 |
| Русский дом | Николай Коняев | 29.03.2004 |
И вот теперь приехав в Минск, я не сразу и узнал город. Светло и сокровенно то тут, то там открывались часовни и церкви, наполняя теплотою глубину городского пейзажа…
И такое ощущение возникало, что за эти двенадцать лет, миновавших с распада СССР, Минск стал гораздо роднее и духовно ближе, чем раньше…
Благословение отца Николая…
Самое первое и, пожалуй, самое неожиданное впечатление от Минска — встреча со старцем Николаем Гурьяновым с острова Залита…
Имя его как-то сразу возникло в беседе со встречавшими нас управляющим делами департамента внешних связей Белорусского Экзархата Александром Михайловичем Грамотневым и генералом Стефаном Васильевичем Косухой (залитский старец был его духовником); и сколько потом мы ни колесили по Белоруссии, без отца Николая не обходился, кажется, ни один разговор.
Мы постоянно сталкивались с делами залитского старца — с храмами, воздвигнутыми по его благословению; с людьми, жизнь которых преобразило общение с ним…
И тут нельзя, конечно, не вспомнить о дивных трудах минского священника Андрея Ломашенко, который одним из первых в Белоруссии начал работать с больными Республиканской психиатрической больницы в Новинках.
Следуя за отцом Андреем, начали ухаживать за больными и его духовные дочери, а вскоре возникла мысль о создании женского Свято-Елисаветинского монастыря.
Её подсказал на острове Залита старец Николай.
— Отче, — сказал тогда отец Андрей. — Но ведь на строительство деньги требуются…
— А как же без денег строить? — согласился старец Николай. — Но я тебе денег дам, начинай строить…
И достал из кармана пять тысяч рублей (деноминированных). Но не в размере денежной суммы заключался смысл, а в силе старческого благословения.
С этого благословения и начинается летопись Минского Свято-Елисаветинского монастыря в Новинках…
7 декабря 1997 года был заложен первый монастырский храм.
Через два месяца в фойе интерната освятили домашнюю церковь во имя святой блаженной Ксении Петербургской. А меньше чем через год освятили нижний монастырский храм во имя святителя Николая.
Со Страстной седмицы 2000 года в монастырском храме совершается ежедневно уставное богослужение.
Сейчас в обители сорок четыре насельницы.
Ежедневно совершается здесь Божественная литургия, а вечерние богослужения завершает крестный ход…
Настоятельница монастыря, матушка Евфросиния, говорит, что монастырь — это и семья, и университет, где человек может восстановить в себе образ Божий.
И вот — смотришь на выросшие в Новинках по благословению старца Николая древнерусские стены монастыря, на тяжёлый, высоко вознесённый в небо звёздный купол величественного собора, и действительно ощущаешь себя свидетелем Божьего Чуда.
Под Покровом Божией Матери
В Жировицы приехали к вечеру…
Пять веков назад пастухи увидели здесь необыкновенно яркий свет, проникавший сквозь ветви груши, росшей на берегу ручья. Исходил он от иконы Пресвятой Богородицы.
Необыкновенной силой обладал этот крохотный, с ладонь величиною, чудотворный образ. Болящие исцелялись перед ним, страждущие утешались. Были, как утверждает предание, и случаи воскрешения мертвых.
К чудесам Жировицкой иконы Божией Матери следует отнести и пятивековую историю здешнего монастыря. В годы Великой Отечественной войны Свято-Успенскую обитель минировали, бомбили, прицельно расстреливали из орудий, но Покров Божией Матери простирался над нею. Монастырь миновало даже хрущёвское атеистическое лихолетье… Так же незыблемо, как и пять веков назад, стоит он на берегу небольшого озерка…
И так получилось, что Жировицкий монастырь всегда оставался ключевым узлом в противоборстве Православия с западными вероисповеданиями, насылаемым на Белую Русь.
В 1613 году базилиане захватили обитель и превратили её в духовно-политический центр окатоличивания белорусского народа. Однако именно здесь, под Покровом Божией Матери, «возле, как сказано в путеводителе, Её Жировицкого Чудотворного Образа, произошло ещё одно, воистину историческое чудотворение — была восстановлена вероисповедальная, молитвенная и языковая преемственность десятков поколений православных белорусов».
Это случилось, когда будущий митрополит Иосиф (Семашко), пользуясь покровительством Николая I, сумел за семнадцать лет подвижнических трудов подготовить в Жировицкой духовной семинарии новое поколение священнослужителей и вывести их из духовной прелести униатства.
Свято-Успенский Жировичский монастырь
И, памятуя об этом, понимаешь промыслительность связи с Жировицами священномученика Петра, митрополита Крутицкого, который шесть лет был смотрителем здешнего духовного училища, а в трагические для нашей Церкви времена занимал пост патриаршего Местоблюстителя…
Ну, а для нас, петербуржцев, памятно и то, что именно в Жировицах, в Минской духовной семинарии, начинал свой пастырский путь митрополит Иоанн (Снычёв).
Любопытно, что с Жировицами тесно связана и судьба другого петербургского архипастыря, нынешнего ректора Санкт-Петербургской духовной академии и семинарии Константина, архиепископа Тихвинского.
Будучи уже кандидатом медицинских наук, по благословению митрополита Филарета он работал в Жировицком монастыре сторожем и отсюда уехал учиться в Московскую духовную академию, чтобы потом вернуться ректором новооткрытой Минской духовной семинарии. Здесь он и был рукоположен в епископский сан. За шесть с половиной лет, проведённых в Жировицах, епископу Константину удалось не только возродить семинарию, но и сделать её одной из лучших. При владыке эта семинария первой получила статус высшего учебного заведения…
Тогда в газетах Белорусского Народного фронта, оплота антироссийских и антиправославных сил, епископа Константина начали титуловать «имперской рукой Москвы».
Владыка продолжал дело своих великих предшественников, то дело, ради которого и простёрла Божия Матерь Свой Покров над Жировицкой обителью…
Точно так же, как продолжается это дело в Жировицах и сейчас…
«Молодёжь, часто декларирующая свою независимость, на самом деле становится пассивным объектом „промывания мозгов“ западной системы ценностей…» — прочитал я в студенческом журнале «Ступени», издаваемом в Жировицах по благословению нынешнего ректора Минской духовной академии и семинарии архимандрита Леонида.
Просто и ясно. Но сколько духовных сил требуется, чтобы осознать эту истину…
Вискули
Ночевали в Вискулях.
Этот гостиничный комплекс, который начали возводить в Беловежской пуще ещё при Никите Сергеевиче Хрущёве, повидал немало генсеков, президентов, маршалов и прочих важных персон…
Немало кабанов, оленей, косуль стали жертвами охотничьего азарта высокопоставленных гостей, однако, безусловно, самый главный «охотничий трофей» добыли в Вискулях 8 декабря 1991 года.
Когда утром нам показали павильон, где происходило дело, даже досадно стало, что в таком ничем особо не примечательном двухэтажном здании трое подвыпивших «охотников» и завалили Советский Союз — совершили то, что не удалось Гитлеру…
Наш экскурсовод Вячеслав Васильевич Семаков рассказал, что два гостиничных номера по правой стороне павильона занимали Борис Ельцин и Геннадий Бурбулис, а в левом крыле остановились Леонид Кравчук и премьер-министр Украины Витольд Фокин. Команда Ельцина — Гайдар, Шахрай и Козырев — располагалась в «машеровском» коттедже, но Андрей Козырев, поскольку ему нужно было постоянно созваниваться с Вашингтоном, поменялся потом номерами с Бурбулисом… Два других коттеджа занимал со своими людьми Станислав Шушкевич.
После отлёта делегаций охранники, — как будто наступил последний день — истребили все запасы водки и фирменной «пушчанской» самогонки.
— По-человечески можно понять их… - рассказывал наш экскурсовод. — Нужно было снять напряжение. Вот они и устроили «разгрузку"…
По-человечески можно понять, что в отличие от своих хозяев, охранники не могли придти в себя от пережитого ужаса, точно так же, как до сих пор не можем опомниться и все мы — русские, украинцы, белорусы.
Смотришь на окно ельцинского номера, и кажется, что до сих пор клубятся там зловещие тени…
На границе с НАТО
Запомнилось посещение 86-й отдельной пограничной группы.
В ведении её — 338 километров границы. 300 километров — граница с Польшей, 38 — с Украиной.
Мы попросили показать нам границу с Польшей.
Уже стемнело, когда мы прошли через ворота по контрольно-следовой полосе к той линии, за которой — ещё один шаг и ты уже в Польше…
В конце 70-х мне уже довелось стоять вот так же у этой линии, но тогда, кроме смутных поэтических образов, никаких последствий это стояние не вызвало. И хотя тогда один из наших спутников, забежав в Польшу, даже вприсядку прошёлся по заграничной земле, никакой реакции в ответ не последовало…
Зато теперь, не успели мы отойти от пограничной черты назад, с той стороны началось шевеление. Из далекой темноты засверкали фары, замелькали у черты фигуры польских пограничников, встревоженных нашим появлением. Наклоняясь, что-то высматривали они на земле…
— Как индейцы какие-то, — пошутил кто-то из моих спутников.
— А их индейцы и приезжали летом обучать, — ответил командир пограничной группы.
— Индейцы?! В Польшу?!
— Так это и не Польша сейчас… НАТО…
Уроки Бреста
Почти рядом, на небольшом пространстве земли, расположились Вискули, ставшие символом величайшего предательства Родины, и Брест, ставший символом мужества её защитников.
Предательство и подвиг, мужество и подлость — увы! — порою очень тесно переплетаются в нашей истории. И, пожалуй, нигде так ясно не понимаешь этого, как в Брестской крепости.
Вот руины Белого дворца, в котором 3 марта 1918 года был подписан позорный Брестский мир, делавший Россию, по существу, германским протекторатом. А в 1958 году, как раз на годовщину похабного мира, раскапывая развалины, археологи нашли в руинах дворца кирпичи с выцарапанными на них в 1941 году словами «Умираем, не срамя».
Конечно же, маловероятно, что солдат, выцарапывавший штыком свои последние слова, вспоминал о мирном договоре, заключённом в этом здании. Однако это ничего не меняет. Эти поднятые из руин слова неизвестного солдата навсегда останутся примером героизма, искупающего позор предательства.
А вот другой пример. На могильных плитах у вечного огня — знакомая фамилия: Акакий Амвросиевич Шеварднадзе. Старший сержант 184-го стрелкового полка. Родной брат нашего печально знаменитого министра иностранных дел СССР. До сих пор памятно, как торопливо предавал он страну, защищая которую погиб его старший брат.
Что это? Разве случайно так явно сошлись вместе высочайший подвиг и подлое предательство, которое как бы пытается опорочить, замарать этот подвиг?..
Директор Мемориального комплекса «Брестская крепость-герой» генерал-майор Валерий Владимирович Губаренко рассказал, что ещё в 1997-м году было подписано решение о долевых, взносах государств-участников СНГ на финансирование капитального ремонта и реставрацию Мемориального комплекса. Крупные суммы выделили многие страны, и только от Грузии на мемориальный комплекс не поступило ни копейки, хотя Губаренко и обращался лично к президенту Шеварднадзе с напоминанием, что в Брестской крепости похоронен его старший брат.
Губаренко рассказывал о защитниках Брестской крепости, и у меня возникло ощущение, что Валерий Владимирович от них и принял эстафету служения делу защиты Родины.
Впрочем, это не ощущение, а самая настоящая истина.
У вечного огня
Конечно, всё сейчас, двенадцать лет спустя после разрушения Советского Союза, воспринимается иначе, чем прежде.
Наверное, и раньше, когда приходилось бывать в Брестской крепости, видел я выставленное в музейной витрине письмо младшего сержанта Александра Кругликова, но не замечал его. А сейчас прочитал и поразился. «Умирать буду за своё народное дело…» — писал в 41-м году младший сержант. В этих словах разгадка мужества защитников Брестской крепости.
Я стоял у вечного огня, зажжённого у их могил, смотрел, как расплываются в нагретом морозном воздухе очертания Свято-Николаевского гарнизонного храма, и думал, что в словах младшего сержанта Александра Кругликова можно найти и ответ на вопрос, почему с нами случилось то, что случилось.
Каждый из нас, отстаивая свою «независимость», на самом деле превращался в пособника разрушителей своей страны. Крушение произошло тогда, когда укрепление и процветание СССР перестало быть для всех нас своим народным делом. В этот момент и собрались в Вискулях развесёлые охотники и сделали то, что не удалось ни Наполеону, ни Гитлеру…
Дрожали, расплывались в нагретом морозном воздухе очертания Свято-Николаевского гарнизонного храма, и, глядя на эти дрожащие очертания незыблемых стен, вспоминались слова Стефана Васильевича Косухи о предсказании старца Николая с острова Залита, что возрождение нашей общей страны начнётся с Белоруссии.
Конечно, неведомы сроки, но ясно уже и сейчас, что без нашей общей истории и вся наша история превращается в развалины, подобные руинам Брестской крепости…
Богословие добрососедства
Осанистый и белобородый, высокопреосвященный Филарет, митрополит Минский и Слуцкий, Патриарший Экзарх всея Белоруссии встретил нас в гостиной, уставленной корзинами цветов и более схожей с цветущим садом (только что отмечалось 25-летие его служения на Минской кафедре).
Когда в 1978-м году владыка пришёл на кафедру, в Минске было всего два храма, а сама Белоруссия стояла на пороге превращения в первую атеистическую республику СССР.
Теперь, через четверть века служения митрополита Филарета, только в Минской епархии — 319 приходов и 6 монастырей, а всего в Белорусском экзархате, возглавляемом им, — 1277 приходов, 7 мужских и 16 женских монастырей.
Эти цифры говорят сами за себя, однако обеспечены они не только организационной, но, прежде всего, напряжённой духовной работой владыки. Очень хорошо понимаешь это, читая его книгу «Богословие добрососедства».
«…Наш Господь судил нам жить во время великих перемен и великого выбора. Наше Отечество вновь на распутье: одни граждане выбирают, что лучше — социализм или капитализм, общественная или частная собственность на землю и на средства производства, другие выбирают между Востоком и Западом, третьи — между кока- и пепси-колой… Воистину, «…они, получив свободу, презрели Всевышнего, пренебрегли закон Его и оставили пути Его, а ещё и праведных Его попирали, и говорили в сердце своём: «нет Бога», хотя и знали, что они смертны» (3 Езд. 8: 56−58)».
«…Невинные жертвы Чернобыля — дети, умирающие от болезней крови, — отрезвили безумный мир, который без этой трагедии, наверное, так ничего бы и не понял.
Эти явления — не эхо Второй мировой войны и не её наследие… Это иная, беспрерывная война: извечное противостояние диавола и его слуг, «духов злобы поднебесных» (Еф. 6:12), против Бога и человека, образа и подобия Божия».
Так же ясно и определённо митрополит Филарет говорил и во время встречи с нами: «Никто из порядочных людей и не возражал против соглашения между традиционными конфессиями и государством. Только оппозиция. Почему, — спрашивают, — нет новых религиозных сект? Так потому и нет, что они в нашей истории не значатся. Мы не уйдём оттого, чем жили наши отцы и прадеды. Какой строй ни выбирай, о преимуществах или недостатках какой «общественно-экономической формации» ни заводи высокоумных дискуссий или уличных разбирательств, благосостояние народа и благосостояние государства всегда будет впрямую зависеть от наличия или отсутствия любви к Богу и человеку у каждого из граждан».
И, конечно же, не был забыт в разговоре и старец Николай с острова Залита, у которого бывал митрополит Филарет…
— Мы и сейчас с ним переглядываемся, — сказал владыка и кивнул на фотографию старца, стоящую среди икон.
Действительно, старец смотрел с фотографии прямо на нас…
На прощание владыка подарил нам свою книгу «Богословие добрососедства». Я открыл её и сразу же наткнулся на заключительные слова из «Библейского слова о строе жизни»: «Сейчас многие примеряют на свою жизнь и на историю нашего Отечества иноземные шаблоны, измеряют бытие чужими мерками и увлекают на пути чуждые… Это безрассудная и бесплодная суета, потому что «заповедь сия, которую я заповедую тебе сегодня, не недоступна для тебя и недалека. Она не на небе… и не за морем… но весьма близко к тебе слово сие; оно в устах твоих и в сердце твоем, чтобы исполнять его (Втор. 30: 11−14)».
С такой же простотой и мудростью говорит митрополит Филарет и о самом непостижимом — о Пресвятой Троице.
«Каждое из Лиц имеет своё особое уникальное «место» в Божественном бытии, но это «место» — не «собственность», не «крепость», но — «окрестность», «соседство»; лучше сказать — «добрососедство». Через это представление о «соседстве» — в смысле общения как личного «взаимопроникновения» соседствующих — преодолевается опасность понять различие Ипостасей как разделение в Божественном Единстве"…
И, наверное, можно сказать, что и вся книга «Богословие добрососедства», выпущенная в минувшем году в Киеве, это преодоление опасности понять различие как разделение…
И не только своей книгой, но и всей архипастырской деятельностью, митрополит Минский и Слуцкий, Патриарший Экзарх всея Беларуси, Высокопреосвященный Филарет преодолевает опасность понять различие как разделение…
Холодный ветер Хатыни
22 марта наша Церковь празднует память сорока мучеников Севастийских.
Шестьдесят один год назад, немецкие каратели выбрали именно этот день для уничтожения белорусской деревни Хатынь. 22 марта 1943 года фашисты сожгли здесь 149 человек. Едва ли можно объяснить этот выбор случайностью.
Мы знаем сейчас, что Великая Отечественная война была не просто войной Германии и СССР, не просто столкновением коммунистической идеологии с фашистской, но ещё и (а, вернее, прежде всего!) войною оккультного Третьего Рейха с Православной Русью.
И в трагедии Хатыни, помимо цели устрашения, просматривается исполнение фашистскими палачами некоего страшного оккультного действа.
Но Бог поругаем не бывает. Воистину, только Божиим Промыслом можно объяснить, что в Белоруссии, превращённой в первую атеистическую республику Советского Союза, среди 186 сожжённых немцами деревень, в качестве символа была выбрана деревня, уничтоженная именно в день памяти сорока мучеников Севастийских.
Именно здесь был воздвигнут Мемориальный комплекс, здесь было устроено кладбище сожжённых немцами белорусских деревень. А скоро, как говорил нам митрополит Филарет, здесь будет воздвигнута и часовня.
Сооружение её, по-видимому, и завершит ту мистическую борьбу православной веры с оккультным злом, которая завязалась здесь шестьдесят лет назад, когда каратели начали сгонять в сарай на краю деревни безвинных страдальцев — женщин, стариков и детей…
А пока пронизывающий холодный ветер гуляет на Хатынском поле, завивает серую позёмку возле бетонных труб сгоревших домов.
И укрыться от этого ветра нашей общей беды, от этого холода нашего общего горя, которого и для двух народов слишком много, можно только вместе…
