$ 1 миллион компенсации

Столько требуют родственники чеченцев, убитых спецназовцами ГРУ

В Ростове-на-Дону на процессе по делу четырех спецназовцев ГРУ, обвиняемых в убийстве шести чеченских мирных жителей в январе 2002 года, началось исследование доказательств. Подсудимые пока хранят молчание, а родственники погибших требуют выплатить им по миллиону долларов.

Процесс проходит в том же зале Северо-Кавказского военного суда, где в течение многих месяцев слушалось дело полковника Буданова. На длинной скамье сидят присяжные заседатели. Женщины в черных платках — родственницы погибших — расположились вокруг переводчицы. Время от времени она поясняет им непонятные русские слова, в основном юридические термины. Гособвинители допрашивают потерпевших о том, как они узнали о трагедии, случившейся с их родными 11 января 2002 года. Как уже писали «Известия», в этот день недалеко от села Дай Шатойского района в рамках спецоперации по поимке Хаттаба спецназовцы ГРУ задержали «УАЗ», в котором ехали директор нохч-келойской школы Саид Аласханов, завуч этой же школы Абдулвахаб Сатабаев, лесник Шахбан Бахаев, а также инвалид 2-й группы Зайнаб Джаватханова и ее племянник Джамалайли Мусаев, за рулем машины находился Хамзат Тубуров. Спецназовцы обстреляли машину, в результате один пассажир был убит, двое ранены. Документы у чеченцев оказались в порядке, в машине не было оружия, но, несмотря на это, оставшиеся в живых чеченцы были расстреляны, а их тела вместе с автомобилем сожжены.

— 11 января мы видели, как над селом кружил вертолет, после чего на окраине села высадился десант, — рассказала на суде Кока Тубурова, сестра погибшего водителя. — Тревожно было: когда военные проводили какие-то операции, то зачастую из села исчезали мужчины. Люди видели, что мой брат в Шатое взял пассажиров. Домой Хамзат в этот день не вернулся, мы подумали, что он остался ночевать в соседнем селе. На следующий день узнали, что машина брата сожжена, а в ней — обгоревшие трупы.

По заключениям судебно-медицинской экспертизы, зачитанным 20 ноября гособвинителем, причину смерти некоторых чеченцев установить невозможно — их трупы оказались обуглены, в некоторых случаях эксперты зафиксировали смерть от массивной кровопотери (от этого умер Мусаев, который пытался убежать, его нашли в овраге неподалеку) или от ранения в голову (причина смерти Бахаева).

В зале суда четверо подсудимых. Трое — прапорщик Владимир Воеводин, лейтенант Александр Калаганский, майор Алексей Перелевский (с них взята подписка о невыезде) — сидят на передней скамье и, кажется, безучастно наблюдают за происходящим. Капитан Ульман — в «клетке». В отличие от некогда сидевшего за этой же решеткой полковника Буданова (на суде Буданов лишь изредка бросал реплики в адрес адвоката потерпевших Абдуллы Хамзаева, а в остальное время, заткнув уши ватой, читал книги) капитан Ульман активно участвует в судебных слушаниях — обложившись юридической литературой, он задает вопросы потерпевшим, что-то записывает. Ульман даже ходатайствовал перед судом об установлении перерыва в слушаниях до тех пор, пока ему не обеспечат нормальные условия пребывания в ростовском СИЗО 61/1, где помимо множества бытовых проблем у него нет возможности полноценно готовиться к судебным слушаниям. Судья Александр Каргин это ходатайство отклонил, но распорядился предоставить копии необходимых материалов дела, в том числе запрошенное по ходатайству адвокатов подсудимых совершенно секретное руководство по боевому применению войск спецназа. (Адвокаты спецназовцев, основываясь на этом документе, намерены доказывать, что их подзащитные, занимаясь досмотром автотранспорта, выполняли несвойственные им функции.)

На вопрос, почему из четырех спецназовцев под стражей сейчас находится только капитан Ульман, а не старший по званию майор Алексей Перелевский, защита сторон отвечает по-разному.

— Я считаю, что Ульман был организатором, он первым начал стрелять по машине Тубурова, — говорит адвокат потерпевших Людмила Тихомирова. — Ульман доложил Перелевскому об инциденте, и тот дал согласие на сокрытие следов преступления. После этого Ульман дал конкретные поручения подчиненным и вместе с ними сделал это.

— Майор Перелевский вообще не причастен к тому, что произошло, — считает его адвокат Наталья Беляева. — Он был просто оперативным офицером, через которого осуществлялась связь с вышестоящим начальством. Перелевский даже не присутствовал на месте преступления. С таким же успехом можно было бы посадить на скамью подсудимых какого-нибудь радиста.

Сам Перелевский вместе с Воеводиным и Калаганским отказались давать суду какие-либо показания до того, как будут допрошены свидетели. Возможно, они надеются благодаря этому скорректировать свои показания. Гособвинение заявляет, что в суд будут вызваны 30−40 свидетелей, в том числе бывшие сослуживцы подсудимых.

— Свидетелей инцидента немало, в группе спецназовцев было несколько рядовых, — говорит Людмила Тихомирова. — Но они не будут нести уголовную ответственность за приказы, которые им отдавались. Тогда как с офицерами дело обстоит иначе — они просто не должны были выполнять заведомо преступный приказ по уничтожению людей. Если бы они отказались совершить убийство, то было бы проведено служебное расследование, выяснилось бы, что ехавшие в машине — не боевики, и спецназовцам, думаю, не грозило бы даже дисциплинарное взыскание. Что касается неписаного правила для спецподразделений (местоположение группы не должно быть раскрыто), то с этой точки зрения убивать пассажиров «УАЗа» не было смысла — о десантировании группы они не знали, тогда как об этом было осведомлено все население Нохч-Келоя.

Судебные слушания должны возобновиться в следующий понедельник. Тогда же будет рассматриваться вопрос о заявленных всеми потерпевшими гражданских исках (солидарными ответчиками выступают Минобороны и Минфин). Родственники погибших в качестве компенсации просят выплатить каждой семье сумму, эквивалентную миллиону долларов.