования. Изучая какой-то вопрос, специалист в области языка постоянно открывает для себя что-то новое. Для меня важно, чтобы люди понимали: наш предмет имеет жизненную направленность, а не только позволяет рассуждать о падежах и частях речи. Мы хотим доказать, что наш предмет был, есть и будет востребован.

Беседовали Владимир ВАРАКИН и Вадим РЫКУСОВ

31 марта 2004 г.