 |
| Зеркало недели | Екатерина Щеткина | 01.03.2004 |
Говорят, худой мир лучше хорошей войны. Возможно, так думают и в апостольской столице. Во всяком случае, несмотря на постоянные антикатолические демарши РПЦ, время от времени подкрепляемые решениями чиновников РФ, Ватикан муссирует идею экуменического диалога между Первым и Третьим Римом. Что ж, после примирения и снятия взаимных анафематствований между Папой Римским и Вселенским Патриархом Москва для Ватикана — следующая и, пожалуй, самая сложная высота.
Перед тем как принять эмиссара Ватикана, Московская патриархия провела солидную артподготовку — обратилась за оценкой намерений Ватикана предоставить статус патриарха УГКЦ к поместным православным церквям, провела семинар в Отделе внешних церковных связей. По российским СМИ прокатилось скандальное интервью о. Роберта Тафта, содержащее резкую (до оскорблений — во всяком случае, в переводе) критику православной церковной политики, готовность Ватикана к неумеренным уступкам, а также рекомендации УГКЦ «взять и объявить» патриархат и всех поставить перед фактом. Это интервью в преддверии и во время визита не цитировал только ленивый журналист, обвиняя профессора Тафта в расизме, разжигании всяческой розни, провокациях и т. д. При этом не без ехидства замечая отсутствие в Римской курии единства мнений в православном вопросе. В общем, атмосфера накалялась с обеих сторон. Интересно, кстати, что это интервью было опубликовано также на сайте Религиозной информационной службы Украины, но рука редактора решительно вымарала из него откровенные выпады против православия.
На призыв Московской патриархии предстоятели поместных церквей откликнулись с исключительной готовностью — дружно заклеймили католический прозелитизм и идею «униатского патриархата». Наиболее радикальные объединили «два в одном», назвав само существование УГКЦ недопустимым фактом прозелитизма. Мнение Патриарха Константинопольского — по ряду причин наиболее интересное для украинцев — таково: униатство «представляет собой лишь неприемлемый между христианами метод прозелитизма и похищения верующих у Православной Церкви с подчинением их Церкви Римско-Католической». В письме Патриарха Иерусалимского Ватикану, во имя избежания конфронтации с православным миром, предлагается не только не предоставлять патриархального статуса УГКЦ, но и вовсе «решить проблему униатов». Это как — «взять и отменить»?
В общем, «холода» ватиканскому эмиссару в Москве были обеспечены. И уже то, что ему удалось встретиться с Патриархом Московским и всея Руси Алексием II, можно было бы считать победой. Несмотря на то, что помимо весьма общих заверений о готовности к межцерковному диалогу он получил список весьма конкретных претензий РПЦ к апостольской столице. Несмотря на замеченное всеми наблюдателями отсутствие пламенного борца за права католиков России архиепископа Тадеуша Кондрусевича (в своих интервью кардинал Каспер настаивал на том, что «это ничего не значит» и что «архиепископ был в курсе»). Несмотря на то, что визит в Россию, о котором мечтает Папа Римский, был признан «на данном этапе невозможным». Наконец, несмотря на готовность отказаться от «патриархальной» идеи УГКЦ.
Московская патриархия может считать, что получила сатисфакцию за визит понтифика в Украину. Но в очередной раз обострилось ощущение, что «здесь что-то не так». Каждый по-своему это чувство продемонстрировал — украинские католики в очередной раз заклеймили «имперскую идею РПЦ», представители Римской курии попытались рационально проанализировать «точки несовпадения». Сам кардинал Каспер, например, видит корень зла в несовпадении канонических норм: у православных есть понятие «каноническая территория», а у католиков нет. Причем, согласно «Основам социальной концепции РПЦ», «каноническая территория» поместной церкви совпадает с политическими границами и распространяется на носителей определенной национальной традиции. А значит, «прозелитизм» неизбежен — если все вокруг «православные» по праву рождения, то твоя проповедническая деятельность среди них — это попытка обратить обращенных.
Все это, судя по выступлениям кардинала Вальтера Каспера, прекрасно понимают в Ватикане — и считают, что противоречия можно снять в ходе конструктивного диалога. Однако, судя по всему, не учитывают еще кое-чего. Что дело не только в «инерции», «традиционности» взглядов и неподеленном имуществе. Что дело еще в своеобразной «народности» православия, которую не до конца понимают на Западе (что лишний раз, кстати, продемонстрировало интервью Тафта). И решительном славянофильстве, которое и заключается в самом понятии «православия» и, фактически, подменяет его, превращая отход от православия в предательство идеи, традиции, системы ценностей, великих предков, исторической памяти — в общем, Родины. А еще в том, что пока индивидуалисты-католики копаются в индивидуальных же правах на религиозный выбор, мы, православные, мыслим глобально — категориями народа, нации и глобальных же определений. Таких, как «каноническая территория», где твой личный конфессиональный выбор мало что значит — если ты родился украинцем, значит, родился прихожанином УПЦ, пускай даже вечно «потенциальным». Довольно удобная политика — в такой ситуации о душпастырской деятельности особо печься не надо. Понятно, что ситуация «церковного рынка», генерируемого присутствием разнообразных «пришельцев» и «раскольников», не может понравиться хозяину «канонической территории», не привыкшему и не желающему привыкать к конкуренции в борьбе за души.
Камнем преткновения в диалоге между Ватиканом и Москвой остается проблема «униатов», в данный момент оказавшихся на канонической территории УПЦ/РПЦ и, следовательно, «православных по праву рождения». Конечно, для определенной части российского клира «униатский вопрос» — просто повод отказаться от диалога, которого они на самом деле не хотят. Но вообще-то не настолько «закостенелая» в своей антикатолической политике Московская патриархия, как ее иногда пытаются нарисовать наши церковные идеологи из противоборствующих лагерей. Клирики РПЦ, при всей своей надежде на государственную поддержку, не могут не понимать, что католическая проблема не исчезнет сама собой, но будет нагнетаться все больше — если и не в самой России, то в Украине уж точно. То есть находить общий язык с Ватиканом придется. А по «униатскому вопросу» последние лет пятьдесят им приходилось сталкиваться довольно часто. И пока что счет — однозначно в пользу РПЦ. Даже если учесть такую крупную победу католиков, как легализация УГКЦ.
Теперь же волнение Москвы вызывает намерение УГКЦ обзавестись статусом патриархата. «Я не понимаю, почему у православных патриархов такая реакция на наше решение. Их аргументы неубедительны. А для нас статус патриархата — это не самоцель. Это инструмент», — так прокомментировал ситуацию кардинал Любомир Гузар. Может, это и не нравится Московской патриархии — ведь последнее время греко-католические архиереи ведут диалог с украинскими «раскольниками», объявляют себя «киевской» и всеукраинской церковью. И если еще с греко-католиками как провинциальным явлением украинско-европейского пограничья еще могла бы примириться Московская патриархия, то с теперишними претензиями — никак. Им еще тут только католического патриархата не хватало…
Между прочим, апостольской столице активность греко-католиков в этом намерении тоже чаще всего мешала. Достаточно вспомнить, сколько неприятностей для церковной дипломатии Ватикана было связано с деятельностью автора идеи патриархата кардинала Иосифа Слипого. Нелегко, наверное, пришлось Папе Римскому, зажатому между возмущенным патриархом Московским, с которым как раз забрезжило потепление в отношениях, и кардиналом Слипым, имеющим харизму мученика за веру и провозгласившим себя Патриархом на Синоде епископов УГКЦ в изгнании. Страсти накалились тогда до такой степени, что некоторые околоцерковные издания поговаривали о расколе и кардиналу Слипому пришлось выступить в прессе с опровержением слухов о расколе. но не с отказом от статуса патриархата. Эта идея заняла центральное место и в его завещании.
После легализации в УГКЦ вскоре заговорили и о статусе патриархата. И если поначалу это казалось мечтой радикалов, то уже к визиту Папы Римского в Украину даже вполне умеренные наблюдатели поговаривали о возможном провозглашении патриархата УГКЦ во время визита. Однако этого не случилось, и в 2002 году Патриарший Собор УГКЦ обратился с письмом к понтифику признать статус патриархата за этой церковью. С просьбой о содействии к государственной власти обратились и епископы УГКЦ. Казалось бы, почему нет? Ведь большинство католических церквей восточного обряда имеют такой статус. Это логичный путь развития для восточных церквей, достигших определенного уровня роста и институализации. Кроме того, УГКЦ — не просто наиболее многочисленная среди католических церквей восточного обряда, но во много раз превосходит их по количеству верных. Однако не судьба… Более того, греко-католики, проживающие в России, согласно договорам между кардиналом Вальтером Каспером и представителями Московского патриархата теперь не будут иметь собственных иерархических структур — опеку над ними возьмет на себя католическая церковь латинского обряда. Что ж, во всяком случае на территории России греко-католиков фактически упразднили. Чем не повод поговорить о «потеплении отношений» между Ватиканом и Москвой?
Справедливости ради стоит сказать еще вот о чем: вопрос о необходимости патриархального статуса не получил однозначных оценок внутри самой УГКЦ. Наиболее осторожные представители церкви не слишком громко (чтобы не нервировать «третий сектор») высказывают опасения, связанные с проникновением в церковь «национально-самостийнических» тенденций и с неумением удерживать тонкую грань между восточным принципом поместности и католическим пониманием вселенскости. Самостийничество во всем — и не в последнюю очередь в церковном вопросе — характерная черта молодых национальных государств. Тем более отождествление «национального» и «церковного» характерно для населения Западной Украины. Но так ли это хорошо для церкви?
Возможно, о чем-то таком догадываются и в апостольской столице. Там не особо стремятся признавать за УГКЦ статус патриархата. И не стоит думать, что всему виной Москва и ее нежелание мириться с этой идеей. Воинственная позиция, конечно, будет использована в качестве обоснования отказа «обострять ситуацию». Но не слишком ли легко Римская курия всякий раз соглашается с аргументами «противоположной стороны»? Видимо, не только в УГКЦ, но и в самом Ватикане нет единства мнений по «украинскому вопросу». И если завтра УГКЦ, следуя рекомендациям профессора Тафта, объявит себя патриархатом, то Римская курия, скорее всего, не продемонстрирует готовности реагировать быстро и однозначно. Так что когда Московская патриархия заявляет, что украинские униаты — это ее эксклюзивная проблема, она несколько горячится.
Итак, судя по всему, патриархата не будет — Ватикан вряд ли захочет рисковать «потеплением» в диалоге с православными. А несколько потеснить греко-католические притязания — это уже отработанный жест. Но многих наблюдателей в этой истории покоробило даже не это (решение, в конце концов, еще не принято), покоробило то, что «украинский вопрос» снова решался в Москве. То есть тут мы и возвращаемся к своему нелегкому положению «моста». Украина в который раз оказывается «местом компромисса» для «высоких договаривающихся сторон», собравшихся где-то далеко. А что тут удивляться — кто же станет решать важные политические вопросы стоя прямо на мосту?
И не нужно пытаться перевести вопрос «принять или не принять диалог с католиками» в вопрос «принять или не принять Европу», следовать «западному или восточному вектору», как это делали многие из нас перед визитом Папы Римского в Украину. Против Европы как таковой уже никто ничего не имеет — даже РПЦ. Здесь не любят не Европу — здесь кивают на секуляризм, потребительскую идеологию и либеральные ценности, которые в Европе укоренились. Все остальное нам в Европе нравится — уровень жизни, примат прав человека, архитектура и вежливые копы. И отсутствие цезарепапизма большинству из нас нравится. Против такой Европы никто ничего не имеет. Вот только возможна ли европейская доктрина прав человека без либерализма, не ведет ли преодоление цезарепапизма прямиком к секуляризации и можно ли обеспечивать подобный уровень жизни без потребительской идеологии? Наши церковные идеологи разнятся только тем, как они отвечают на каждый из этих вопросов: от решительного «нет» РПЦ до уклончивого «да» греко-католиков.
И неважно, что та секуляризация, которой так боятся все без исключения церковники всех без исключения конфессий, уже давно состоялась не только на Западе, но и у нас и в России. Причем наша секуляризация куда более серьезная, чем на «церковно отмирающем» Западе. Там, по крайней мере, сумели отказаться от массы идеологических иллюзий и посмотреть на секуляризацию как исторический шанс для церкви очиститься от всего наносного и церкви изначально не присущего. У нас же, имея подавляющее большинство невоцерковленных верующих, так называемых «стихийных христиан», продолжают носиться с «исторической миссией православия», «ролью церкви в консолидации нации» и прочими идеологемами, к религии как таковой отношения не имеющими. Наш вариант секуляризации не менее жесткий, чем на Западе, — там произошел резкий разрыв между церковью и государством, у нас же, при том что между церковью и государством разрыв существует только де-юре, произошел глубокий разрыв между церковью и верующими. Сейчас уже не столь важно, виновата в этом атеистическая пропаганда СССР или что-то еще, — важно, что этот разрыв не уменьшается, что церковь ожидает, «когда к ней сами придут», и тем временем отгоняет конкурентов, так и норовящих урвать себе парочку «потенциальных».
* * *
Кардинал Вальтер Каспер, уезжая из Москвы, где ему некогда была обещана «вечная мерзлота» произнес: «Это еще не весна. Но уже потепление». Интересно, не означает ли это, что холодный фронт переместился в сторону Киева?
28 февраля 2004 г.
