 |
| Радонеж | 16.02.2004 |
Андрей Третьяков: Как Сергей уже отметил, поводом к нашей передаче послужило не только очередное празднование недели Новомучеников и исповедников Российских, но также и статья, которая вышла в январском номере за 2004 год «Церковного вестника»: «Можно ли спешить с канонизацией?» Это даже скорее не статья, а интервью, которое взято у секретаря Синодальной комиссии по канонизации священника Максима Максимова. А интервью это взял ответственный редактор «Церковного вестника» Сергей Чапнин. Все интервью выдержано в традиции скорее даже не церковной журналистики, а светской, носит явно, если так можно сказать, «желтый» характер — скорее всего, священник все же так не отвечал, а по-видимому, редакция «ЦВ» постаралась сделать эту статью более острой. Сразу можно сказать, что статья носит характер попытки доказать, почему канонизация Евгения Родионова, мученически погибшего в Чечне, в плену, невозможна.
Как уже сказал Сергей, мы постараемся в сегодняшней передаче связаться со священниками, если получится, даже связаться с мамой Жени Родионова, Любовью Васильевной Родионовой и постараемся дать какой-то анализ этой статье.
С. Г.: Перед тем, как мы будем обсуждать эту публикацию, хочется напомнить высказывание нашего известного богослова, диакона Андрея Кураева, в интервью, которое он дал, когда формировалась новая редакционная коллегия газеты «ЦВ». Замена редакции произошла в 2001 году, как раз тогда ответственным редактором газеты стал Сергей Чапнин. До этого он редактировал либерально-демократический, с попыткой представить его церковным, сайт «Соборность». Так вот о. Андрей в своем интервью, когда ему был задан вопрос, что он думает по поводу формирования новой редакции газеты «МЦВ», ответил следующее: «Похоже, предполагается реализовать любопытный проект, в котором будет попытка совместить функцию официального голоса Церкви с жанром авторского группового издания — издания, с выраженной четкой авторской позицией людей, делающих эту газету. Конечно, пока трудно себе представить, как это может быть реализовано, ведь это будет создавать много проблем, так как читателю неизбежно придется различать: где высказывается официальная позиция Церкви, а где — авторское мнение. Но это лишь часть проблемы. Существенно важно также, как эту разницу в позициях будет оценивать само Священноначалие. И, соответственно, не будет ли полемика других церковных изданий с тем или иным автором (или даже редактором) „МЦВ“ подаваться как полемика с самим Священноначалием». Я прошу обратить внимание вот на это высказывание о. Андрея: наша сегодняшняя полемика — это не полемика со Священноначалием нашей Церкви. Это полемика с редакторским коллективом и со способом подачи информации в этой газете этим редакторским коллективом. «И второе, — закончил свое интервью о. Андрей, — не менее важно, чтобы любое несогласие с тем, что пишется в „МЦВ“ не рассматривалось автоматически как проявление диссидентства или непослушания Священноначалию». Вот это мы заранее подчеркиваем в начале нашей программы.
А. Т.: Еще раз напомню слушателям, что статья «Можно ли спешить с канонизацией?» вышла в «ЦВ», который именуется официальным изданием Русской Православной Церкви. И вот, следует особое внимание обратить, что о. Андрей Кураев тогда еще предупреждал, что та информация, которая будет проходить в этом издании, если она исходит не из уст Патриарха, не из уст Священноначалия, а, как тут написано, «в форме интервью или в форме размышлений редакторского коллектива этого издания», не должна восприниматься как официальная позиция Русской Православной Церкви. Но давайте вернемся все-таки к самой статье. Конечно, полный вариант этой статьи мы вам предложить не можем, потому что время и формат нашей передачи этого не позволяют. Но надеюсь, самые «яркие» моменты затронут священники, которые у нас будут выступать.
Сразу можно обратить внимание на несколько вопросов. Например, Сергей Чапнин спрашивает священника Максима Максимова: «Как бы вы прокомментировали позицию, например, „Союза православных хоругвеносцев“, которые говорят о Евгении Родионове как о новомученике за Христа и Россию?» Надо обратить внимание, что не только хоругвеносцы, а очень много православных людей выражали свою веру (конечно, только Церковь решает — святой или не святой) в то, что впоследствии Церковь канонизирует Евгения, который мученически погиб в чеченском плену. Но такая неприязнь к хоругвеносцам объясняется очень легко — когда Сергей Чапнин назначался на должность ответственного редактора «ЦВ», то как раз одной из православных организаций, которая выступала против этого назначения, был «Союз хоругвеносцев». И благодаря «Союзу», было собрано множество писем, которые были направлены в Издательский отдел, чтобы С. Чапнина все же не назначали ответственным редактором официального издания Русской Православной Церкви. Так вот, после этого вопроса о. Максим Максимов: «Надо определенно заявить, что эпоха новомучеников и исповедников Российских, как бы мы ее ни растягивали, уже закончилась. Мы можем провести границу по 1970-м годам, в крайнем случае, 80-м годам, когда в мир иной отошли последние исповедники, вышедшие из лагерей. Когда Евгения Родионова причисляют к новомученикам и исповедникам Российским, происходит очевидный подлог. Современная история России — это совершенно иной период.»
Для церковных историков, для богословов данная позиция священника является очень странной. Более подробный комментарий к данному высказыванию, надеюсь, смогут дать священники, до которых мы сегодня постараемся дозвониться. Зачитаю еще один вопрос (их тут множество), который удивляет своей бестактностью. Тот вопрос и тот ответ, который на него последовал. Тут отсутствует даже какая-то элементарная культура уважения к матери, к женщине, которая потеряла своего сына. Вопрос Сергея Чапнина: «Что же вы узнали из разговора с Л. В. Родионовой?» И священник Максим Максимов отвечает: «Мы предупредили ее, что главный вопрос связан с почитанием ее сына. Вы — единственный свидетель, которому мы можем доверять, и все, что вы скажете, будет запротоколировано. Она рассказывала о Жене, о себе, о том, как искала сына, получив от командования лживую телеграмму, что он дезертировал. Потом она долго искала правды, пока, в конце концов, не встретилась с чеченским командиром Русланом Хайхароевым, который в 2002 году, когда состоялся этот разговор, уже погиб (Прим. ред., внесенное Сергеем Чапниным). Она узнала, что есть люди, которые могут открыть ей место, где похоронен ее сын. Но за это требуется заплатить. Она заложила свою квартиру. В этом смысле у нее есть христианское чувство самопожертвования. Кроме одного „но“: все ее действия обусловлены безграничной, „до обожествления“, к своему сыну». Данная стилистика встречается. Если сказанное относится к матери, которая потеряла сына, то подобная стилистика встречается, в бульварной прессй, которую именуют «желтой». А мы видим это на страницах «ЦВ»! Конечно, подобные высказывания ни в коей мере не могут быть отнесены к позиции Священноначалия Русской Православной Церкви…
С. Г.: Конечно, факты, которые высказываются в этой публикацией священником Максимом Максимовым, должны были быть вначале согласованы с тем отделом Московской Патриархии, который непосредственно занимается проблемами взаимоотношений Церкви и Армии. Его возглавляет всем хорошо известный уважаемый протоиерей Дмитрий Смирнов. Однако же, в статье допускаются такие выражения: «Авторы, которые считают, что Евгений Родионов является святым, выражают свое мнение. Они могут издавать брошюры, как частные лица, но выступать от имени Церкви они не могут. Нельзя забывать, что каждый, кто записывает предание Церкви, несет ответственность перед Богом и Церковью. Авторы, которые пытаются выдать желаемое за действительное, не могут быть церковными и компрометируют сами себя». А в начале статьи приводится высказывание самого протоиерея Дмитрия Смирнова. Здесь говорится, что он заявил, что «верует и исповедует, что Евгений Родионов совершил христианский подвиг, достойный канонизации». И Сергей Чапнин (видимо, он писал это заглавие) продолжает: «Однако, не было и до сих пор нет никаких церковных документов о прославлении воина Евгения. В то же время на официальном сайте Отдела по взаимодействию с вооруженными силами священник Константин Татаринцев утверждает, что прославление возможно по формуле «воин-мученик Евгений Родионов и иже с ним пострадавшие воины Андрей, Игорь и Александр». Давайте предоставим слово самим священникам, которых обвиняют, как мы видим из статьи, в нецерковности и в том, что они сами себя компрометируют. С о. Дмитрием, руководителем отдела по взаимодействию армии и Церкви, нам не удалось связаться, он находится в рабочей поездке, но с о. Константином связаться удалось. Вот запись интервью с зав. сектором военно-воздушных сил Синодального отдела Московской Патриархии по взаимодействию с вооруженными силами, исполняющим обязанности настоятеля храма Вознесения Господня за Серпуховскими воротами (где и располагается отдел) иереем Константином Татаринцевым.
— Добрый вечер, батюшка.
— Добрый вечер.
— О. Константин, вам знакома статья, которую мы сейчас обсуждаем, вышедшая в 1-м номере январского «Вестника»?
— Я получил ее в перепечатке газеты «Реутовский благовест».
— Нам бы хотелось услышать ваш комментарий — как человека, непосредственно связанного с вооруженными силами по своей профессиональной деятельности.
— Прежде всего, мне близка история, связанная с подвигом Евгения Родионова. С подвигом, который отмечен Родиной Орденом мужества и о котором шла речь в недрах Церкви — о возможной канонизации Евгения. Потому что, в частности, я собирал материалы, доступные для меня и объездил семье тех еще трех солдат — Андрея Трусова, Игоря Яковлева и Александра Железнова, которые погибли вместе с Евгением Родионовым. Я встречался с их родителями и собирал материалы по просьбе Святейшего Патриарха Алексия, которая была передана мне в то время председателем Синодального отдела по взаимодействию с вооруженными силами епископом Саввой Красногорским. То есть та формула, которая приведена в статье, не выдумана: «мученик Евгений Родионов с убиенными вместе с ним воинами Александром, Игорем и Андреем». Этот вопрос рассматривался как раз со Священноначалием: люди, которые пострадали вместе с Евгением Родионовым — нет ли каких-нибудь обстоятельств, мешающих их канонизации? Они вместе переживали плен, друг друга поддерживали, одинаково приняли страшную мученическую смерть. Так вот, сам подвиг воинский их уже безусловен: он отмечен Орденом мужества, каждый из них посмертно получил такой орден, такую высшую воинскую награду. А что касается духовных аспектов, то, увидев программу «Русский Дом», где был небольшой репортаж об этом случае, мне и близким мне людям довелось повстречаться с Любовью Васильевной, познакомиться, собрать материалы и вместе, соборно написать статью, которая всколыхнула православный мир и дала возможность собрать средства, чтобы выкупить обратно квартиру. Потому что Любовь Васильевна практически оставалась уже без своего жилья, где она воспитала своего сына. И прочитав статью, первая реакция была, которую мне сейчас хочется озвучить — это то, что, обсуждая подобные вопросы, необходимо быть очень тактичным человеком. Неважно, имеешь ли ты административные функции, работая в комиссии по канонизации или являясь просто священнослужителем или даже мирянином. Потому что вопрос о канонизации решается не только административно, на земле. Он решается, конечно, прежде всего в Царствии Божием. А так как Церковь Небесная и земная связаны, то, безусловно, он найдет отражение и в земной жизни нашей Святой Церкви. Так вот, что касается Жени Родионова… Знакомясь с его семьей — с мамой Любовью Васильевной, вникая в эту историю, могу констатировать, что это был молодой человек, который любил жизнь, который занимался спортом. Который вместе с классной руководительницей пел на клиросе в подольском храме. Был молодым человеком, который любил Господа, который в 14 лет носил крестик, не опасаясь этого, несмотря на то, что это еще не было принято в школе, на уроках физкультуры. Не снимал его никогда. Мама говорила: «Как же, тебя будут ругать…» — «Мама, никогда крестик я не сниму» — говорил Евгений маме.
В статье утверждается, что нет свидетелей. Нет, свидетели есть! И когда мы собирали эти материалы, помимо Любови Васильевны, свидетелем этой истории может быть также некий представитель ОБСЕ Леннарт, который помогал Любови Васильевне найти Руслана Хайхароева. И он свидетельствовал о всех тех разговорах, которые происходили между Любовью Васильевной и этим убийцей. В этим разговорах принимала участие и мама воина Александра Железнова — Нина Ивановна. Поэтому уже, по крайней мере, три человека могут свидетельствовать об этом. Но есть еще свидетельства, которые не прямым, а косвенным образом свидетельствуют о необычности этого случая и о правомерности постановки вопроса о канонизации Евгения Родионова. Так, например, мироточение обложки книжечки, где рассказывается о его подвиге. Об этом свидетельство священника Украинской Православной Церкви Московского Патриархата я приводил наряду с прочими свидетельствами. Как Господь вразумил убийц Евгения Родионова? Брат Хайхароева был застрелен в перестрелке с русскими пограничниками на том месте, где эти четыре солдата-пограничника попали в плен. Сам Руслан Хайхароев был смертельно ранен и умер в Бамутском госпитале, в больнице от тяжелых ран, полученных в перестрелке со своими соплеменниками в Грозном. Сколько людей, узнав об этой истории, потянулись к тому, чтобы узнать как можно больше о Жене! Появилась потребность молитвенно просить его заступничества, особенно для тех, кто находится в тяжелых условиях, в окопах, рискуя своей жизнью. В Сербии воины, узнав об этой истории, писали ему иконы и просили его молитв. И, видимо, они получали молитвенную помощь, потому что слава об этом имени так быстро разнеслась, можно сказать, по всей православной земле — не только ограниченной Московским Патриархатом, но и в других наших братских Поместных Православных Церквах. И то, что не искусственно, а естественно имя Жени прославилось, Любовь Васильевна никаких к этому специальных усилий не прилагала, это очевидно. Мне было очень больно прочитать в статье эту фразу, что она «заложила свою квартиру, и в этом смысле у нее есть христианское чувство самопожертвования… Кроме одного «но»: все ее действия обусловлены безграничной, «до обожествления», к своему сыну». Конечно, ее действия были обусловлены любовью к сыну, причем здесь обожествление? Просто она как мать совершила материнский подвиг: под бомбежками, в голод, в разруху, рискуя жизнью, рискуя быть изнасилованной, убитой, она искала своего сына. И это подвиг просто материнский. Она его совершила, и он сам по себе самодостаточен. И она не искала никакого церковного прославления Жени. Просто приехавшая группа в поселок Курилово Подольского района на съемки фильма о постановке креста на местную церковь, узнала об этой истории и заодно сняла репортаж о Жене. Она никогда ничего этого не просила и ничего не искала. И вот этот маленький фильм подтолкнул события к их развитию. Но секретарь комиссии, священник Максим Максимов говорит о том, что она не воцерковлена. Неправомерно, особенно в СМИ, ведь это момент интимнейшей духовной жизни человека — у кого, когда и сколько он исповедуется — неправомерно наобум вот так объявлять, тем паче, что Любовь Васильевна, может быть, через вот это горе, через потерю своего сына, и воцерковилась. Она много исповедовалась у разных священников, в том числе, и у протоиерея Феодора Соколова, настоятеля Преображенского храма, что в Тушино, у меня, когда я служил в этом храме. Она имела духовником священника в Рязанской области. Она часто бывала в Иоанно-Богословском монастыре Рязанской епархии. Отец Александр Шаргунов имел с ней многочисленные беседы и исповедовал ее. То есть это человек, который ведет церковную жизнь. И нелепо так говорить в СМИ… То, что человеку воцерковляющемуся порой тяжело придти в ближайший храм, к ближайшему священнику, — это ни о чем не говорит. И таких вот «но», рождающихся по прочтении этой статьи, очень и очень много. Некорректно, бестактно, неправильно — вот те чувства и эмоции, которые рожаются после чтения этой статьи. Еще хочу сказать, что сама Любовь Васильевна к этому никак не причастна. Наоборот, ей очень больно, когда такие разговоры те или иные священники вели о канонизации Жени, со словами, что все, этот вопрос будет точно решен, «на Архиерейском соборе канонизируем"… Другие священники на Архиерейском соборе говорили о том, что «Женя давно уже во святых"… Только величайший такт, только мудрость… А для тех людей, которые соприкоснулись с подвигом — и воинским, и христианским — это еще и надежда, и упование, и вера… Это не политическое знамя, которое армия поднимает, чтобы воодушевить воинов. Нет. И мне представляется, что пройдет какое-то время и вопрос этот будет решен, по моей вере, по моему убеждению, положительно. И не канцелярией той или иной комиссии, а связью таинственной и мистической Церкви Небесной и Церкви земной.»
С. Г.: Спасибо, о. Константин, вы очень все хорошо сказали, «если бы только не одно «но»: подобного рода публикация появилась не просто в СМИ, а в официальном издании РПЦ — «Церковном вестнике». И здесь употребляются следующие выражения. Авторы — те, которые считают, что Женя Родионов является святым — выражают «свое личное мнение»: «Они могут издавать брошюры как частные лица, но выступать от имени Церкви они не могут. Нельзя забывать, что каждый, кто записывает предание Церкви, несет ответственность перед Богом и Церковью». А в начале статьи, как мы уже говорили, указывается, что председатель Синодального отдела по взаимодействия с вооруженными силами и правоохранительными органами протоиерей Дмитрий Смирнов завил, что «Евгений Родионов совершил христианский подвиг, достойный канонизации», а далее написано на официальном сайте Отдела: «священник Константин Татаринцев утверждает, что прославление возможно по формуле: воин-мученик Евгений Родионов». И вот, казалось бы, Церковь у нас одна и мы все в ней едины. Комиссия по канонизации, которую представляет священник Максим Максимов, как мне представляется, все-таки должна была посоветоваться с Отделом по взаимодействию с вооруженными силами и правоохранительными органами, прежде чем печатать подобного рода информацию в официальном издании РПЦ. Как бы вы, о. Константин, прокомментировали это?
О. Константин: Этот вопрос, мне кажется, надо задать не мне, а священнику Максиму Максимову — почему он так поступил и почему не обратился в Синодальный отдел. На меня никто не выходил с вопросами перед публикацией этой статьи. Что касается вопроса, что мы выражаем личное мнение, то по большому счету, и члены комиссии выражают тоже личное мнение, потому что, хотя это и специализированный орган Церкви, который изучает эти материалы, — до официального изучения этого вопроса (да или нет), это рабочие моменты, где возможен, наверное, и искус определенный (это и правильно, чтобы не было лжесвидетельств и лжеканонизаций), но до окончательного вердикта публичное обсуждение этого вопроса официальными лицами неправомочно, как неправомочен, скажем, рассказ о следственных действиях до вынесения приговора. Поэтому, как этот вопрос решится — действительно, дело Священноначалия и комиссии, которая собирает эти материалы. Но давать оценки до итога работы, до конца работы, по крайней мере, в СМИ, мне думается, глубоко неправильно.
Спасибо, о. Константин. Это был зав. сектором военно-воздушных сил Синодального отдела Московской Патриархии по взаимодействию с вооруженными силами, исполняющий обязанности настоятеля храма Вознесения Господня за Серпуховскими воротами, иерей Константин Татаринцев.
А. Т.: Нам удалось связаться с одним из сотрудников Отдела, возглавляемого о. Дмитрием, с нашим постоянным автором, который сам много раз бывал в Чечне, знающим все трудности, с которыми сталкиваются наши солдаты там — иеромонахом Саввой (Молчановым). Не могли бы вы, батюшка, прокомментировать статью в 1-м номере «МЦВ» за 2004 год?
Иеромонах Савва (Молчанов): Я познакомился с этой публикацией. Конечно, она вызывает глубокое сожаление, поскольку, с моей точки зрения, способна внести смущение в народ церковный своим оскорбительным и провокационным характером. Мы все считаем воина Евгения истинным мучеником за Христа. И мы все убеждены, что его канонизация — это только вопрос времени. Я уже познакомился с этой статьей: становится ясно, что комиссии по канонизации не хватает доказательств. Ну, что тут можно сказать…
Синодальный отдел по взаимодействию с вооруженными силами и правоохранительными органами готов помочь и оказать содействие членам комиссии в организации командировки в Чеченскую республику, где они, без сомнения, получат дополнительные свидетельства. Женя Родионов будет канонизирован — это просто вопрос времени. Мы все — вся Церковь — в это верим!
А. Т.: Спасибо, батюшка. Мы услышали уже мнение двух сотрудников Отдела по взаимодействию Церкви и армии, возглавляемого прот. Дмитрием Смирновым, и позиция обоих священнослужителей все-таки не совпадает с тем мнением, которое высказывается на страницах «ЦВ».
С. Г.: Мы хотим еще представить вам, дорогие слушатели, мнение уважаемого московского священника, председателя Комитета «За нравственное возрождение Отечества» прот. Александра Шаргунова, который с самого начала является инициатором прославления Жени в лике святых. И я даже знаю, что на престоле в храме св. Николая в Пыжах у о. Александра как святыня хранится крестик Жени, который он не пожелал снять в момент своего мученического подвига. Батюшка, как бы вы прокомментировали статью в «ЦВ»: «Можно ли спешить с канонизацией?»
Прот. Александр Шаргунов: «Это интервью священника Максима Максимова о канонизации воина Евгения Родионова, которое он дает ответственному редактору «ЦВ», мягко говоря, вызывает у меня недоумение. Создается впечатление: автор убежден, что ему позволено говорить все, что угодно от лица Церкви только потому, что он является секретарем Синодальной комиссии по канонизации. В самом деле, не может не поражать уровень рассуждений собеседников. Священник Максим Максимов рассуждает, что воина Евгения Родионова новомучеником нельзя назвать, во-первых, потому, что «надо определенно заявить, что эпоха новомучеников и исповедников Российских, как бы мы ее ни растягивали, уже закончилась. Мы можем провести границу по 1970-м, в крайнем случае, по 1980-м годам, когда в мир иной отошли последние исповедники, вышедшие из лагерей. Когда Евгения Родионова причисляют к новомученикам и исповедникам Российским, происходит очевидный подлог: в современной истории России это совершенно иной период.» Итак, получается, что гонения на Церковь кончились, новых мучеников больше не будет. Не может быть, между прочим, речи о прославлении, скажем, убиенных Оптинских иноков или убиенного ваххабитом иерея Игоря Прозина, или протоиерея Анатолия Чистоусова, замученного в Чечне. Книга Апокалипсиса вообще закрыта, наступило принципиально новое время! Очевидно, эпоха тысячелетнего царства… Не хочется верить, что о. Максим исповедует такую откровенную ересь. Такое впечатление, что он не понимает, что пишет! Но кроме этого, возникает более простой вопрос: неужели секретарь комиссии по канонизации не знает то, что известно каждому семинаристу. Само название «новомученики» мы восприняли с XVI, XVII, XVIII, XIX веков в связи со страданиями на Балканах греческих и сербских христиан, которых убивали только за то, что они отказывались похулить веру во Христа и принять магометанство (между прочим, как мы видим, буквально то же, что было с воином-новомучеником Евгением!). если следовать логике о. Максима, то и наших новых мучеников и исповедников Российских нельзя назвать таковыми. Как, кстати, и в недавнем времени авторитетно утверждали иные. Для меня странно, что о. Максим аргументирует свою позицию тем, что «Православная Церковь никогда не причисляла к лику святых тех, кто был убит на войне». И ссылается при этом на частный случай из истории Константинопольской Церкви X века. Сразу заметим, что Церковь в прославлении святых не может быть ограничена никакими внешними обстоятельствами их подвига. В том числе, если они проявили свою верность Господу на войне. Напротив, Церковь относит слова Спасителя о том, что «нет большей любви, чем кто душу свою положит за друзей своих» в исключительной степени к православным воинам. И благословение преподобным Сергием на Куликовскую битву схимонахов Александра и Андрея всегда свято хранится в памяти Церкви. Напрасно о. Максим запутывает читателя, уходя от всем известного факта: новый мученик Евгений Родионов был убит не в бою, а в плену. А также и другого общеизвестного факта, что у всех пленников была возможность остаться в живых ценою отречения от Христа и принятия ислама. Или вот еще один образец аргументации о. Максима: «Люди, которые приезжают на могилу Евгения, сами служат панихиды и в храм к священнику никогда не обращаются. Что, кроме сектантства, можно в этом увидеть?» Смелость, с которой о. Максим объявляет сектантами незнакомых ему благочестивых людей, которые, очевидно, предприняли неблизкий путь, чтобы, по древней православной традиции, помолиться на могиле праведника, просто обескураживает. Кто сосчитал, сколько раз они подходили, может быть, к закрытым дверям этого скромного сельского храма, или, может быть, им отвечали, что батюшка сейчас на требах? В конце концов, разве мирянам запрещено употреблять молитвословия из чина панихиды в своей частной молитве? И мы знаем, что, как правило, в Курилово (где погребен воин Евгений) приезжают целые паломнические автобусы во главе со священниками.
Ну, а как прокомментировать эту уничижительную, на грани, я бы сказал, цинизма, фразу в адрес Любови Васильевны, ее святой материнской любви? Для выкупа останков сына у Любови Васильевны потребовали, как известно, деньги, и тогда она (цитирую интервью) «заложила свою квартиру. В этом смысле у нее есть христианское чувство самопожертвования, кроме одного «но»: все ее действия обусловлены только безграничной, до обожествления, любовью к сыну». Так и написано: «до обожествления». Видно, как автор очень доволен собой, что нашел словцо, позволяющее ему перевести тему канонизации в бытовую плоскость патологической привязанности матери к сыну. Я думаю, что в данном случае неуместно говорить о каком-либо христианстве. Это просто удивительно, как только у него язык поворачивается! Даже элементарная этика цивилизованного общества запрещает подобные публичные суждения о глубочайших страданиях матери, потерявшей единственного сына, которая в горе, в отчаянии, в безысходности, в беспомощности — и не находит ни у кого поддержки.
А теперь я хотел бы перейти к тому, ради чего о. Максим выстраивает все свои рассуждения и подводит читателя к главному выводу: главный вывод, который должен сделать читатель интервью — недостаточная достоверность того, что смерть Евгения Родионова была именно такой, какой ее описывают. СМИ описывают (которым, конечно же, нельзя доверять, и почитатели нового мученика (которым тоже нельзя доверять). Кроме того, «никаких сведений о том, что Евгений или кто-либо из погибших с ним воинов вел сознательную церковную жизнь, нет. И фактов, подтверждающих мученическую, в церковном смысле этого слова, кончину, Синодальной комиссией не обнаружено.» Интересно, обнаруживала ли когда-нибудь какая-либо комиссия факты о том, что вел сознательную церковную жизнь, скажем, тот воин из 40 мучеников севастийских, который в самый последний момент предпочел быть со Христом и принять смерть? «Следовательно, — говорит о. Максим, — вести речь о прославлении Евгения в лике святых неуместно и безосновательно». Вот мы видим, что интервью, которое начиналось с откровенного искажения учения Церкви о том, что уже якобы новых мучеников вроде бы и быть не может, с демонстрации невежества, с незнания того, что такое новые мученики и откуда все это повелось, с оскорбления — оно заканчивается также ложью и оскорблением. Подлинность рассказа Любови Васильевны или искажается — даются ложные сведения о том, что она говорила на Комиссии — либо ставится под сомнение то, что она говорит, только потому, что ее рассказ неоднократно был опубликован в печати. Вот я прочитал эту публикацию в «ЦВ», сразу же позвонил Любови Васильевне, она снова рассказала мне, как ее вызывали в Комиссию по канонизации. Я попросил ее выступить по радио «Радонеж», может быть, вы свяжетесь с ней с тем, чтобы все узнали о том, как это было на самом деле, чтобы можно было сравнить, что говорит Любовь Васильевна и то, о чем говорится с интервью «ЦВ». «И если нужны вам другие свидетели, — сказала она в комиссии по канонизации, — то поезжайте в Бамут, где они живут». И у нас естественно напрашиваются те же самые мысли: если хочешь узнать правду Христову (здесь же идет речь не о каких-то рядовых вещах, а о том, что касается святости Церкви, явленной так удивительно в наше теплохладные отступнические времена!), если хочешь узнать правду Христову, потрудись: исполни свое служение Богу! Хотя, конечно, легче всего сидеть в уютном кабинете, рассуждать, все подвергать сомнению, сочинять интервью, которое на самом деле объективно, по духу своему, похоже на исполнение, простите меня, политического заказа тех, кто якобы заинтересован в установлении политического мира в Чечне. А также тех, для кого Русская Православная Церковь — враг N1 в сегодняшней России.
В заключение я хотел бы напомнить о том, что тело Евгения было привезено матерью на Родину 20 ноября 1996 года, в день памяти мучеников Мелитинских. Они были воинами-христианами Римской армии, и за отказ отречься от Христа им отсекли головы. Один из этих 33 воинов носил имя Евгений…
С. Г. Большое спасибо, о. Александр.
А. Т.: Напомню, что статья в «ЦВ» посвящена вопросу, возможна ли все-таки канонизация Евгения Родионова? И как бы обобщается это вообще: возможна ли канонизация всех воинов, которые, например, не просто были убиты в Чечне, а которые погибли именно как христиане — отказавшись принять ислам. А в частности, все это основывается на как бы пересказе общения Любови Васильевны Родионовой, в частности, со священником Максимом Максимовым. Интересно было бы узнать мнение и самой матери Евгения: правда ли вообще то, что пересказывается в этой статье? Говорила ли она это тем людям, которые выступают и подают нам эту информацию в издании, которое является официальным изданием РПЦ?
С. Г.: Любовь Васильевна, расскажите нам, пожалуйста, о той беседе, которая состоялась у вас с Русланом Хайхароевым, и что он на самом деле вам рассказал о том разговоре, который был у него с воином Евгением в плену?
Л. В. Родионова: С Русаном Хайхароевым я встречалась 17 раз. Месяц я ездила и торговалась по поводу выкупа могилы, и поэтому приходилось встречаться очень часто. И он, и боевики из его отряда, рассказывали о том, как погиб мой сын. Почему я именно об этом часто спрашивала: ну, когда я услышала первый раз, что мой сын был так изуродован, я просто не могла как-то с этим жить и мне хотелось все до тонкостей узнать. И неоднократно — и в последнюю встречу, когда уже выкапывали тело сына — речь шла как раз об этом. Он мне говорил: «Ты вырастила плохого сына, борзого сына (как он говорил). Он не любил тебя, он мог бы жить. Мы предлагали ему жизнь. Ведь он же прекрасно понимал уже, что не его взяла в этой ситуации! Женя и его друзья сто дней (обратите внимание — 100 дней и ночей!) были в плену. И только одно могло спасти им жизнь: если бы они перешли (это по словам Хайхароева) на сторону боевиков. Вдумайтесь: ведь Женя и его друзья были в составе пограничного отряда особого назначения. И то, что их держали при отряде — это же неслучайно. Во-первых, отряду нужны были хорошие бойцы, а Женя и его друзья были хорошие бойцы (это спецназ пограничный, их неплохо готовили). И Руслан мне рассказывал об этом неоднократно. Он и в таких мирных беседах, и уже когда за автомат хватался, в присутствии Леннарта (это был представитель ОБСЕ, какую должность он занимал, я не знаю, мне это было неинтересно), в присутствии десятка боевиков (кто они конкретно, они называли имена, я их могу повторить, но нам это ничего не даст). Откуда они? Разве боевики скажут матери свои имена? Паспорта они же мне не показывали! Но, тем не менее, Руслан все время говорил, что Женя (речь шла о Жене и обо мне) мог жить. «Мог жить». Ему нужно было только сменить веру обязательно. Это обязательное и непременное условие, потому что если он снимет крестик свой и примет ислам, он становится их братом. И тогда — только тогда! — ему будут доверять. И второе условие: он обязательно должен воевать на той стороне, на стороне боевиков. И Руслан сто раз мне говорил, что когда бы закончилась вся эта война, они бы могли — если бы он захотел, они бы ему там дом купили и жену дали, если бы захотел — домой вернулся. Вот это было! Ну, как мне это объяснить? Перед Богом я повторяю, что это было на самом деле! Я никогда ни перед кем не клянусь. Поверьте мне! Ладно, если бы это один человек сказал, но если это говорят шесть-семь раз, и каждый раз делая упор на то, что он мог жить… Ведь знаете, есть же примеры, когда другие ребята — живые. Которых заставили сменить веру — и таких судили 16 апреля 2 года назад в Ростове-на-Дону. Они сменили веру, они приняли ислам, они воевали на стороне боевиков. И им на самом деле жизнь боевики сохранили! Просто потом они их выбросили за ненужностью. Они их как людей сломали, а потом выбросили! А потом их судили: им дали по 15 лет с конфискацией имущества. Всех, каждого человека, даже кто был в плену, вы можете тоже спросить об этом. Почему-то было в этой войне такое: именно навязывание этого ваххабизма. А представьте себе парня, который никогда и не скрывал, что на нем крестик, никогда! Женя был не из тех ребят, которые носили крестик по моде. И когда ему было, может быть, 10, может, 11 лет, у него было две бабушки. К сожалению, было. Обе — Марии. Они его отвели в храм, его исповедали, причастили и с этих пор он всегда ходил с крестиком. Это не дань моде, уверяю вас! На всех фотографиях, которые у меня до сих пор целы, он всегда с крестиком. Все ребята раздеты — лето, жара, ни на ком нет: только на нем одном. Он не стыдился этого ни в бане, ни на соревнованиях, как будто приросло это к нему. Обо всем этом я рассказывала в комиссии, куда меня пригласили. Я помню только одного человека: Максима Максимова, я все это рассказывала. Единственное, что я сказала, может быть, не совсем правильно, я сказала, что я не знаю, с какими словами умирал мой сын. Потому что их интересовало, прежде всего, именно это. Может быть, он к Богу обращался, может быть, он сказал слово «мама», а может быть, он проклинал своих убийц. Вот этого я не знаю! По характеру, по тому, каким Женя был, я не могу сказать, как поведет себя в какой ситуации человек, но то, что на Жене остался его маленький окровавленный крестик… Я не прочитала, мне позвонили и рассказали об этой статье. Вы знаете, мне было так больно, как будто меня ударили хлыстом по лицу! Да разве такое вообще может придти в голову человеку! Если бы я хотела как-то сказать: ах, мой сын, он какой-то там герой! Я наверное, скорее бы сказала, что мой сын убил там десяток боевиков, еще что-то такое… Я в разговоре в этой комиссии всегда чувствовала, что мне не верят, на меня смотрят не как на человека, который рассказывает правду, а так: ну, что там, ну, мать, ну, это она из любви к сыну… Мне было очень больно! Мы друг друга не то что не поняли, мы не приняли друг друга! Мне было очень больно тогда, и тогда я сказала: «Если бы спросили меня по поводу канонизации, я бы сказала честно и искренно: «Я категорически против, потому что это дело Бога!» Но вот то, что я рассказала — этот факт и то, что это было на самом деле! Поверьте, люди, мне перед Богом лгать совсем уж ни к чему! Это было, это было именно так, причем это повторялось неоднократно. И потом, спустя уже два года, в 1998 году в ноябре месяце я поехала на это страшное и проклятое место. И тогда я снова встретилась с Русланом Хайхароевым, я еще раз его спросила: «Скажи, Руслан, что это не так, я не могу с этим жить!» Потому что, вдумайтесь, когда матери рассказывают подробности, как все это было, какие были на нем носочки и как все это было — с этим жить нельзя! На что он ответил: «Нет, я рад бы сказать, но это было именно так!» Голова, которая лежала вообще в другом месте… И когда я в первый раз привезла тело сына, я возненавидела все вокруг. Потому что — как же так, я одна искала не одного своего сына, я всех четверых искала, я столько слез пролила, я столько раз могла погибнуть, но каждый раз молила Господа: «Помоги мне, позаботься и нет!» И Бог о нем позаботился, Он помог мне его найти! И тогда, когда, казалось, уже с этим нельзя жить, Хайхароев снова это подтвердил: что да, у тебя вот именно был такой плохой сын, который не захотел жить, хотя он мог жить. Я никогда не поверю, что он лгал мне, пугал меня, нет! Они в такие минуты искренни. И потом, вспомните: 1996−1997 гг. — это были годы, когда они вообще отвязались, они вообще никого и ничего не боялись. Леннарт — его ведь при необходимости можно найти, просто это уже не мое дело. Конечно, сгоряча, но чувствуя какое-то подозрительное ко мне отношения, я сказала: «Если вам это интересно, пожалуйста, поезжайте в Чечню! Я дам вам адреса, узнавайте!» Вся эта ситуация меня просто больно ранит, я хочу только одного. Когда вы произносите имя Жени Родионова, когда вы относитесь как-то к этому делу, будьте добрее, будьте осторожнее.
С. Г. Любовь Васильевна, о. Максим Максимов в Чечню не поехал, как вы ему предлагали это сделать, а он решил просто в своей статье отразить то, что вы ему говорили, потому что, вы, кажется, упомянули, что с Хайхароевым вы встречались 17 раз…
Л. В.: Да-да!
С. Г.: Но вот мы читаем в статье слова священника Максима Максимова: «В нашем разговоре с Любовью Васильевной выяснилось, что ее встреча с Хайхароевым продолжалась не более семи минут (это надо понимать: вообще за все время, когда вы были в Чечне), и он ничего (ничего!) не говорил ей о конкретных обстоятельствах гибели Евгения. Те диалоги, которые появляются в газетах, типические. Они взяты из рассказов других русских солдат, побывавших в плену. Как нам соединить вот эти две информации: которую вы нам проговорили (от всего сердца я вам верю) с тем, что пишет священник Максим Максимов в «ЦВ», как они подписывают, в «официальном издании». Вы же лично встречались со священником Максимом Максимовым и, наверное, говорили о том, что 17 раз встречались с Хайхароевым…
Л. В.: С Русланом Хайхароевым, с тем человеком, которого трудно назвать человеком, я встречалась 17 раз. Ведь целый месяц мы торговались по поводу могилы! По поводу могилы! Поэтому неоднократно он мне все это говорил. И не один он: все люди с его окружения мне сто раз повторяли этот ужасный момент, когда Женя погибал и когда у него был выбор. То, что я 17 раз встречалась с Русланом Хайхароевым, я это все рассказывала, когда меня вызывали.
С. Г.: А лично священнику Максиму Максимову вы это рассказывали?
Л. В.: Так он же там был, он же в комиссии был! И еще два человека, которых я не знаю…
С. Г.: А как же вы объясните его слова, что «вы видели Хайхароева всего семь минут…»?
Л. В.: Не знаю, как объяснить, но по поводу того, что я встречалась с Хайхароевым, у меня есть свидетели. Почему он так исказил, я не знаю. Я не могу это объяснить.
С. Г.: Вы говорили священнику Максиму Максимову о том, что Хайхароев Жене предлагал принять ислам, и только после его отказа, он был зверски убит чеченцами? Вы это говорили ему?
Л. В.: Да конечно! Я рассказала все, как это было на самом деле. Женя так страшно, ужасно погиб! Я это подтверждаю перед Богом.
С. Г. Это было интервью с матерью Жени Родионова, Любовью Васильевной. Более глубокое обсуждение этой темы мы, дорогие слушатели, предоставим вам на предстоящей неделе. В заключение нашей программы по поводу этой статьи, по поводу всех высказываний, которые там встречаются, мне хотелось бы привести небольшую цитату из работы известного русского религиозного философа Николая Бердяева. В его книге «О назначении человека», Бердяев обсуждает три направления этики, которые существуют в человеческом обществе» этику закона, этику искупления и этику творчества. По поводу этики закона он пишет: «В безличном характере этики закона — ее ограничения. Это есть этика социальной обыденности. Она проходит мимо личности и создает фарисейскую психологию христианского законничества. Она приводит или к лицемерию и ханжеству, или создает фанатизм добра, слепой к живой личности. Так возникает кошмар «злого добра» (это название одной из статей Бердяева). Особенно обращает внимание Бердяев на «садистический характер психологии законничества» и использует в этой связи термин, свойственный науке психологии, указывая на «садистическую основу морального закона». Эта цитата, к сожалению, вполне характеризует пафос статьи, напечатанной в 1-м январском номере «Церковного вестника».
8 февраля 2004 г.
Страницы: | 1 | |
