«Мой дядя, падла, вор в законе»

Русский язык сегодня криминализирован, как и вся Россия

В вышедшем недавно «Словаре тысячелетнего русского арго» собрано 27 тысяч слов и выражений. Большинство из них хорошо нам знакомо. Автор словаря профессор Михаил Грачев уверен: арго все больше проникает в нормированную русскую речь. О том, что сегодня происходит с языком и как не надо разговаривать, профессор Михаил ГРАЧЕВ рассказал корреспонденту «Известий» Татьяне ВИТЕБСКОЙ.

«Интересная история современного популярного слова «лох»

— Михаил Александрович, есть такая точка зрения, что наш язык сейчас как никогда богат словами из воровского лексикона. Ваши исследования подтверждают это?

— Вы даже представить себе не можете, сколько слов-арготизмов сейчас употребляется в общенародном языке. Если вы откроете мой словарь, то найдете знакомое слово на каждой странице. Может быть, вы просто не догадываетесь о его происхождении. Например, выражение «подлинная правда» изначально являлось арготизмом. Обозначало это выражение показания, добытые особым способом пытки — линем пороли. Отсюда и «под-линная правда». Другое слово — «казак», тюркского происхождения, означало «гуляка», «бесшабашный».

Слова «мент», «шпана», «разборка», «тусовка» — это все арго.

Интересна история современного популярного слова «лох». Первоначально оно употреблялось в языке офеней — торговцев мелким товаром. Лохом они называли крестьянина-мужика. Есть еще слово «лоша» — это женщина-крестьянка.

Язык отражает процессы, происходящие в обществе. Русский язык сегодня криминализирован так же, как вся Россия. Ведь посмотрите: у нас вся страна запела блатные песни, вся художественная литература «заговорила» по фене. Пожалуйста, примеры: Евгений Сухов («Я — вор в законе»), Илья Деревянко и многие другие. А вспомните переводы произведений классической русской литературы на воровское арго: «Мой дядя, падла, вор в законе». Ну что это такое?

Уже не раз говорилось, что и в фильмах у нас воспевается бандит Саша Белый. Ведь красивый бандит, а?

«В современной литературе только два писателя призывали к борьбе с уголовниками: Шаламов и Солженицын»

— А он по фене говорит?

— Я скажу, что в его речи довольно много арготических слов. С точки зрения лингвиста, это до определенной степени правдивый персонаж. Мы любим делать бандитов привлекательными — и это наша национальная беда. Ведь мы и Стеньку Разина сделали привлекательным. А ведь он собственноручно распиливал пилой священников. Человек он после этого или нет? Не человек он.

Но, к сожалению, романтизировать образ бандита нам помогала и художественная литература. Я бы начал с Достоевского. Соня Мармеладова кто? Проститутка. Но Достоевский сделал из нее конфетку. А если мы возьмем «Записки из Мертвого дома», то в его первом варианте у Достоевского там сплошь положительные арестанты. Но цензор сказал автору: «Федор Михайлович! Ну у вас не уголовники, а какие-то ангелочки!» И вот уж тогда он ввел убийцу-садиста Газина.

Героиня «Воскресения» Толстого Катюша Маслова — тоже романтизированный герой, хотя она, как и Сонечка, проститутка. Если мы возьмем Горького, то он романтизировал Челкаша, а не крестьянина.

В современной литературе только два писателя призывали к борьбе с уголовниками: Шаламов и Солженицын.

— То есть все-таки арготизация языка имеет свою историю? Это произошло не вдруг?

— Конечно. Арготизмы всегда были вкраплениями в русскую речь. Но сейчас этих вкраплений гораздо больше, чем когда-либо. С XI века по настоящее время в язык, включая литературный и просторечный, проникло 5500 таких слов. Я считаю, это достаточно много. И причем большинство этих слов используется довольно часто.

Например, слово «мошенник» — его сейчас даже в милицейской практике употребляют нередко. А это арготизм. В XVII веке словом «мошенник» называли вора-карманника, который срезал мошны. Особенно активно арготизмы входили в нашу жизнь после революционных событий. Например, после 1917 года в обиход вошло такое слово, как «двурушник». Раньше оно обозначало нищего, который протягивает две руки за подаянием. И, естественно, он мог получить милостыню в два раза больше, чем «одноручник».

— Как по-вашему, язык говорит об отношении общества к уголовникам?

— Да. Сейчас усилился авторитет уголовников. И бизнесмены, например, употребляют их слова. Например, названия денег: «лавэ», «лавэшки» — это из цыганского языка. Есть еще «капуста» (сначала было слово «филки» — деньги. Оно трансформировалось в «вилки», а «вилки» — в «капусту»). Я уж не говорю про «бабки». Знаете откуда это слово?

— Откуда?

— От изображения на купюре портрета Екатерины II. Она — бабка. А если денег много, то они — «бабки». Если и дальше говорить об отношении общества к бандитам и уголовникам, то это можно проследить по восприятию жителями некоторых названий местности. Я изучал, как названия некоторых населенных пунктов Нижегородской области воспринимаются их жителями. Получилась интересная картина. Некоторые топонимические названия в сознании жителей ассоциируются с именами уголовников. К примеру, есть у нас городок Ворсма. Название имеет мордовское происхождение. А опрос жителей показал: они считают, что якобы здесь жил вор Сома. Рядом с Ворсмой есть деревня Ворвань. Местные жители говорят, что здесь жил вор Ваня, в честь которого деревню так и назвали. Хотя на самом деле происхождение слова, как вы догадываетесь, ни с каким вором Ваней не связано.

«Кардинального изменения отношения к уголовному миру не будет»

— А в чем вред этой лексики? Мы же не знаем ее происхождения и, следовательно, не задумываемся о том, что слово обозначало в прошлом. Следовательно, мы можем вкладывать в эти слова уже иной смысл.

— Это, во-первых, снижает образ человека, употребляющего слова из арго. Ты не интеллигент, если употребляешь слово «бабки», например. Во-вторых, вред в том, что большинство воровских слов относится к агрессивной лексике. Они имеют значение «убить», «обмануть», «ограбить», «вор», «проститутка» и так далее. А, кстати, хотите эксперимент?

— Да.

— Вот я, допустим, скажу: «У вас очень красивые глаза». Вам понравится?

— Конечно.

— А другое дело, я скажу: «У вас очень красивые моргалы». Как? Относительно безобидный пример, да? А сколько таких блатных слов, которые наносят вред нашему сознанию?

— Политические деятели, выступления которых мы часто слышим, грешат употреблением арготизмов?

— Грешат. А вы на кого намекаете? «Мочить террористов в сортире»? Слово «мочить», действительно, перешло из арго в просторечие и теперь активно используется. Я его зафиксировал в своем словаре. Однокоренное с ним слово «мокрый» — пошло от значения «кровь проливает». Перешло в просторечие в начале ХХ века.

Я по телевидению слышал, один питерский политик — уже не помню его имени — произнес такую любопытную фразу: «Никогда на Руси еще не было такого кидалова». То есть обмана. Но ведь мы, лингвисты, критикуем их речь, и они стали намного лучше говорить, чем до 1996−1997 года. Хотя, если честно, и журналисты в газетных статьях сейчас активно используют арго. У «Известий» в этом смысле довольно высокий уровень — арготизмы я встречал крайне редко.

— А как дело с арготизацией языка обстоит за границей?

— В Польше, например, происходят такие же процессы, как и у нас. Я это знаю, так как давал рецензию на кандидатскую диссертацию по польскому молодежному жаргону. Там очень много слов, которые перешли из польского воровского арго. Как и у нас сейчас. Думаю, во многих странах происходят похожие процессы.

— Есть ли у вас прогноз на ближайшие несколько лет, как будет меняться русский язык в связи с этой тенденцией?

— Я оптимист, но я смотрю на ситуацию с пессимистической точки зрения. Арготизмы будут переходить в общеупотребительный пласт лексики. Отчасти это связано и с тем, что, вероятно, кардинального изменения отношения к уголовному миру не будет. Наоборот, сейчас в местах лишения свободы идет послабление режима. Я сделал такой вывод, будучи недавно во Владимирской тюрьме с научной экспедицией. Местные офицеры рассказали мне, что собираются жить по европейским стандартам. Немцы им давали советы, что решетки на окнах надо бы сделать повеселее, например.

— Вы говорите, что знаете куда больше слов, чем любой вор в законе. Но я вижу, что культуру уголовного мира вы не приемлете.

— Ни в коем случае. Словарь и изучение арго — это мой труд как лингвиста.

— Но почему вы считаете, что общество должно знать о происхождении арготизмов?

— Вы хотите быть счастливой в неведении? Это плохое счастье. Общество должно знать об этом, потому что арго — это часть русского языка. Да, плохая. Но мы о русском языке должны знать все.

О знании всего языка писал еще Виктор Гюго: «Исследователь, который отворачивается от арго, подобен хирургу, который увидит бородавку или лягушку и скажет: «Фи, гадость». Вы не обратили внимания на картинку на обложке словаря? Мы специально изобразили руки, закованные в кандалы.

— Зачем?

— Русский человек, увидев руки в кандалах, испытывает чувство жалости. Но вы хотите увидеть настоящее лицо этого человека? Тогда пролистайте страницы словаря. И после того, как прочтете его, вы увидите лицо обладателя этих рук, настоящее лицо уголовника.