 |
| Гражданский клуб | Юрий Аммосов | 26.12.2003 |
Рождество чем дальше, тем более дает поводов задуматься о роли Православной церкви в нашей жизни. Со времени, когда власти перестали чинить РПЦ все мыслимые и немыслимые препятствия, миновало добрых пятнадцать лет. Более того, в дальнейшем власти даже пытались подыгрывать РПЦ — то льготами на импорт одарят, то в войсках часовни появляться начнут, то оформят «свободу совести» в виде такого закона, что впору руками развести, да и имиджевые акции в виде стоящих со свечками политиков мы наблюдаем регулярно и будем наблюдать в это Рождество снова. Возымели ли действие все эти меры? И здесь мы вынуждены сказать, что ни ореол гонимой, ни любовь светских властей не пошли Церкви впрок. Число новообращенных — а если и можно чем мерить успехи Церкви, так это успехом проповеди — остается совсем незначительным.
Православных, по разным опросам, в стране от 50% до 80% - это те, кто отвечают «православный» на вопрос «кто вы»? Однако за этим самоназванием стоит большое разнообразие взглядов. Помнится, несколько лет назад мне попался на глаза опрос, где были подряд заданы вопросы «Верите ли вы в…» — вместо обычного «Являетесь ли вы православным, атеистом, мусульманином и т. д.». Результаты незабываемы: оказалось, что Бог (с большой буквы) уступал первое место как объект веры гороскопам, а число верящих в загробную жизнь совпало с числом верящих в переселение душ (по трети и тех и этих). Мне до сих пор сложно отделаться от впечатления, что по большей части это одни и те же люди. Те, которые могут купить, например, книгу «Православная астрология» с поддельным благословением патриарха и считают, что в храме святую воду «заряжают энергией». С точки зрения Церкви, православным может считаться тот, кто верует согласно ее вероучению и исполняет обряды. А таких разные опросы устанавливают намного меньше. Посещающих храм раз в год — не более 7%, посещающих его ежемесячно и чаще — 1−2%. Этими двумя процентами населения, по-видимому, и исчерпывается состав регулярных прихожан, в отличие от «захожан». Сколько их было при советской власти, неизвестно, но два процента воцерковленных из семидесяти «сочувствующих» — это не та величина, которой стоит хвастаться.
Можно разразиться критикой в адрес священноначалия — оно, мол, больше интересуется хозяйственными и политическими заботами, чем проповедью; можно обличить околополитических авантюристов, распространяющих под видом православия черносотенные полуоккультные учения; можно, наконец, сослаться на многолетний советский атеизм («атеистами» себя числят примерно 20−25% опрашиваемых) или гедонистическо-консюмеристский образ современной жизни. Все это так — и все это не стоит обсуждения.
Резкое падение числа практикующих верующих не только проблема православия — западное христианство страдает от той же беды: полупустые церкви, из прихожан одни старушки да чуть-чуть публики пообразованнее с запросами. Католики и англикане прирастают в основном Африкой, а евангелические протестанты (баптисты и пятидесятники) — Латинской Америкой. Более того, в других конфессиях в развитых странах та же ситуация: храмы хорошо заполняются только в бедных этнических гетто и маленьких провинциальных городках, а в благополучных районах больших городов как белые аборигены, так и приезжие азиаты и африканцы быстро ограничивают религиозную жизнь свадьбами, похоронами, конфирмациями и в лучшем случае главными обрядами года — пасхой, рамаданом, песахом.
Почему Церкви тяжело дается ее основная задача в современном обществе? Потому что приход умирает. Модернизация не сделала иррелевантной веру, но нанесла смертельный удар приходу, причем, вовсе не стремясь к этому.
В основе христианства лежит церковная община. С момента, когда христианам разрешили строить храмы, община воплотилась в приходе — территориальной группе при определенном храме. Христианство, как и другие религии, здесь не выдумало ничего нового — так же выглядели и общины язычников с момента возникновения цивилизации. Для людей традиционного общества такой способ организации был естествен. Люди жили там же, где и работали, и крайне редко покидали место своего рождения, но и на новом месте вписывались в новую общину. Крестьяне были жителями села, ремесленники и торговые люди селились кварталами по гильдиям, студенты создавали корпорации и колледжи, соединенные в университеты. Храм был сердцем общины, а приход был всего лишь другим именем социальной единицы. Быть православным, католиком или мусульманином в такой обстановке было совершенно не сложно — дело было естественное и домашнее.
А затем традиционное общество сменило современное, и одним из важнейших изменений стало исчезновение условий для существования общины. Урбанизация, развитие скоростного механического транспорта и специализация труда привели к тому, что люди стали работать и жить в разных местах. Община держалась долго, но в 20 веке пала. Общинный менталитет еще жив в малых городках и этнических гетто — но в городских центрах, где и сосредоточена жизнь современной цивилизации, он почти умер. С. Паркинсон писал: «Люди, живущие за городом, разнятся во всех отношениях, их сближает только размер заработка. К вечеру адвокаты, инженеры, профессора и оперные примадонны растекаются во всех направлениях, проезжая расстояния, прямо пропорциональные их семейным обстоятельствам и доходам. Поселившись в приглянувшемся ему пригороде, архитектор обнаруживает, что его ближайшими соседями оказываются высококвалифицированный бухгалтер, букмекер, помощник директора банка и чиновник министерства торговли. Его коллеги архитекторы разбросаны вокруг Лондона в различных направлениях и на разных расстояниях… Жизнь в пригороде отличается от городской жизни тем, что она разобщает людей одной специальности». Мировые войны разметали людей, новые системы образования и труда поощряли мобильность, как горизонтальную, так и вертикальную. Наконец, образованные классы стали проводить на работе и в пути туда-обратно намного больше времени. И из-за всего этого центр социальной жизни естественным образом переместился к рабочему, а не жилому полюсу. Много ли из нас так же хорошо знают своих соседей по лестничной клетке, как своих сослуживцев? А где заводится большая часть романов? На учебе, работе или отдыхе.
А вот приход остался там же, где и был — рядом с домом. И еще хорошо, когда рядом — в России сейчас не редкость районы и города вовсе без храмов. Причем РПЦ то ли по недостатку средств, то ли по ошибкам планирования вместо того, чтобы создавать сетку храмов там, где люди живут, большей частью восстанавливает старые храмы там, где они когда-то были — в основном, в центре города.
Поэтому православная проповедь никак не сказывается на численности прихожан. Даже те, кто сочувственно отнесется к ней, будут вынуждены ломать свой образ жизни через колено, чтобы вести церковную жизнь. Сейчас на это обычно приходится слышать те возражения, что, мол, истинно уверовавшему приходится нести и не такие трудности. Но позвольте, ведь Церковь не создавала таких трудностей для наших предков. Она вообще не создает бытовых трудностей ни для кого, поскольку возлагает на своих детей духовные труды и труды добродетели. Но отнюдь не бытовые. Нет доблести в том, чтобы ходить в храм за тридевять земель и быть лишенным в нем общества своих светских друзей. Никто не считал, сколько потенциальных новообращенных отвратилось от церкви неудобоносимыми бременами церковного быта.
Что же нужно сделать, чтобы Церковь перестала выполнять в нашей жизни декоративно-этнографическую роль и смогла стать институтом, реально востребованным людьми? И не по принуждению или из моды, а из желания стать добрыми христианами?
Модернизация вовсе не препятствует церковности. Она просто меняет социальные формы, к которым эта церковность была привязана ранее. И для того, чтобы вернуть в нашу жизнь веру, Церкви не нужно менять содержание своей проповеди. Надо поменять формы своей организации. В этом нет ничего кощунственного или сверхъестественного: молодое вино не вливают в старые мехи, по Писанию. Вино христианского учения всегда требует самых крепких мехов. Апостол Павел говорил, что он был с иудеями как иудей и с язычниками как язычник: христианская проповедь началась с гибкости и благодаря ей торжествовала в веках. Ныне, как и прежде, надо соответствовать проиcшедшим сдвигам в обществе. Церковная община должна переместиться с места жительства к месту работы верующих.
Это не значит, что приходы должны теперь возникать в офисах. Скорее наоборот: там-то их быть и не должно. Были случаи, как, например, в «Никойле», где верующий руководитель создал должность корпоративного пастыря. Хотя окормлять организацию позвали о. Иоанна Охлобыстина, экс-кинозвезду, корпоративные труженики не очень-то потянулись на исповедь. В том числе и потому, что исповедоваться на работе не лучшая идея. Общины должны формироваться вокруг храмов, но приходы должны из прописочных стать клубными. То есть объединять людей сходных интересов и жизненного опыта — коллег и друзей. Это наполнит новым смыслом понятие «патронального святого». Представьте себе храм Георгия Победоносца, посещаемый военными. А вот храм Николая Чудотворца. Кого вы встретите там? Скорее всего, брокеров и консультантов. Или церковь евангелиста Луки, живописца по преданию — очевидно, что там будет творческая богема. По сути, мы вернемся назад к чему-то напоминающему храмы средневековых цехов и гильдий.
Восстановление приходов — это необходимый, но не достаточный шаг. Он не даст эффекта без изменения роли священства. Никто не пойдет в храм, чтобы встретить там вместо пастыря требоисполнителя-кадиломахателя, доверившего наставническую деятельность шипящей бабке за свечным ящиком — что не редкость во многих приходах. Здесь, видимо, не обойтись без переосмысления концепции церкви как места получения религиозных услуг. Это словосочетание, которое сразу наводит на мысль о коммерции и святотатстве, на самом деле описывает модель, по которой тысячелетиями общались с церковью наши предки. Не у всех и не всегда хватает усердия, а часто и возможности, чтоб исполнять все службы, как предписывается уставом. Но это не делает таких людей худшими христианами: «важнейшее в законе — справедливость, милость и вера». С другой стороны, не должно и быть ситуации, когда приход с храмом живут пожертвованиями и трудом группы заядлых прихожанок. Членство в приходе должно подразумевать регулярные взносы — и существенные. Современный человек платит медицинскую страховку, платит взносы в фитнес-клуб, хотя там и там бывает от случая к случаю. Так почему же он рассчитывает, что можно бесплатно прийти к священнику, чья работа потруднее и поответственнее, чем у фитнес-тренера? В свою очередь и священнику придется тогда смотреть на своих прихожан как на подопечных, а не чужих и случайных людей, и различать их личные ситуации, беды и трудности. Священник должен быть для прихожан взыскательным пастырем — но своим человеком, а не чужим наемником, не радеющим об овцах. Таким, к которому люди не стесняются приходить с грузом грехов и проблем. Это и есть «религиозные услуги» — от слова «служить», а не «услуживать».
По сути, мы ведем речь о реставрации прежних принципов, на которых строилась Церковь тысячелетиями. Церковь, следуя им, всегда успешно вписывалась в меняющееся общество и сможет вписаться в него и снова, если пожелает. Это, скорее всего, задача не одного десятилетия. Но она посильна.
И первым шагом Церкви навстречу своей будущей пастве может стать реформа календаря. Это позволит решить ряд очень важных проблем. Сейчас расхождение двух дат празднований Рождества Христова достигло двух недель. А так как Россия уже очень плотно связана рабочими узами с Западом, где с Рождества до Нового года — каникулы, отгулять которые считает своим долгом любой европеец и американец, деловая жизнь и у нас начинает затихать уже с начала 20-х чисел декабря. После же Нового года мы гуляем свои каникулы до Рождества — а там и старый Новый год… словом, в работоспособное состояние граждане приходят хорошо, если к 15 января, а реально ритм жизни не восстанавливается толком до 1 февраля. Это светский аргумент. А для церковных людей светский Новый Год падает точнехонько на последнюю неделю Рождественского поста. И что делать церковному человеку? Игнорировать семейный праздник, который отмечают все друзья, а когда и родственники? Или нарушать пост? Или сидеть в праздник с постной рожей, портя дружеские связи ради формального исполнения ритуала? Что хуже — не скажешь. Это проблема из числа тех самых неудобоносимых бремен, взваливать которые на неофита просто никуда не годится. Да и на страну, страдающую от этого месяца гулянок, тоже. К тому же, где это видано, чтоб Новый год шел до Рождества? Восстановление в качестве первого общественного праздника Рождества неизбежно сделает его и главнее, и желаннее — и для многих это Рождество и сможет стать первым шагом в Церковь.
Мало кто знает, что 7 из 11 мировых поместных православных церквей уже давно живут по новому стилю. Далось им это непросто. Календарь — издавна и по сей день один из самых болезненных вопросов: как православные либералы, так и православные черносотенцы политизировали его донельзя. Для одних это главное препятствие на пути прогресса, для других едва ли не догмат. Но и те, и другие, в общем, не более чем кликуши. Да и европейские протестанты отказались от «старого стиля» только в начале 20 века, до того повторяя: «лучше разойтись с солнцем, чем сойтись с папой».
Суть же дела в том, что ничего особо сакрального в календаре нет, и более того, мировое православие в основном уже пользуется новым календарем, совпадающим с грегорианским. В православном календаре есть два компонента: собственно календарь (считаемый по солнцу) и пасхалия (считаемая по луне). Существенным является только отставание по солнечному циклу — в котором и стоит Рождество. Пасхальный цикл в изменениях не нуждается: пасху все православные празднуют как повелось, и проблем ее расхождение с католиками не создает никаких. А вот совместить Рождество очень и очень необходимо — и чтоб убить чудовищный праздничный месяц, сжав его до приличной недели, и чтоб устранить причину разделений между верующими и неверующими.
Примерно так и решили вопрос зарубежные православные: приняв новый стиль с неизменной старой пасхалией. Это реформа приведет только к тому, что летний Петров пост будет выпадать из календаря раз примерно в 15 лет, но и это несложно решить, вводя его в случае выпадения как неделю или две перед праздником апостолов Петра и Павла. Причем реформу даже не обязательно навязывать всем приходам, особенно если одновременно начнется создание приходов клубного типа. В США православные в начале 1980-х решили вопрос о календаре голосованием приходов: большинство сменило стиль на новый, меньшинство осталось на старом. И никто ни с кем не передрался, и расколов — чем нас любят пугать — тоже не было. Так же можем поступить и мы. Хранители привычек милой старины могут остаться на старом стиле. А новообращенные прихожане вернутся к гражданскому календарю. И все останутся довольны. Ибо, как сказано в Писании, «суббота для человека, а не человек для субботы».
Очень многие проблемы нетрудно решить, если, согласно этому принципу, не видеть единственное содержание вероучения в привычных обычаях, а следовать духу учения Церкви.
25 декабря 2003 г.
