Февраль. Пафос

Гуляю по городу, в котором апостол Павел одержал огромную даже не религиозную, а политическую победу. Именно здесь он окрестил римского проконсула Кипра — таким образом, остров стал первой в мире территорией, которой правил христианин.

Однако туристам рассказывают не о знаменитом евангельском чуде святого Павла, а о легендарном эпизоде из его жизни, которому не нашлось места в Писании. Рассказывают об избиении апостола кнутами возле колонны, которая с тех пор стала одной из наибольших христианских святынь Пафоса. И это можно понять. Ведь первым христианам в действительности был нужен не Павел — способный политический и религиозный деятель, а апостол-страдалец.

Личность апостола всегда вызывала у меня огромный интерес — скорее даже эмоциональный, чем исторический. Иисус, благодаря которому Павел стал сам собой, — для меня фигура каноническая. Если не быть христианином, можно увидеть Иисуса среди великих библейских пророков, от которых он отличается прежде всего универсальностью своего учения — то есть тем, что и позволило христианству стать мировой религией. Но Иисус и как Сын Божий, и как иудейский пророк, — фигура мистическая. Язык не поворачивается назвать его политиком. Кстати, интересно, что все эти иудейские проповедники нового, христианского времени, объявлявшие себя мессиями, были кем угодно — героями, сумасшедшими, мошенниками, но тоже политиками не были и большого успеха не имели, хотя весть о появлении возможного мессии волнами проходила по еврейским общинам.

Проповедник просто не имеет права быть политиком. Однако проповеднику нужен политик, даже если проповедник — Сын Божий. Таким политиком христианства и стал апостол Павел.

Апостола вообще можно считать первым политиком нового времени. Он не был догматиком — иначе христианство не имело бы шансов на победу. Но был потрясающе нравственным — потому что верил и потому что именно в этом заключался главный шанс новой религии. Античная политика основывалась на патриотизме, законах, страхе перед богами — только не на морали. Понадобились беспрецедентные для античных времен действия апостолов — и Павла прежде всего, чтобы нравственность стала если не содержанием, то по крайней мере оболочкой политики христианского мира. Однако ХХ столетие стало временем поражения святого Павла.

Ведь это было первое в истории прошлого тысячелетие нерелигиозное столетие. Я не говорю, что раньше люди — тем более политики, тем более монархи и президенты, тем более церковные иерархи — так уж свято верили. Однако они по крайней мере должны были делать хорошую мину при плохой игре, даже преступления оправдывая именем Господним… В ХХ столетии выяснилось, что все это — лишнее, что можно править не именем Господа, а именем идеологии, партии, диктатора… Новой политической генерации — и не только в странах с авторитарным строем, но и в странах демократических — оказались не нужны не только Бог, церковь и религия, но и моральная оболочка политической деятельности. Больше никто не скрывает, что политика — это не желание принести пользу ближнему — гражданину, обществу, стране, — а прежде всего жажда успеха. В постсоциалистических странах еще добавят: необходимость заработать деньги для детей — и хитро сощурятся…

Мораль в начале ХХI столетия окончательно перестает быть инструментом политики, а когда становится им, вызывает всеобщее осуждение. Я не собираюсь в этом тексте втягиваться в дискуссию о целесообразности или нецелесообразности иракской операции союзников, хочу только обратить внимание — оппоненты американского президента упрекают его, помимо прочего, и за моральную мотивацию этой операции. Упрекают, даже не скрывая, что моральное оправдание является абсолютным анахронизмом в современном мире, — и откуда в нем взялся такой анахроничный президент Соединенных Штатов? Интересно, а помнит ли кто-нибудь из этих критиков — в основном ревностных христиан, — после какого такого чуда основателя церкви проконсул Кипра принял христианство? Ведь святой Павел никого — на первый взгляд — на Кипре не спас и не вылечил. Он ослепил, да, ослепил волхва Елима…

14 февраля 2004 г.