Шесть исламских проблем Владимира Путина

Мусульмане на выборах в ГД и в президентской кампании

Существенное отличие нынешних выборов от кампаний 1995 и 1999 гг., применительно к мусульманской теме, очевидно: на прошлых выборах «партия власти» имела дело с федеративным государством, и потому в ее риторике непременно присутствовал «конфессиональный» момент в форме заявлений о поддержке «традиционных религий».

В 2003 году лидеры «Единой России» вообще не адресуют своего внимания ни православным, ни российским мусульманам. Конфессиональная тематика по существу целиком отдана «малым партиям». Намаз присутствует в рекламном ролике «единороссов», но зритель понимает, что это «советский намаз». Вероятно, это следствие того, что «единороссы» исходят из концепции унитарного государства. Реальные политические темы, связанные с исламом, — такие как послевоенное обустройство Чечни, экстремизм, положение тех или иных крупных диаспор и землячеств и т. д. — выведены за пределы предвыборных дебатов.

Спрос на исламскую партию на политическом рынке, созданном Кремлем, в этом году очень мал. Что касается низовых инициатив, то сильное влияние оказывает разочарование мусульманских политических активистов прошлыми попытками. Как и среди «православных патриотов», у мусульманских деятелей накопился слишком большой груз неудачных попыток объединения. Показательно интервью Аслана Асланбекова (25.11.2003): «Мы отказались идти на выборы в 1999 г. Я знал, что мы не могли набрать пять процентов, а с кем-то входить в блоки я не хотел. Меджлис присоединился к „Нашему дому — Россия“, „Рефах“ пошел с „Единством“. Некоторые оказались в Думе. Но что получили мусульмане от их пребывания там, извините меня, я представления не имею. Это на их совести, они погубили это дело. Сейчас создают какие-то партии — Евразийские, Истинных патриотов и т. д., заведомо зная, что они и близко не приблизятся к пятипроцентному рубежу. По вине тех, кто не об объединении думал, а о собственной карьере, о том, чтобы любой ценой быть в этой Государственной думе, стало невозможным сплочение мусульман страны». Таков пессимистический вывод Асланбекова, который предпринимал попытки создания мусульманского политического движения с 1991 года.

Электоральные перспективы исламской партии уже исчерпывающе проанализированы (см., например, статью А. Игнатенко, а также исследование на «islam.ru»), и они неутешительны. Сохраняет свою силу один из главных факторов, на который справедливо указывал на прошлых выборах А. Игнатенко: в мусульманских республиках и регионах компактного проживания мусульман мобилизация электората происходит административно.

Абдул-Вахид Ниязов погребен в блоке Бородина, Гейдар Джемаль растворился где-то на периферии глазьевской «Родины», Хачилаева уже нет в живых. Руслан Аушев — некогда не менее харизматичный, чем Шойгу, федеральный политик — теперь затерян в партии Иосифа Кобзона. Рамазан Абдулатипов не участвует. Так называемые «московские чеченцы», участвовавшие в президентской кампании в Чечне, на думские выборы не пошли.

В этом году вниманию телезрителей представлен Раджабов («Истинные патриоты России»). Раджабов — аварец. Аварцы, как показало исследование Э. Кисриева, самый набожный народ Дагестана. При этом, согласно исследованию, активное мусульманское ядро аварцев не превышает 76 тысяч человек. Вероятно, шансы Раджабова в этом году хуже, чем у «Нура» в 1995-м, когда лояльное мусульманское объединение собрало 0,57%.

Поэтому вопрос об «исламском факторе» на думских выборах 2003-го — а по существу уже в президентской кампании — представляет интерес в совсем другой плоскости. Имеется шесть актуальных проблем мусульманской политики в России.

Вымывание этнических мусульман из политической элиты, из федеральной административной верхушки. Социальный лифт, который поднимал из Татарии, Средней Азии и Кавказа в советские времена лояльных и зрелых людей в Москву, работает плохо. Интересно, что эта тема прямо прозвучала в предвыборном ролике Раджабова. Обращаясь к мусульманам, он спросил: «Зачем за нас голосовать? Зачем работать на партию?» И ответил: «Тех, кто проявит себя, мы будем назначать выше…» На этот пассаж можно смотреть как на проявление восточного клиентелизма, а можно и как на проблему «социального лифта». Бесспорно, что Россия в «демократический период» столкнулась с тем, что новые механизмы общественных институций стали поднимать наверх не самые качественные национальные кадры. В публичной политике на федеральном уровне крупных фигур из этнических мусульман все меньше. Поэтому в повестке дня стоит вопрос о том, как в унитарном государстве В. Путина будут рекрутироваться деятели из исламских регионов.

Второй момент очень близок к первому. Но он совсем не связан с публичной политикой. Думается, что для второго срока Путина существенным является восстановление корпуса этнических мусульман-интернационалистов в органах безопасности и правопорядка. Унитарное государство не может быть восстановлено без дееспособных кадров, которые идеологически разделяют идею унитарного государства. С некоторой долей условности этот пункт повестки дня можно назвать «фактором Кадырова».

Третий момент назовем «фактором Асланбекова». Путинская политика вступления в ОИК представляет собой электролиз, помещенный в раствор старых исламских идеологических блужданий в России. Запрос очевиден: необходимо кристаллизовать годное для предъявления в мировом исламском контексте ядро культурного, лояльного, секуляризированного ислама, который системно встроен в путинское государство. Если верно то, что Асланбеков поставлен в качестве комиссара по связям с ОИК, то «точка роста» исламской политики в России должна быть именно здесь. Вопрос в том, сумеет ли Асланбеков создать интеллектуальный штаб.

Четвертый проблемный узел связан с Поволжьем, а точнее сказать — с демонтированием режимов Шаймиева и Рахимова. Всем понятно, что этот демонтаж может иметь всероссийские последствия. А может и не иметь. Вопрос заключен в том, удастся ли удержать в Татарии и Башкирии для населения схему трактовки событий: «московские против наших». Или ситуация съедет на другой и более печальный уровень — межнациональный. События вокруг Веремеенко, на мой взгляд, показывают, что Рахимов соблюдает пакт с Москвой. Пропагандистская линия рахимовцев на региональном ТВ целиком сосредоточена на том, что в республике все хорошо и только некие даже не называемые по именам самозванцы из Москвы мелко мутят воду. Вокруг «проблемы демонтажа» клубится облако неизвестно кем и зачем поднятой пыли — проблема кряшен, проект «русский ислам» из недр центра П. Щедровицкого, заявка Веремеенко на президентство, «казанская тема» в риторике Союза православных граждан, инспирированная дискуссия о тенденции якобы массового перехода русских в ислам и т. д. Все это, на мой взгляд, несистемная самодеятельность отдельных граждан, которая может закончиться очень плохо.

Пятая проблема обозначена термином «религиозный экстремизм». Не секрет, что уже год время от времени экспертное сообщество будоражат сообщением о том, что президент вот-вот проведет заседание Совбеза, Госсовета и руководителей ведомств по проблеме религиозного экстремизма. И оно всякий раз откладывается. Новизна ситуации накануне президентских выборов заключена в том, что проблематика «религиозного экстремизма» вообще будет снята с повестки дня. Пропагандистки весь этот «экстремизм» теперь сместят за пределы России. Да и перспектива сотрудничества с ОИК требует закрыть эту тему в ее старом звучании.

Шестой и по существу самый главный вопрос повестки дня находится в значительной степени в руках духовных лидеров российского ислама. И сотрудничество с ОИК, и нужды окончательного демонтажа ельцинизма, и поиск инструментов политической интеграции российского населения ставят вопрос о том, какой должна быть в путинской России исламская инфраструктура. Как следует из полемики, проект «Русский ислам», выдвинутый теоретиками из окружения С. Кириенко, как раз и заключался в попытке показать стратегию создания такой инфраструктуры. То есть ответить на вопрос: будут ли у нас исламские университеты, исламские банки, какой должна быть миграционная политика, есть ли перспектива консолидации всей российской уммы под руководством лояльного лидера (либо совета лидеров) и т. д. Этот проект, видимо, имел существенные недостатки и встретил резкую критику. Но сама по себе дискуссия о функционировании исламской инфраструктуры остается главной в повестке дня.

Возвращаясь к началу: вся эта реальная проблематика не представлена на выборах, поскольку не предпринимались попытки объединения исламских политических организаций в один блок на этих выборах. При построении блоков неизбежно высекается искра идеологической дискуссии, спор о стратегиях. А региональная партия Раджабова не нуждается ни в какой идеологии. Президентская кампания в этом отношении будет гораздо интереснее.

28 ноября 2003 г.