Хронометр (Владимир) | Валентина Баранова | 26.02.2004 |
— Пульс нитевидный, давление падает!
— Мы теряем его!
— Готовьте электрошок.
— Разряд!
Два «утюга» ложатся на оголенную грудь. Тело резко вздрагивает и подпрыгивает.
— Еще разряд! Еще!
Ассистент врача с надеждой смотрит на мониторы. Удастся ли вернуть человека к жизни?…
— Стоп, стоп, стоп. Так не бывает, — прерывает мой захватывающий рассказ Виктор Ефимович, известный врач-реаниматолог Владимирской областной больницы. Слишком известный, как он говорит, чтобы называть свою фамилию.
— Почему это так не бывает? — возмущаюсь я. — Так во всех фильмах показывают!
— Насмотрелись буржуйских фильмов, — подключается к разговору заведующий отделением реанимации областной больницы Игорь Васильевич Кабанов. — Это только там сразу током бьют. На самом деле все начинается с искусственного дыхания и непрямого массажа сердца. А уж только потом… Придумали тоже, чуть что — сразу разряд!
Видения мои дематериализовались под грозным натиском знающих людей и рассыпались в прах.
— А, кстати, о видениях, — снова оживилась я. — Люди говорят, что когда человека откачивают, ну, буквально с того света возвращают, спасенный потом помнит все, что там… видел.
Из письма в редакцию
«Со мной случилось нечто. Я теперь знаю, что умирать не страшно. Совсем недавно я чуть было не умерла — случился сердечный приступ, была остановка сердца. Меня откачали, но пока меня не было здесь, я была в другом месте. Я видела солнечную поляну. Там гуляло множество собак. А ко мне вдруг выбежал мой Тошка и бросился мне на руки, как обычно этот делал, когда я возвращалась с работы. Тошка — это мой пес, я его очень любила, но он умер два года назад. Вот тут я и поняла, что такое „рай“, и теперь знаю, что мне будет хорошо… Людмила Петровна М-ва (уважаемая редакция, не надо указывать полностью мою фамилию)».
Любопытно, но, прочитав это письмо, я вдруг вспомнила, что об очень похожем «собачьем рае» рассказывала и еще одна моя знакомая!
Однако в ответ на эту цитату врачи отвесили мне изрядную долю скепсиса:
— Да, бывает, люди рассказывают, — неохотно говорит Игорь Васильевич, — про туннели со светом в конце, полеты. Нам, если честно, не до этого. Мы жизни спасаем. Я лично склонен думать, что все эти разговоры о видениях немного надуманы.
— А существует ли какое-то логическое объяснение свету, туннелю, полету? Говорят, это объясняется тем, что во время клинической смерти нарушается кровообращение глазного яблока, и туда перестает поступать достаточно кислорода. По-моему, это называется трубчатое зрение?
— Да нет, не думаю, что это так. Хотя, кто знает… У нас подобных исследований никто не проводил.
— Вот, говорят, на Западе, — добавляет Виктор Ефимович, — у всех, переживших клиническую смерть, спрашивают, что они там видели, что чувствовали. И все записывают — материалы собирают.
— Так вы, значит, совсем не верите в это?
— Люди верят, — подключается к разговору еще один врач. — Вот был у меня один пациент. Он в больницу попал с очень тяжелой травмой, умирал практически. Мы его вытащили и отпустили. А о видении его знаю только потому, что он потом ко мне приходил печку перекладывать — соседом оказался. Так вот тогда и рассказал….Иду я, говорит, по полю. Трава зеленая, цветы, птицы поют. Солнце светит, и небо необыкновенно голубое. В общем, красота неописуемая. Вокруг, рассказывает, людей полно. И все голые. Я, говорит, на себя посмотрел и вижу — тоже нагишом стою. Вдруг появляется мой свояк, умер уже лет пять как. Мужчина, нужно заметить, впечатляющих комплекций и тоже, понятное дело, без одежды. Подходит ко мне, улыбается и заявляет так, по-дружески: «Вася! Рано ты чего-то сюда пришел!». Разворачивает меня, шлепает рукой по голой заднице, и тут передо мной дверь появляется. Я туда выхожу, и первое, что вижу… ваши, врачей, лица, надо мной склоненные… Вот такой рассказ. — Врач весело подмигивает и удаляется из комнаты. Видимо, для него пришло время кого-нибудь спасти.
Из письма в редакцию
«Меня зовут Борис Васильевич… Могу вам сказать, что побывать на том свете очень интересно. Если, конечно, при этом тебя оттуда кто-то вытащит. Я пережил две клинических смерти. Видел и туннель, и свет. Только туннель был не темным и не светлым, как обычно рассказывают, а разноцветным. Но отчетливее всего я видел глаза любимой жены. Она смотрела на меня с обидой. И я понял, что пока не могу ее бросить».
— Я-то от своих пациентов ничего подобного не слышал. — Виктор Ефимович смотрит на меня уже с блеском в глазах, без суровости. — Видели они там что или нет — этого я не знаю. Но вот как люди оживали, которых уже умершими считали — это было. Делали один раз операцию женщине на зоб. Операция сложная: длительная, кровавая. Закончили — женщина жива, но дышать самостоятельно не может. Подключили ее к аппарату. Ей все хуже и хуже. В общем, умерла. Сестра ей лицо простыночкой закрыла, я аппарат отключил, трубочки все вынул и пошел историю болезни оформлять. Минут 10−15 прошло, приходит хирург, который ее оперировал. «Как там моя бабуля?» — спрашивает. «Умерла, — говорю. — Иди сам посмотри». Он и пошел. Откинул простынь, а пациентка лежит, на него во все глаза смотрит. Ожила, на своих ногах из больницы ушла…
Или вот еще случай был. Делали операцию мужчине, удаляли ему правое легкое. После операции он чувствовал себя нормально, пришел в сознание, разговаривал даже. И внезапно часа через три-четыре умирает. Мы его «воскрешаем», он опять приходит в себя и неожиданно заявляет: «Ребята! Есть хочу страшно. Дайте чего-нибудь покушать, а?» Мы ему несем тарелку супа, каши. Он уминает с аппетитом. А потом, не поверите, через два часа взял и снова умер. Но теперь уже окончательно…
…А вот еще вспомнил… - Это, правда, лет сорок назад было, в Сибири — коллеги рассказывали. Мужик пошел на охоту и пропал. Его только спустя сутки нашли, он к тому моменту уже трупом окоченелым был. Привезли в больницу — оформлять. Мужик-то весь во льду, в тепле таять начал, его и положили в ванну, чтобы полы не мочить. Положили и ушли. А мужик возьми, да разморозься и оживи! Вот так!
— Кстати, — неожиданно подхватывает тему заведующий отделением. — Вы знаете, что раньше по закону каждого умершего в больнице в течение двух часов после смерти не имели права трогать — ни в морг везти, ничего. Сейчас это правило стало необязательным, но по-прежнему соблюдается.
— А это зачем? — озадачена я.
— А вдруг оживет, — был мне ответ.
18 февраля 2004 г.