Русский журнал | А. Морозов | 18.11.2003 |
Конечно, под «смелыми заявками» имеется в виду не тот тухлый идеологический товар, который залежался на патриотических складах с 90-х гг.
ПОПОВ-КУИМОВ. Партия «За Русь Святую» не пошла с В. Лебедевым в Народную партию, а позже — не приняла и союз с Глазьевым. Это целиком анекдотическое явление, призванное доказать, что концепт «Святая Русь» вызывает интерес у 0,28% избирателей. С. Попов, если судить по его выступлениям в так называемых «теледебатах», как будто зомбирован кем-то, с тем чтобы механически изображать «суперклерикальную» партию. «За Русь Святую» — это своего рода пародия на шариат. Попов в своих публичных выступлениях стремится показать, что экономические законы, право, гражданская жизнь — все это целиком и без всяких опосредующих звеньев содержится в Ветхом и Новом Заветах. Имеется даже написанная им инструкция для кандидатов, которым рекомендовано на все вопросы об экономической политике просто повторять десять заповедей. Сам Попов последовал этой инструкции при встрече с Г. Явлинским в эфире 17 ноября.
Эксперимент Попова-Куимова, вероятно, мог бы канализировать самый край православных политических радикалов. Но, к сожалению, этого не произойдет, потому что родственные «святорусцам» группы («Русь Православная» К. Душенова, «Русский вестник» А. Сенина, «опричные братства» и другие) не примкнули к Попову и не образовали «черносотенный фронт».
КРУТОВ-ЛЕОНОВ. В отличие от «поповцев» — кристальных монархистов, антисемитов и мистиков — Крутов-Леонов идеологически совсем другое явление. Это выразители стремительно устаревающей, но очень характерной для второй половины 90-х гг. тенденции сторонников «советского реваншизма», мечтающих заменить коммунизм на православие. Реваншистские комментарии генерала Леонова — фирменный стиль «Русского дома». Несмотря на почти десятилетние усилия, не только Леонову, но и Крутову так и не удалось принять форму убедительно церковных людей. Но им, несомненно, удалось создать протестную телепрограмму с высоким рейтингом и сформировать свою аудиторию. Цель их присутствия в блоке «Родина» — стать теми крысоловами, под дудочку которых из КПРФ выйдет часть православных, которая до сих пор оставалась в сфере ее влияния. Длительное время существование «Русского дома» связывалось с покровительством архимандрита Тихона (Шевкунова), а через него и С.Пугачева. Однако сегодня, с точки зрения той политической элиты, на которую завязаны эти лидеры, идеология «Русского дома» уже чрезвычайно архаична. Ведь эта часть элиты стремительно превращается из маргинальной в господствующую, а Крутов-Леонов не смогли проявить должной идейной гибкости. Поэтому ныне — после долгой работы на так называемых православных чекистов — им не суждено пожать плоды. Им не хватило сил преодолеть инерцию оппозиционности в условиях стремительно меняющейся путинской политической реальности. И эти плоды пожинают другие.
ДЕРЖАВИН-ЛЕБЕДЕВ. Вот кто пожинает плоды. Валентин Лебедев — председатель Союза православных граждан, примкнув к Народной партии, сделал, как выяснилось, более перспективный выбор. На почве партии Райкова завязывается, пока, конечно, с большими оговорками, нечто вроде консервативной протопартии, в которой православные выглядят одновременно и «православно», и «системно». Узел Гальченко-Державин-Лебедев — первая в истории новейшего российского парламентаризма интересная заявка на «православный фактор» на выборах, имеющая ресурс для развития, для маневра. Это не значит, что все состоится. Речь идет лишь о заявке, но в чрезвычайно выгодных условиях. Во-первых, «народники» — одна из двух путинских партий (вместе с Партией жизни С. Миронова), которые корректно озвучивают «новый курс» (хорошо изложенный в «РЖ» В. Голышевым). Во-вторых, они загоняют в лузу шар, подброшенный им Г. Павловским, — они ведь оказались парламентским оголовком «питерской силовой группировки». В-третьих, Г. Райков, независимо от прохождения 5%-го барьера, все равно сформирует фракцию в Госдуме 4-го созыва.
Николай Державин — это человек, который впервые «легализует» православность как элемент публичной политики без маргинализма и протестной риторики. Главное в его имидже — намерение избавиться от «специфичности» православия, и это очень существенно, поскольку в современной — и в высокой степени секулярной — России публичное обнаружение православности сразу придает специфичность и рождает отчуждающий эффект. В этом смысле Державин — органическая фигура. Он не неофит, как Константин Кинчев или Александр Крутов, а напротив — биографически абсолютно укоренный в православии человек, который при этом имеет некоторый лоск светскости. Иначе говоря, он, с одной стороны, вполне приличный гражданин, а с другой — будучи референтом Патриарха, полностью легитимен в своем образе православного. В его образе найдена форма сосуществования религиозного и секулярного миров. Его удачно дополняет Валентин Лебедев. Хотя в теледебатах и на пресс-конференциях он выступает крайне неудачно, важно другое. Церковь он видит в пространстве гражданского общества. Он часто повторяет, что является сторонником учения А. Карташова о «молекулярном воцерковлении общества». Тут стоит заметить, что для людей типа Куимова-Попова русский церковный историк и политик эпохи 1917 года Антон Карташов — просто масон и либерал. Лебедева, как это явствует из его выступлений, вдохновляет не дореволюционный опыт православных в политике, а послевоенный опыт германского ХДС со всеми гражданскими институциями, сопровождающими деятельность этой консервативной партии.
Одним словом группа Гальченко-Державин-Лебедев пытается впервые показать, что православие не является «антимодернизационной идеологией». И в этом существенная новизна «православного фактора» на выборах 2003 года.
Конечно, реальностью общественного сознания останется базовый тренд секулярного общества: для крещеных в Русской православной церкви политический выбор не детерминирован опытом веры. Голоса «православных избирателей» будут распределяться по всему спектру. Но в виртуальной сфере властной мифологии, которой живет наш политический класс, может произойти существенная перемена: православие все больше превращается из идеологии — в стилистику. Из антимодернизационной идеологии — в стилистику истеблишмента, которая будет выражать себя не в лозунгах и рассуждениях о «духовной безопасности», а в неакцентированном образе, основанном зачастую на жесте, на рисунке биографии, на понимании событий с поправкой на личный опыт веры.