Священные символы против российских реалий

История вкратце такова. В январе 2003 года музей Андрея Сахарова в Москве провел выставку современного искусства «Осторожно — религия». Название говорит само за себя: один из триптихов изображал человека, распятого на кресте, светской звезде и свастике; другой экспонат представлял собой икону без лика, предлагая посетителям вставлять в отверстие собственные лица.

Выставка, может быть, прошла бы незамеченной, если бы на третий день ее не разгромили двое разгневанных православных.

Тогда она стала темой. Пресса высказывалась за и против. Русская православная церковь назвала ее «богохульством». Директор музея, созданного в память о физике и правозащитнике и посвященного жертвам советских репрессий, встал на защиту свободы искусства.

В августе обвинения, предъявленные нападавшим, были сняты на том основании, что выставка оскорбляла их религиозные чувства. 29 декабря прокуратура известила директора музея Юрия Самодурова и нескольких художников о том, что они обвиняются в разжигании межнациональной и религиозной розни. За это предусматривается наказание от крупного штрафа до пяти лет тюрьмы.

Моей первой реакцией, с учетом нынешней моды обвинять Россию в сползании к диктатуре, было возмущение и скептицизм.

Тому, кто несколько лет провел в СССР в качестве журналиста, отвратительно видеть, что к художникам снова относятся как к врагам государства. Искусство было одним из важных средств сопротивления советской диктатуре.

Религия была одним из главных объектов советских репрессий, а публичная демонстрация веры и религиозных образов в литературе и искусстве требовала мужества. Теперь Россия обращается к национальной церкви, похоже, с такой же непримиримостью.

Нет, возразил мой внутренний голос, защищающий Россию, все совсем не так, как в советские времена. Пока никого не осудили, а споры в российской прессе были такими же живыми и осмысленными, как споры по поводу измазанной испражнениями Мадонны в Бруклинском музее или по поводу недавней попытки посла Израиля Цви Мазеля уничтожить произведение искусства с портретом террористки-смертницы в Стокгольме.

Да, в Бруклине и Стокгольме прокуроры не вмешивались, но в Бруклине бывший мэр Рудольф Джулиани ярился не хуже российских парламентариев. Кроме того, во многих демократических государствах законом запрещено разжигать межнациональную и религиозную рознь и осквернять чтимые символы. В США в 1989 году был принят закон, запрещающий сжигать национальный флаг.

Честно говоря, меня тоже возмущает провокационное использование священных религиозных или национальных символов. Помимо законности или незаконности, подобные оскорбления часто идут вразрез с представлением о хорошем вкусе, культурной терпимости и элементарном чувстве такта. Рекламу «Кока-колы» со словами «Это моя кровь», произнесенными на Тайной вечере, можно посчитать изощренным самовыражением художника, как и экспонаты выставки в Музее Сахарова, но для верующих она оскорбительна.

Обычно те, кто устраивает подобные выставки, говорят, что стремятся к «диалогу»; именно такой аргумент привел директор стокгольмского музея после того, как израильский посол атаковал оскорбительную скульптуру.

Но право на свободу выражения и обязанность расширять горизонты искусства не освобождает музеи, а также прессу или театры, от ответственности за то, что они выставляют и как они это выставляют. Есть грань, за которой шок становится оскорблением, как выяснил Мэл Гибсон, и эту грань нельзя переходить. Нельзя подвергать посетителя Музея Сахарова риску увидеть оскверненную икону.

И все же есть что-то средневековое в привлечении экспертов, включая искусствоведов, этнографов и даже психиатра, как сделала российская прокуратура, для выяснения, были ли на выставке «использованы визуальные или вербальные методы», унижающие «какую-либо этническую, расовую или религиозную группу». Подобные расследования во времена инквизиции привели многих на костер, а в советские времена — к репрессиям по отношению к лучшим художникам и писателям.

Зрелое общество должно быть способным терпимо относиться к оскорбительному искусству или хотя бы находить способы справиться с ним без привлечения полицейских сил. Это особенно справедливо для России, где на протяжении 70 лет царил жестокий государственный контроль над интеллектуальной жизнью и искусством.

В том же Музее Сахарова выставлены маленькие черно-белые фотографии тех, кто погиб, когда Кремль силой насаждал свои политические и культурные верования. Многие из них были хранителями музеев и художниками.

Перевод www.inopressa.ru