Взгляд на русско-японскую войну русского, жившего в Японии

Не секрет, что обе страны оказались воинственно настроены. В русском обществе воинственность выражалась в шапкозакидательских настроениях, да и японцы горели желанием побороть русского тигра. Святитель Николай записал в дневнике, что среди японцев-язычников существовал заговор, целями которого являлись разгром Духовной Миссии и убийство владыки Николая. Даже буддийские бонзы, которых по сей день нам представляют эталоном миролюбия, открыто призывали к уничтожению Православия в Японии. Впрочем было бы неверным огульно обвинить всех японцев в нелюбви к Православию и русским. Сам архиепископ Николай признал, что эта травля — «дело подонков японского общества». Хорошие и даже посредственные люди не принимали в этом участия.

Тем временем отношения между двумя странами становились все напряженнее. В соответствии с распоряжением японского императора, русский посланник барон Розен должен был покинуть Японию. Война становилась неизбежной. В преддверии начала военных действий Япония фрахтовала английские суда для отправки японских граждан из Российской империи на родину. Это становится понятным, зная, что в 1902 году между Англией и Японией был заключен союз. Корреспондент одной из азиатских газет писал, что «было бы совершенно невероятно, если бы японская кошка одолела русского тигра». В этих условиях святителю пришлось мучительно искать выход перед лицом надвигавшейся войны. Душевные муки усугублялись отсутствием возможности посоветоваться с кем-либо. Вот как сам владыка описал свои душевные терзания: «Как поступить? Себялюбие тянет в Россию, — больше 23 лет не был там, и отдохнуть от однообразного долгого труда хочется; польза церковная велит остаться здесь». Колебания разрешились в сторону пользы церковной. Архиепископ Николай остался в стране, которая готовилась воевать с его Родиной. Дело Христово оказалось для него выше патриотизма.

Это решение вызвало совсем неодинаковую реакцию в японском обществе. Если христиане и здравомыслящие люди радовались ему, то ура-патриоты грозили владыке Николаю всякого рода неприятностями. Такая неоднозначность хорошо просматривалась на страницах японских газет. «В „Майници-симбун“ сегодня я расхвален, что остаюсь здесь, несмотря на войну, — записывает владыка в дневнике, — в „імиури-симбун“ за то же самое разруган, до „дурака“ (гу) включительно; тут же и портрет мой помещен, весь окаймленный руганью». Такие нападки на него самого, а в дальнейшем на его родную страну и армию, конечно же доставляли архиепископу Николаю дополнительные страдания.

С началом войны святитель сделал такую запись: «Господу угодно было допустить разрыв между Россиею и Япониею. Да будет Его святая воля! Будем верить, что это допущено для благих целей и приведет к благому концу, потому что воля Божья всегда благая и премудрая». Обращаясь к японской пастве, владыка призвал ее делать все, что требует любовь к Отечеству: «Любовь к Отечеству есть святое чувство». При этом он просил не забывать японских христиан о существовании Небесного Отечества, к которому «принадлежат люди без различения народностей, потому что все люди одинаково дети Отца Небесного и братья между собою». И если их призовут на войну и им придется идти в бой, то пусть они сражаются не из ненависти к врагу, а из любви к соотечественникам, помня слова Христа Спасителя: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих». Священники-японцы получили от владыки благословение молиться о победе японского оружия за общественным богослужением; а сам он в частной молитве испрашивал у Бога побед императору Николаю II.

А как сам святитель Николай рассматривал свое положение в стране, находившейся в состоянии войны с его Родиной? Ему было прекрасно ясно, что он не может выступать как подданный Российской империи, чтобы не давать повода к разного рода обвинениям. Только как служитель Христа. «Я здесь не служитель России, а служитель Христа, — размышляет он на страницах дневника. — Все и должны видеть во мне последнего. А служителю Христа подобает быть всегда радостным, бодрым, спокойным, потому что дело Христа — не как дело России — прямо, честно, крепко истинно, не к поношению, а к доброму концу ведет, — Сам Христос ведь невидимо заведует им и направляет его. Так и я должен смотреть на себя и не допускать себе уныния и расслабления духа».

Но сохранить спокойствие и бодрость духа владыке было ох как тяжело! Первые поражения русской армии вызвали буквально взрыв радости среди японцев и иностранцев, живших в Японии. На Россию обрушились потоки клеветы: «Но как же честят нас в газетах! В сегодняшнем номере Japan Daily Mail (редактором которой был англичанин Бринкли — авт.) просто целый ушат помоев, самых грязных и вонючих, опрокинут на Россию!» «Газеты на все лады хвалят японцев и злословят Россию и русских. Japan Mail до того лезет из кожи, что вчера обычных двух листов не хватило ей для этого, — прибавлен экстренный лист. И тут-то злословия на русского царя, русский флот, все русское!» Этим же грешило и агентство Рейтер, сообщавшее, «что все население Мукдена бежало при приближении русской армии». На самом-то деле город был полон народа и китайские торговцы неплохо наживались, удваивая и утраивая цены. Несколько правдивее были немецкие газеты, писавшие, что в холодное время года русские солдаты ни в чем не испытывали нужды.

Состояние японского общества после побед японской армии святитель Николай сравнил с медовым месяцем у молодоженов: «Медовый месяц японского народа и войны: все счастливы, улыбаются, торжествуют. Окружающие меня из деликатности стараются, по возможности, не выказывать на своем лице торжества». «Любезные мои японцы торжествуют; но, как я ни люблю их, на этот раз не с ними: Отечество милей и дороже, и крайне печально, что не Отечество бьет японцев, а они нас», — такая вот грустная запись в дневнике. Надо учесть, что владыка находился в информационной блокаде, ибо русские издания почти не поступали в Японию. В действительности дела у русской армии шли не так плохо. Архимандрит Сергий Сребрянский (до пострига — о. Митрофан), бывший полковым священником на той войне, в своем полевом дневнике отметил чрезвычайно высокий боевой дух наших солдат, несмотря на переносимые ими трудности. (Как пример выносливости и неприхотливости русских воинов он приводит случай, когда голые по пояс нижние чины с винтовками за плечами — война! — ловили рыбу). Даже падение Порт-Артура не произвело в Маньчжурской армии уныния: этого ждали давно. Гораздо больше в войсках боялись заключения сепаратного мира, а когда мир заключили, многие офицеры и солдаты не хотели ехать домой, считая себя опозоренными. Зато японцы вели себя по-другому. О. Сергий записал в дневнике крики японцев из окопов: «Русские! Долго ли вы еще будете мучить нас?» Что-то они не походили на победные клики…

Хотя европейцы в Японии радовались неудачам России наравне с японцами, вели они себя куда менее корректно. Архиепископ Николай упомянул случай, когда католического миссионера из Франции (а она являлась союзницей России) заподозрили в шпионаже в пользу русских и называли его «ротан» (русский шпион). «И как же озлился патер! Написал ругательную статью на Россию и Православие, чураясь от той и другого».

Для святителя было ясно видно, что неудачи в войне вызваны и духовными причинами, и привычным русским разгильдяйством. «А ты, мое бедное Отечество, знать заслуживаешь того, что тебя бьют и поносят, — с сердечной болью записывает он. — Зачем же тебя так дурно управляют? Зачем у тебя такие плохие начальники по всем частям? Зачем у тебя мало честности и благочестия? Зачем ты не привлекаешь на себя любовь и защиту Божью, а возбуждаешь ярость гнева Божия? Да вразумит тебя, по крайней мере, бедствие нынешнего поражения и посрамления. Да будет это исправляющим жезлом в руках Отца Небесного!» И горестный вздох из глубины сердца: «Терпи, мое любезное Отечество!» «Русская армия победит без единого выстрела», — хвастали наши генералы в светских салонах. Что так и могло быть, показывает эпизод, описанный в дневнике о. Сергием Сребрянским: за водой к реке пришли русский и японский солдаты (время от времени обе воюющие стороны заключали перемирие: пить одинаково хотелось и русским, и японцам). Не стерпела душа, русский возьми да обругай японца, который немного понимал по-русски и ответил тем же. Русский вызвал того на кулачный бой. Японец согласился. И началась потасовка: и кулаками, и ведрами. А обе армии с позиций наблюдали за единоборством. Дело кончилось ничьей: каждый с расквашенной физиономией направился в свою сторону. Увы, итог войны для России был не столь оптимистичен. «Нет, недаром нынешние бедствия обрушиваются на Россию, — сама она привлекла их на себя», — это диагноз глубокого духовного нездоровья русского общества, поставленный владыкой Николаем.

Страницы дневника святителя открывают нам, можно сказать его личную Гефсиманию, его вопль к Богу: «Боже мой, Боже мой! Для чего Ты меня оставил!» «Не будучи на войне, живешь войной. Никак не можешь отделаться о мысли о ней, ни в занятое, ни в свободное время; и ночью в сновидениях она мучает… И еще мучительно то, что горишь внутренним, закрытым пламенем, — не с кем поделиться мыслями, не с кем разделить горе, — один среди японцев». «Целый день удрученное расположение духа, еще более тягостное оттого, что надо страдать внутри, не выказывая того снаружи. А как не страдать? Как не печалиться с Отечеством?» Порой мера страданий была так велика, что владыка даже желал себе смерти: «Такое тягостное, такое мучительное положение войны, одиночества, угрожающего безденежья, заброшенности от России, замкнутости от Японии, что с какою бы радостью помер, если бы смерть естественная стояла вот тут у дверей!» Со временем эта острая боль притупилась и архиепископ Николай уже выражал надежду, что «русская история далеко еще не оконченная картина».

Последняя дневниковая запись за 1904 год была такой: «И вот кончился этот несчастнейший для России год. Бедственней этого были разве в татарские лихолетья. Извне враг наносит позор за позором; внутри — смуты от дрянных людишек, служащих орудием тоже внешних врагов. Темной тучей покрыт русский горизонт. Разгонит ли ее наступающий год? Засияет ли солнце мира, спокойствия и величия над Россией? Бог знает!» Увы, впереди Россию ждали унижения Мукдена и Цусимы, внутренняя смута, а святителя Николая еще 7 лет жизни и работы во славу Божию.