 |
| Российская газета | Сергей Меринов | 06.11.2003 |
В гостинице подают… кислород
А хлопотали гостеприимные хозяева не случайно. Лхаса находится на высоте трех с лишним тысяч метров над уровнем моря, и с непривычки нормальному обитателю среднерусских равнин там приходится вести себя осторожно. Еще в Пекине китайские товарищи с опытом работы в Тибете предлагали нам отложить вредные привычки и по прилете на «крышу мира» не пить и не курить, а также поначалу не бегать, а лучше и не ходить, и без крайней нужды не мыться.
Все оказалось не так страшно. У некоторых из нас, правда, нарушился сон, ну и иногда хотелось лишний раз поглубже вдохнуть. Кстати, в гостинице «Лхаса» (переименованной из «Холидэй инна») по номерам проложены трубы с кислородом, и когда человеку «не хватает атмосферы», можно приложиться к живительному вентилю. С другой стороны, гостиница, хотя и дорогая, но муниципальная, управляется не лучшим образом, и кислородная система, как водится, не работала. По желанию за небольшие деньги у администратора можно было купить себе кислородную подушку, что всем и советовала делать вечно заспанная фельдшерица, к которой жильцы «Лхасы» ходили измерять давление.
Из-за разреженного воздуха не работала половина зажигалок, ни в какую не хотели загораться спички, а вода кипела уже при 80−90 градусах, поэтому кипяток никогда не был обжигающим. В тибетских дворах мы не раз видели экологически чистые кипятильники: над двумя металлическими со специальным покрытием листами висит огромный чайник, листы фокусируют солнце на его дно, и вода кипит. Стоит устройство долларов сорок, и у семей с достатком пользуется популярностью.
Солнце на Тибете мощное, может быть, чуть-чуть слишком мощное для человека, других животных и растений. Горы, озера, реки изумительно красивы под тибетским солнцем, но это та красота, которую принято называть суровой. Природа здесь столь же сказочна, сколь и скупа. Типичный ландшафт — лысые горы со скалами, поросшие мхом, лишайником, низкими колючими травами. В речных долинах, в городах появляется все больше деревьев, но это заслуга человека — лесопосадки поставлены как дело государственной важности.
Впрочем, Тибет велик есть, и не везде природа одинаково сурова. Вот в округе Линьчжи на востоке и юго-востоке края склоны гор лесистые, на округ приходится 70 процентов всех тибетских лесов. Дело в том, что горы здесь повыше, речные долины поглубже, а климат помягче. За климат надо благодарить великую тибетско-индийскую реку Ярлунцзян-Брахмапутру (с тибетского ее имя переводится как «Изо рта лошади»). Она течет по глубоким, многокилометровым ущельям через Тибет и Гималаи и потом оказывается в тропической Индии и впадает в теплый Индийский океан. И по ущельям Брахмапутры на север поступают огромные массы тропического воздуха, которые творят чудеса в линьчжийской природе. Вот пример: одна из главных местных достопримечательностей для немногочисленных пока туристов — это реликтовая кипарисовая роща и главный ее экспонат — 60-метровый исполин, ствол в 13 обхватов, от роду — 2500 лет. Маленькое приятное суеверие: если 13 раз обойти вокруг этого красавца, то и желания ваши начнут сбываться, и вообще все станет лучше, чем прежде. Многие на всякий случай ходят.
Железная дорога к небесам
Нынешний Далай-лама 14-й и его люди вроде как не против китайских усилий по подъему жизненного уровня тибетцев, но во всех масштабных проектах развития видят какие-то изъяны. Особенно их тревожит строительство первой в этой горной стране железной дороги Цинхай — Тибет. Тысячекилометровая трасса проляжет в опасной близости от священных озер и прочих заповедных мест, локомотивы на тепловой тяге будут отравлять воздух, тоннели, мосты, насыпи исказят ландшафты. Но главное — по железной дороге вместе с полезными грузами хлынут китайцы. Сейчас-то возможности ограничены: самолетом в Лхасу не налетаешься, главная автотрасса из провинции Сычуань — горный двухполосный асфальтовый серпантин, проложенный бойцами китайской армии еще в 1950-е годы — тоже не очень приспособлена для регулярных пассажирских перевозок. А вот железная дорога, по убеждению тибетских эмигрантов, как раз и станет главным орудием китайской колонизации.
Со своей стороны, и пекинское, и тибетское руководство решительно заявляют, что никакой миграции лиц ханьской (китайской) национальности в Тибет не планируется ни при каких обстоятельствах не предполагается и не ожидается.
За полвека население увеличилось в два с половиной раза и продолжает уверенно расти: при рождаемости 18 человек на тысячу и смертности 6 на тысячу, ежегодный рост населения составляет примерно 30 тысяч человек.
Когда мы заселялись в гостиницу «Лхаса», над входом висел длинный кумачовый плакат: «Приветствуем делегаток седьмого всетибетского съезда женщин!» Женщин было довольно много и были они очень живописны в своих праздничных традиционных нарядах: яркие ткани, мех, украшения с золотом, серебром и каменьями, необычные шапки и шляпы. Ближе к концу съезда в одном из лучших залов Лхасы они устроили замечательный концерт с песнями и танцами, а потом за кулисами мы немного поговорили о положении женщин и решениях съезда. Выяснилось, в частности, что тибетки уже не настроены слишком много рожать. В типичной семье трое-четверо детей, в городах и того меньше. Дети теперь обходятся дорого. В общем, обыкновенная история: жить стало лучше, жить стало веселей, значит, надо поменьше рожать.
«Климат здесь неважный»
Китайцев — не китайское руководство, конечно, а рядовых китайцев — Тибет до последнего времени совсем не интересовал. Ни как место для жительства, ни с точки зрения бизнеса. Но когда его стали массированно накачивать дотациями и инвестициями, когда появились деньги и затеплилась жизнь в городах, когда в этих городах вдруг стали строиться целые улицы и проспекты, китайцы потихоньку сюда потянулись.
Кто-то ведь должен налаживать торговлю, бизнес и общепит, открывать и наполнять товаром сотни и тысячи магазинов и магазинчиков, лавок, мастерских, ресторанов, харчевен, интернет-кафе, бильярдных, игорных домов, дискотек, парикмахерских, гостиниц и массажных салонов (они же — публичные дома). Для тибетцев все это внове, для китайцев — привычное дело, в котором они успешны везде — будь то в самом Китае, в странах Юго-Восточной Азии или в Соединенных Штатах Америки. Теперь вот и улицы тибетских городов ночи напролет сверкают огнями, предлагая гражданам самые разнообразные услуги.
И все же приезжие китайцы остаются приезжими и оседать в Тибете, как правило, не собираются.
Если у какой-то части тибетцев есть неприязнь и недоверие к китайцам, то винить в этом надо не только исторический тибетский национализм, многовековую замкнутость и нынешние происки тибетской эмиграции. И сами китайские товарищи при наличии правильной руководящей линии допускают промахи в повседневной работе. На модерновом пивном заводе в Лхасе, который заливает качественным пивом весь Тибет и даже немного экспортирует в США, который построил отличную систему очистки и является передовиком экологического фронта, который платит большие налоги и создает хорошие рабочие места, строит жилье для своих работников, — на этом во всех отношениях достойном предприятии все вывески, объявления, инструкции написаны только на китайском, а один из сопровождавших нас в экскурсии заводских начальников подтвердил, что да, тибетский язык здесь не нужен. А работники в основном тибетцы. Не обидно им? Должно быть, обидно.
Чем выше живешь, тем больше платят
Официально считается, что в Тибете находятся две с лишним тысячи «ганьбу», кадровых работников, командированных из внутренних провинций Китая. Получается примерно по одному китайскому партийно-административному управленцу на тысячу жителей. Органы управления напоминают те, что были в советских союзных республиках: подчиняются Центру, первые лица — представители титульного народа, то есть тибетцы, вторые и третьи — китайцы. Кроме «ганьбу» есть, конечно, и китайские специалисты в разных областях экономики, образования, медицины и т. д. Чтобы залучить сюда хороших работников и чтобы они не очень рвались обратно, установлена система поощрений и повышенная зарплата. У нас на северах это были «полярки», а на Тибете их можно по аналогии назвать «высотками»: чем выше над уровнем моря ты оказался, тем больше получаешь. Всего есть четыре высотные категории, и, скажем, в Лхасе или Шигацзе чиновник, приехавший из Пекина или из Шанхая, может получать в два-два с половиной раза больше, чем дома.
Есть на Тибете еще одна большая группа китайцев, о которой не принято говорить всуе. Это даже не группа, а группировка, поскольку речь идет о частях Народно-освободительной армии Китая. Численность войск, их дислокация и вооружение составляют военную тайну. Напоказ их не выставляют, за двухнедельное путешествие по Тибету мы только однажды видели небольшой полевой лагерь, небольшую же колонну из нескольких грузовиков и несколько военных автоцистерн. В городах военных совсем не видно — то ли сидят в казармах, то ли ходят в штатском. Кстати, и полицейских на улицах не густо, и нет на улицах столь привычных нам на родине людей с автоматами.
Тибет граничит с Индией, с которой не урегулирован, но, к счастью, отложен в долгий ящик серьезный пограничный спор, с Мьянмой (Бирма), Сиккимом, Бутаном и Непалом. Армия к тому же помогает обеспечивать «стабильность и сплоченность» в самом Тибете — они иногда дают здесь сбои, как и в соседнем Синьцзян-Уйгурском автономном районе, где сепаратизм и экстремизм давно уже выросли в реальную и очень болезненную проблему.
В Лхасе на набережной висит огромный плакат-фотомонтаж: бойцы НОАК с полевой кухней на заснеженном склоне, палатка скотоводов, тибетка с ребенком на руках и симпатичный лопоухий тибетский мальчик-монах с хорошим открытым лицом. И надпись китайскими иероглифами и тибетской вязью: «Одно дыхание, одна судьба, сердце к сердцу». Такие лирические плакаты доказывают, что отношения армии и населения складываются пока не лучшим образом.
Там, где рождаются будды
Когда друзья и коллеги узнают, что ты съездил в Тибет, они смотрят на тебя с неким уважением и долей хорошей зависти и спрашивают — не вполне серьезно, конечно, — ну и как, очистился?
Такова уж слава Тибета, священной страны, где непостижимым образом человеку открываются сокровенные тайны мироздания, где жизнь — это не просто жизнь от рождения до смерти, а непрерывная цепь перерождений и жизней, где духовность абсолютно преобладает над низменными материальными интересами, где сам этот разреженный высокогорный воздух вместо кислорода насыщен молитвами сотен тысяч верующих буддистов, десятков тысяч монахов и многих миллионов молитвенных флажков — они развешены на всех домах и палатках кочевников, растянуты на длиннющих веревках по склонам гор, и исписаны текстами буддистских сутр, которые изо дня в день веками колышет, то есть «читает» ветер.
Вы едете из Лхасы на восток, в Линьчжи, неподалеку от главного перевала автобус сворачивает с трассы и через несколько километров узкая скально-грунтовая дорога приводит вас к озеру Сыцзиламуцо, Золотому озеру. В Тибете полторы тысячи озер, и даже на довольно подробной карте Золотое озеро не обозначено: по тибетским меркам оно слишком маленькое, от силы пара квадратных километров, а не сто и не тысяча. Маленькое, но тем не менее священное. Здесь, на высоте 5200 метров, куда даже яки не забредают, посвященным ламам после долгих медитаций и молитв у водной глади в виду заснеженных вершин открываются имена новых далай-лам и панчен эртни — высших «живых будд», духовных властителей.
Скалы и будды не горят
Резиденция другого главного иерарха, Далай-ламы, — это дворец Потала в Лхасе, визитная карточка Тибета. Он выстроен на высокой скале, а один из 999 его залов высечен в самой скале. Только этот маленький зал и пещера под ним уцелели в IX веке в пожаре, уничтожившем первый дворец. И не сгорел он не потому, что скалы не горят, а потому, что был предназначен для статуи будды Гуаньинь, одной из самых почитаемых в буддистском пантеоне. Статуя, которая и сейчас как магнит тянет к себе паломников и туристов, не простая, а нерукотворная. Этих скромных на вид Гуаньинь всего четыре в мире, они в незапамятные времена появились в Индии, и люди не могут понять, из чего и как они были изготовлены. Такие вот чудеса.
Как и во всех ламаистских святилищах, в Потале очень много золота, причем с годами его становится больше, поскольку верующие приносят его в дар, чтобы монахи могли снова и снова покрывать драгоценным металлом статуи святых. В десятках книгохранилищ покоятся тысячи свитков с буддистскими канонами, религиозная и историческая литература.
Далай-ламы были верховными религиозными правителями и высшими администраторами, поэтому и Потала выстроен в двух цветах: внизу он белокаменный — это административные корпуса. Вверху — красный, как монашеские одеяния. Здесь, за красными стенами, и сосредоточены все буддистские сокровища, рукотворные и нерукотворные. Хотя Потала находится теперь в собственности и в управлении правительства, присматривать за помещениями красного дворца имеют право только монахи — никаким полицейским, охранникам и пожарным хода туда нет. Потала открыт для туристов и паломников по девять часов в день, и за это время по мрачноватым, освещенным потрескивающими масляными фитилями коридорам и залам дворца-храма-музея проходит до полутора тысяч человек. Идя навстречу паломникам, которые приезжают со всего Тибета и из окрестных китайских провинций, администрация устанавливает ограничения для туристов, и после часа пополудни во дворце остаются только верующие и монахи. Другой знак уважения — цена входных билетов: 100 юаней для туриста, 1 юань для паломника.
Далай-ламе путь заказан
В конце прошлого века центральное правительство выделило большие деньги на капитальную реставрацию Поталы, которая и была успешно проведена. Однако в 2001 году случилась беда: из-за проблем с дренажем стал разрушаться большой кусок фасадной стены. Два года ушло на геологическое обследование, и с сентября начались ремонтные работы. Финансирование снова взял на себя Пекин. Директор дворца-музея сказал, что, когда в Лхасу приезжал брат Далай-ламы, даже он, при всем его критическом отношении, скепсисе и предвзятости, признал, что дворец содержится в очень хорошем состоянии.
Что касается самого Далая, то ему пока дороги в Тибет нет — слишком велики разногласия с Пекином. Замминистра иностранных дел КНР Лю Гучан (кстати, будущий посол Китая в России) сказал, что китайское правительство поддерживает постоянные контакты с группировкой Далая, но при этом отдает себе отчет в том, что он лукавит, когда настаивает на подлинной «автономии» Тибета в составе КНР. На самом деле он хотел бы создать самостоятельное государство «Большой Тибет», которое бы включало собственно Тибет и сопредельные территории, где проживают тибетцы. А об автономии он говорит для отвода глаз, потому что сепаратизм в мире непопулярен, и откровенно сепаратистские идеи не нашли бы поддержки в международном сообществе.
Далай-лама высказывается за продолжение диалога, за «установление доверия, взаимопонимания и поиск взаимоприемлемых решений». И в последних интервью говорит: «Если я умру сейчас, когда продолжается борьба, то моя реинкарнация произойдет вне Тибета и Китая, в свободной стране, поскольку сама цель реинкарнации состоит в том, чтобы выполнить задачи, поставленные в предыдущей жизни». Если так случится, то наверняка окажутся два 15-х далая, две инкарнации, два мальчика, которые будут расти в разном окружении, которых будут обучать разные наставники.
Тибет живет по пекинскому времени
Китай велик, но время везде установлено пекинское и только пекинское — так оно сподручнее. Тибет — не исключение, он тоже живет по пекинскому времени и во многом — а, пожалуй, пока что и во всем — на пекинские деньги. Средств для саморазвития у этого обширного высокогорного плато нет. Территория огромная, население маленькое, сельское хозяйство и животноводство до сих пор пребывают в натуральном или полунатуральном состоянии, современная инфраструктура только начинает создаваться, города только начинают по-настоящему строиться и обустраиваться. За пять лет объем инвестиций из центрального бюджета составит почти четыре миллиарда долларов, или примерно по полторы тысячи долларов на душу тибетского населения. Плюс еще три с половиной миллиарда долларов ежегодных дотаций. Это одновременно и много, и мало. В Тибете о таких деньгах совсем недавно и мечтать не могли — значит, много. Тибет поглотит эти деньги как сухая губка — значит, мало. Но, так или иначе, дело идет, и центральное правительство полно решимости довести тибетцев до уровня «сяокан» — среднего достатка, благополучия. О нем в своих трудах размышлял еще Конфуций в незапамятные времена, а при Дэн Сяопине этот рубеж был определен в размере 800 долларов на душу населения в год. Сейчас в Тибете этот самый доход составляет в сельских районах менее 200 долларов. Так что путь к «сяокану» предстоит довольно долгий и тернистый.
Редакция выражает благодарность пресс-службе Госсовета КНР и посольству КНР в России за организацию поездки.
Досье
Тибет — официальное его название Тибетский автономный район, ТАР — населяют, как и положено, большей частью тибетцы. По данным, которые нам привел председатель правительства ТАР Джампа Пхунтсог, из общего населения 2,62 млн. человек на них приходится 92 процента. Другие собеседники и печатные источники называли и 95, и 98 процентов.
Тема народонаселения и межэтнического баланса — это тема очень щепетильная и чувствительная и для китайцев, и для тибетцев. Пребывающий почти уже полвека в политической эмиграции религиозный лидер тибетских буддистов Далай-лама 14-й, его окружение, а также с полторы сотни разбросанных в основном по Европе и Америке продалаевских и противопекинских групп и организаций упорно говорят о китайской колонизации Тибета, имея в виду, что в 1951 году молодая тогда Китайская Народная республика вооруженным путем аннексировала практически независимый тогда Тибет (китайцы называют это «мирным освобождением Тибета»), в 1959 году Пекин подавил здесь народное восстание (в китайской новейшей историографии это проходит как подавление сепаратистского мятежа и начало демократических реформ), а в последние годы стал в массированном порядке заселять Тибет китайцами.
Буддизм пришел в Тибет в VII веке из Индии, Непала и Китая, стал господствующей религией. В середине ХVII века Далай-лама 5-й по согласованию с Шуньчжи, китайским императором династии Цин, окончательно оформил теократическую систему правления в Тибете и ввел институт перерожденцев — «живых будд». С тех пор и до наших дней их было вычислено и отобрано путем жеребьевки из Золотой Вазы перед статуей Шакьямуни более 70, включая далаев и панченов. Причем с тех самых пор последнее слово в этом важном деле остается за китайскими властями в Пекине: без их высочайшего утверждения выбор считается недействительным. После смерти лояльного Пекину Панчена 10-го совсем не лояльный эмигрант Далай-лама 14-й самостоятельно, в нарушение традиции, избрал нового Панчена. Китайцы его, естественно, не признали и под их присмотром были проведены поиск, идентификация, жеребьевка и интронизация другого мальчика, который и был объявлен настоящим Панченом 11-м. Ему сейчас 13 лет, он живет и учится в Пекине и иногда приезжает в Тибет, вернее, в Шигацзе, центр так называемого Заднего или Внешнего Тибета, которым исторически правили панчены. Здесь, в величественном монастыре Ташилунпо, его официальной резиденции, в золотой ступе (550 кг золота и 1700 драгоценных камней) покоится прах Панчена 10-го, а в одном из десятков храмов, теснящихся на склоне горы, стоит огромная 30-метровая позолоченная, окутанная шелками статуя будды Майтрейя — 550 кг золота, семь тысяч камней в короне, тысячи метров разноцветного шелка.
