 |
| Неприкосновенный запас | Ольга Чепурная | 16.01.2004 |
В 1960-е годы религиозный поиск советских интеллектуалов начался с классических религиозных и философских текстов. Это были, прежде всего, сборник «Вехи», гимназические учебники «Закона Божия», некоторые книги русских религиозных философов начала века. Такие книги были доступны в публичных или некоторых домашних библиотеках. «Вопрос встал о том, что такое наша история последних десятилетий, начиная с 17-го года, и что ему предшествовало. Вот одной из таких книг, которые такой вопрос поставили, был сборник „Вехи“» (интервью с Владимиром Порешем). Выбор этой книги в качестве отправной точки религиозных поисков не случаен, так как социально-исторический контекст рубежа XIX—XX вв.еков был близок советским интеллектуалам актуальностью проблем, связанных с осмыслением социализма, православия и революции. Интерес к творчеству русских религиозных философов XIX века обусловил дальнейшее направление поисков некоторых объединений. Кроме непосредственно религиозного содержания, эти тексты давали знание о «русской национальной идее», формировали патриотические пристрастия участников объединений, давали идеи программ социально-политического развития страны. Для православных националистов и патриотов русские религиозные философы являлись основным источником поисков.
Участниками Всероссийского социал-христианского союза освобождения народа (ВСХСОН) русские философы воспринимались больше как религиозно-политические авторы, на основе идей которых (в основном Николая Бердяева и Сергея Булгакова) строилось мировоззрение объединения и его политическая программа. Группу даже называли «бердяевским кружком». ВСХСОНовцы критиковали современников за антирелигиозные настроения, коммунизм признавали лжерелигией. Единственным правильным государственным устройством провозглашалась теократия. В отличие от Бердяева и Булгакова, участники объединения считали невозможным естественный переход к такому типу государства и планировали свержение коммунистического режима. Национальное и христианское сознание должны были стать основами будущего государства[1].
Ссылки на Николая Бердяева, Павла Флоренского и других можно встретить в таких самиздатских журналах, как «Земля» и «Вече», издававшихся в Москве Владимиром Осиповым, в статьях Геннадия Шиманова, Петра Скуратова и других националистических текстах. Эти авторы самиздата подчеркивали в творчестве русских философов только те идеи, которые обосновывали их собственные лозунги. «Национализм немыслим в отрыве от христианства. […] Люди без милосердия, великодушия и любви к Богу и человеку — не русские. […] Нашей путеводной линией, как и прежде, остается линия славянофилов и Достоевского"[2]. Для них быть православным означало быть русским. Особенностями православной традиции многие националисты позднесоветского периода обусловливали уникальность русской культуры, ее воспитательную миссию, они спекулировали на теме особенности русского пути и необходимости охранять чистоту нации.
Восприятию идей русских философов как основания для национальной идеи противостояли представители либерального течения православных священников и верующих (отец Сергей Желудков, Анатолий Краснов-Левитин и др.). Эти авторы в своей полемике стремились понять, как православие может сочетаться с национализмом, и в конечном итоге отвергали саму возможность такого синтеза. Они были более близки не к националистам, а к западникам. Это круг людей, принадлежавших к таким объединениям, как кружок Борис Иванова, семинар Татьяны Горичевой, «Община». Русские религиозные философы воспринимались ими как «свободные русские религиозные мыслители», как носители индивидуальных христианских мировоззрений и не отождествлялись полностью с православием или «русской идеей».
Участники этих объединений особое внимание уделяли отличиям идей религиозных философов от официальной позиции Православной Церкви (много писалось о нетрадиционном восприятии культа Петром Флоровским, искусства Сергеем Булгаковым и пр.). В работах русских философов и писателей их более всего привлекала как раз независимость от церкви. В данном случае акцент делался на тех идеях, которые подкрепляли основное напряжение этого направления религиозного поиска — противопоставление «веры в миру» (то есть мирского служения Богу, без посредничества церкви) и «церковной веры». Кроме того, практически все религиозные философы критиковали государственную власть не менее жестко, чем Бакунин или Кропоткин, но не с позиций социализма, а исходя из христианских, православных понятий греха и зла. Такое направление критики власти оказалось близким для участников околоправославных поисков и позволяло им артикулировать свои претензии к советскому правительству. Высказывания о греховности власти и социалистического режима, о необходимости привнесения христианских ценностей в управление страной можно найти в тестах не только организаторов и участников ВСХСОН, но и Александра Огородникова, Анатолия Краснова-Левитина, о. Глеба Якунина и других.
Большой интерес у участников религиозных поисков вызывало также понимание русскими философами свободы. Свобода человека виделась как свобода выбора между добром и злом, которая дает человеку возможность сознательно и добровольно встать на сторону того или другого. Эти религиозно-философские рассуждения не сводили понимание свободы к либеральным ценностям прав и свобод человека, а позволяли трактовать ее как свободу выбора религиозного мировоззрения, как независимость от мирских авторитетов.
Так как многие участники религиозных объединений были поэтами, прозаиками, художниками, для их не только духовной, но и профессиональной жизни было важно гармоничное сочетание религиозных воззрений и творчества. Не случайно параллельно с религиозно-философским семинаром Горичевой некоторое время существовал поэтический семинар Виктора Кривулина, где обсуждались проблемы сочетания религиозной веры и творчества, а в плане семинаров «Общины» значатся обсуждения соцреализма, киноискусства и прочего. Понимание творчества как духовного возрождения и приближения к Истине, как противоположности греху и как способа оправдания перед Богом, свойственное Владимиру Соловьеву и Николаю Бердяеву, было почвой для осмысления собственного творчества.
Кроме того, в рассуждениях некоторых философов об организации религиозной жизни и способах приближения к познанию Бога и истины можно найти идеи, которые, вероятно, пытались воплотить в своих объединениях их участники. Владимир Соловьев, Николай Федоров развивали идею общинности, понимаемую как необходимость общих усилий в стремлении к добру и свету. Позже Павел Флоренский писал о том, что истина достижима посредством «интуиции-дискуссии», познание истины предполагает «живое нравственное общение личностей"[3]. То, что деятельность всех исследуемых объединений была основана на дискуссиях, было обусловлено и интересом участников к существовавшим в начале ХХ века религиозным кружкам Петербурга и Москвы.
Антропоцентризм русской религиозной философии начала ХХ века, внимание к социальным и политическим вопросам; интерес к проблематике свободы и творчества оставались актуальными и для интеллектуалов позднего советского периода. Возобновление дискуссий начала ХХ века, начало религиозных поисков с момента разрыва религиозной традиции отстраненному исследователю могут представиться и логичным, и закономерным. Но у воцерковленных современников акцентирование религиозных поисков на трудах русских религиозных философов вызывало немало критики. «[…] Восстанавливая утраченную связь с «серебряным веком» […, религиозно настроенная интеллигенция искала в нем чаще всего не гнозис, а мистически окрашенные идеи. Новых богоискателей с этим веком связывает также устойчивое восприятие христианства прежде всего через культуру, отчего многие обращения проходили не от чтения святого Писания или бесед с православными, а через Достоевского, Блока, Мережковского и Соловьева. От этого же века многие унаследовали и критическое отношение к православной церкви и ее иерархии. К сожалению, от прежней интеллигенции перешло и легкомыслие в богословских проблемах, и потому на шумных религиозных семинарах было так мало глубины и серьезности!"[4]
По словам многих участников религиозных объединений позднесоветского периода, следующим шагом в религиозных поисках стало знакомство с учебниками дореволюционного издания: «…гимназические учебники Закона Божия, такие, самые простые, для нас были откровением, мы понятия обо всем этом не имели. Достали мы где-то Евангелие, это было сравнительно нетрудно» (из интервью автора с Владимиром Порешем). Такое самообразование привело участников религиозных объединений к изучению трудов отцов церкви, причем уже с самого начала поисков акцент делался на тех авторов, которые признаются основоположниками восточного богословия (часто упоминаются Ориген, Василий Великий, Григорий Нисский, Сергий Радонежский).
Тексты отцов церкви чаще всего упоминаются в рассуждениях о служении Богу, смирении и аскезе — вопросах, которые волновали участников религиозных объединений и на которые они не находили однозначных ответов. В этих текстах многие авторы самиздата также находили подтверждение идеи о том, что христианская вера дает человеку свободу, прежде всего свободу выбора своего пути к Богу, к спасению. Противостояние независимых религиозных объединений власти, с одной стороны, и официальной православной церкви, с другой, делало особенно привлекательными для религиозных поисков темы, связанные с религиозными противоборствами в прошлом: гностицизм, борьба с которым являлась контекстом становления богословия отцов церкви, григорианская реформа и разрыв восточной и западной церквей и прочее. В самиздатских журналах часто встречаются статьи и отчеты о семинарах по этим темам. Из православных богословов в документах часто упоминаются Владимир Лосский, Георгий Флоровский, Александр Шмеман — благодаря их текстам изучались и история религии, и тонкости толкования Библии. Изучение богословских трудов восточного православия, их представлений о вере и церковной организации привело одних участников религиозных поисков к сближению с РПЦ, а других к критическому отношению к церкви, к идеям ее реформации.
Еще одним элементом начального этапа религиозных поисков были восточные религиозные традиции: йога, индуизм, буддизм. Интерес к православию у многих начинался именно с увлечения Востоком. Таков путь, например, Татьяны Горичевой, которая долгое время находилась под большим влиянием йоги и восточных верований. Основные положения восточных религиозных традиций сложнее других вплетались в уже начавшее складываться околоправославное религиозное мировоззрение независимых религиозных объединений, и их влияние чаще всего малозаметно.
Параллельно с изучением русской философии, православной и исторической литературы велись поиски в области западной теологии. Книги и их перепечатки поступали из-за границы, переводились, перепечатывались и распространялись через дружеские сети. «Ну, в общем, привозилось довольно много. Я сам участвовал в распространении этой библейской литературы, привозили из Англии. Туристы приезжали «толстые», потом разматывались, вытряхивалась масса каких-то библий, в том числе и богословские книги. А так-то они свободно могли приходить по почте, — богословские книги, на языках. Из-за того, что на иностранных языках, считалось, что это не так вредно. Поэтому одной из задач, наших, в частности, с Татьяной Горичевой, был перевод. Переводилась масса, тонны просто, начиная от литературы и кончая таким уже суровым очень продвинутым богословием» (из интервью с Виктором Кривулиным). На основе полученной таким образом литературы на семинарах религиозных объединений делались доклады, в самиздатских журналах появлялись публикации, не только сами переводы, но и собственные статьи и эссе. В число привозимых авторов входили в основном протестантские теологи середины ХХ века: Карл Барт, Дитрих Бонхёффер, Фридрих Гогартен; из более ранних авторов Сёрен Кьеркегор. Влияние их идей проявилось, прежде всего, в популярности идеи «анонимного христианства», «нового гуманизма» и так далее.
Наиболее интересными эти авторы оказались для религиозно-философского кружка Горичевой и «Общины» Огородникова. Православная традиция не была основой их поисков, участники объединения стремились к синтезу разнообразных знаний, обращаясь также и к опыту либеральных православных священников и сектантов. Более церковно-ориентированным группам Константина Иванова, Сергея Гриба было свойственно и более критическое отношение к западным теологам. Но без влияния протестантизма, который в любых своих проявлениях направлен на индивида и индивидуальное спасение, развитие индивидуального религиозного поиска представляется маловероятным в православном контексте, основой которого являются соборность и идея коллективного спасения. Именно в таком контексте можно говорить о «протестантизации» религиозных поисков советских интеллектуалов.
Особенностью участия в едином информационном поле религиозных объединений, которые стремились к восстановлению и поддержанию религиозной традиции, было создание ими нового дискурса. Религиозные поиски в условиях ограниченного доступа к религиозным текстам и институтам привнесли в этот дискурс элементы и русской религиозной философии, и постмодернизма, и западного богословия, и восточных традиций. К такому творчеству их подталкивал не только сам религиозный поиск, но и вынужденная маргинализация, которая сказывалась не только на социальном положении, но и на образе жизни, языке, увлечениях и прочем.
Единое информационное поле действительно позволило религиозным объединениям организовать обмен идеями по религиозным вопросам и вовлекать в обсуждение религиозных проблем других участников контркультуры. В самиздатских текстах видно влияние националистических и правозащитных движений, восточных кружков и движения хиппи. Но эта разнородность влияний и традиций в 1970—1980-е годы не мешала религиозным искателям объединяться на основе общего противостояния коммунистической системе. С исчезновением этой общей антагонистической силы различия и противоречия стали более выпуклыми, союз националистов и либералов, православных и «христиан вообще» стал невозможным. Бывшие участники независимых религиозных объединений в 1990-е стали организаторами и участниками политических движений и партий, общественных объединений, образовательных учреждений. При этом их религиозные и политические предпочтения стали более артикулированными. В их среде выделились отдельные течения: националистическое, либеральное, традиционалистское и западническое. Но быстрое усиление позиций РПЦ в общественно-политической жизни страны позволяет ей доминировать в религиозной сфере. Большая власть РПЦ и низкий уровень религиозного самосознания основной массы россиян создают неблагоприятные условия для развития независимых религиозных организаций.
Исследования религиозности современного российского общества показывают, что религиозное мировоззрение большинства россиян крайне эклектично, его составляют многочисленные взаимоисключающие элементы: астрология, вера в реинкарнацию, в духов, в экстрасенсорные способности и тому подобное сочетаются с христианством[5]. Содержание и источники религиозных поисков советских интеллектуалов, воплотившиеся в их текстах, предвосхитили сегодняшнюю религиозную ситуацию в обществе. Сейчас, или, говоря другими словами, можно говорить о том, что распространение такого типа религиозности началось в 1960-е годы с религиозных поисков советских интеллектуалов.
ПРИЛОЖЕНИЕ
Хронологическая таблица независимых религиозных объединений Ленинграда
|
--------------------------------------------------------------------------------
[1] О ВСХСОН см.: ВСХСОН (материалы суда и программа) // Посев. Вып. 22. 1979; Алексеева Л., История инакомыслия в СССР. Вильнюс; Москва, 1992; Vaissie C. Pour votre liberte et pour la notre. Le combat des dissidents en Russie. Paris: Robert Laffont, 1999; Геллер М., Некрич А. Утопия у власти. М.: МИК, 2000. вернуться
[2] Осипов В.Н., Родионов В.С. «К земле!» // Земля. N 1−2. Посев, 1975. С. 5. вернуться
[3] Флоренский П.А. У водоразделов мысли // Соч.: В 2 т. М., 1990. Т. 2. вернуться
[4] «Круглый стол» «О русской православной церкви». М., 1986. вернуться
[5]Каариайнен К., Фурман Д.Е. Религиозность в Росии в 90-е годы // Старые церкви, новые верующие. Религия в массовом сознании постсоветской России / Под ред. проф. Киммо Каариайнена и проф. Дмитрия Фурмана. М.; СПб.: Летний Сад, 2000. С. 7−49. вернуться
«Неприкосновенный запас» N 32
