 |
| Известия | Е. Шестаков | 02.11.2003 |
«Когда будущий понтифик приехал с отцом в Краков из Вадовиц, они сняли скромную квартиру, расположенную в подвальном помещении дома», — говорит мой гид — журналист из «Тигодник Повшехны» Ян Счалка. По берегу Вислы мы идем к небольшому двухэтажному особняку, в котором с 1938 по 1944 год жил студент Кароль Войтыла.
Первая любовь
У этого одинокого дерева, возможно, вечерами он назначал свидание своей «первой любви» — Халине. Дочь директора гимназии в Вадовицах, которую окончил Войтыла, она училась в Кракове на актерском факультете. Во время войны будущий понтифик неоднократно в качестве зрителя посещал подпольный театр, где играла Халина. Но сам выступал на сцене только один раз — еще в лицее Войтыла сыграл роль в пьесе «Антигона». Главную же женскую роль, нетрудно догадаться, исполняла Халина. Значительно позже, став папой, Войтыла несколько раз приглашал актрису в Ватикан, где они сразу же перешли на «ты», называя друг друга по имени.
Главного редактора «Тигодник Повшехны», ксендза Адама Бонецки, называют другом понтифика. По приглашению папы Адам 11 лет проработал в Ватикане, где выпускал польскую версию ватиканской газеты. «Дружба подразумевает равенство, — улыбается Бонецки. — У папы в Ватикане действительно есть несколько близких друзей среди кардиналов. Что касается меня, то я горжусь, что глава церкви относится ко мне с симпатией». В архиве Бонецки сохранилась уникальная фотография молодого Войтылы, сделанная когда тот оканчивал лицей. Слегка выдающийся вперед подбородок, профиль упрямца и плотно сжатые губы — будущий папа производит впечатление довольно замкнутого молодого человека.
Квартира студента
Ян показывает мне запыленное подвальное окно бывшей квартиры студента Войтылы. Решительно стучим. За крошечными ситцевыми занавесками — тишина, вероятно, никого нет дома. За полвека здесь мало что изменилось: те же банки с солеными помидорами на подоконнике и палисадник с увядшими цветами, между которыми торчат несколько тощих деревьев. На крыльце, которое ведет со второго этажа, прячется от порывов ледяного ветра дворняга. Девочка в наспех наброшенной на платье куртке, ежась от холода, сбегает по ступенькам во двор, чтобы выбросить мусор. Спрашиваем — знает ли она, где жил будущий понтифик. «Конечно, паны», — отвечает она, кивая на подвал, и тут же скрывается в доме — видимо, туристы надоели ей своими расспросами.
Мы возвращаемся в старую часть Кракова, где расположен филологический факультет, на котором перед войной учился Кароль Войтыла. По узкой лестнице с дубовыми перилами поднимаемся на третий этаж. «Здесь все осталось без изменений», — говорит Ян, в прошлом тоже выпускник факультета. Сохранилась фотография первокурсника Войтылы — молодой человек в слегка вытянутых на коленях холщовых штанах и светлой рубашке смотрит в объектив фотоаппарата. «Обрати внимание», — хитро шепчет Ян, показывая мне два больших прикрепленных к стене гобелена. На одном -мифическое существо, похожее на ангела, держит в руке… масонские знаки, а на другом — читает книгу, обложку которой украшает звезда Давида.
Семинарист Войтыла
Когда началась война, университет закрыли и будущий папа поступил в подпольную семинарию. Занятия проходили по вечерам в здании краковской курии, где проживало высшее духовенство города. Группа студентов была небольшой — всего 10−12 человек. Будущие священники тщательно соблюдали конспирацию, объясняя свои визиты в курию «желанием помолиться». Среди учителей Кароля Войтылы был кардинал Кракова князь Сапьеха, который позже стал духовным отцом будущего понтифика. Днем же студент Войтыла трудился на заводе по обработке камня, который находился недалеко от его дома. Сохранилась запись в дневнике, сделанная профессором химии, также работавшим на этом предприятии. Несколько раз он встречался с Войтылой, и его поразила глубина знаний, которыми обладал «этот простой рабочий».
Через ворота курии мы с Яном проходим во внутренний двор здания. Бывшие апартаменты Войтылы расположены на втором этаже. Но попасть в них можно только по личному разрешению кардинала. «Никто в Кракове не мог даже представить, что после 500 лет правления в римско-католической церкви итальянцев папой может стать поляк, — говорит Ян. — Поэтому будущий понтифик уехал из Кракова с крошечным чемоданом, не взяв даже запасной пары носков. Он был уверен, что вернется из Ватикана уже на следующий день». Но конклав рассудил иначе — Войтыла стал понтификом. В его прежних покоях до сих стоят забытые в суете переезда старые ботинки, а в картонной коробке сложены оставшиеся личные вещи.
Ксендз, поэт, журналист
Сам папа воспоминаний никогда не писал — он вообще не любит говорить о себе. Тем не менее сохранилось немало свидетельств, что в подпольной семинарии кардинал Сапьеха выделял будущего понтифика среди учеников. Тем не менее после завершения учебы Войтылу направили священником в обычный деревенский приход. По тем временам такое назначение считалось ссылкой. И только через 4 месяца, по инициативе Сапьехи, его перевели ксендзом в один из городских костелов.
Будущего папу поселили в небольшой квартирке в двухэтажном особняке при церкви. Ксендз Адам Бонецки, который сегодня живет в этом доме, говорит, что в распоряжении Войтылы было две комнаты на первом этаже. Обедали работающие при костеле ксендзы в общей столовой — для священнослужителей обычно готовила кухарка.
В 1947 году молодой Войтыла впервые принес свою статью в редакцию «Тигодник Повшехны». Сказал: «Меня зовут Кароль, и я ксендз». Материал был написан по итогам его поездки во Францию и посвящен французским священникам, которые устраивались простыми рабочими, чтобы лучше понять жизнь народа. Статья понравилась редакторам, и ее напечатали. Это была первая публикация будущего понтифика. Позже Войтыла подружился с руководством газеты и публиковал на ее страницах не только свои статьи, но и стихи.
«Меня не всегда восхищали его стихотворные опыты, — вспоминает заместитель главного редактора газеты, в то время журналистка, Юзефа Хеннелова. — Я считала эти произведения сложной поэзией, трудной для восприятия. Куда больше мне нравились его более поздние работы, написанные в форме размышлений». Свои стихи будущий понтифик подписывал псевдонимом Анжи Явин — от слова явление, статьи же шли под его собственным именем. Будучи ксендзом, он отправлял свои произведения в редакцию по почте. Но став епископом, иногда лично приходил в газету — редакция находится в том же здании, что и резиденция главы духовенства.
Чаепитие у епископа
«Войтыла был удивительно скромным человеком, — вспоминает Хеннелова, — держался очень просто. У него было много друзей среди мирян. Сам он говорил немного, больше слушал. Став епископом, нередко приглашал к себе в курию работников редакции. Обсуждал наши публикации. Расспрашивал о личной жизни. Мы даже удивлялись — откуда он знает так много о наших проблемах».
Затем гости пили чай и разговаривали, а сам Войтыла здесь же, за столом, разбирал корреспонденцию. Иногда создавалось впечатление, что он не следит за ходом беседы. Но в конце встречи Войтыла обычно поднимал глаза и подробно начинал отвечать на все вопросы, которые возникали во время общения.
Очень скоро среди студентов университета прошел слух об интересном священнике Войтыле и многие стали посещать его богослужения, а после — заходили поговорить. Со временем студенты начали приглашать ксендза к себе домой. Хеннелова вспоминает, как проходил в ее семье такой ужин: «Войтыла только что вернулся из Ватикана и выглядел утомленным. Я так и не решилась расспрашивать его о поездке». Ей даже показалось, что, приняв приглашение, Войтыла решил хоть на время «сбежать» в нормальную семейную жизнь, поговорить о детях, пошутить и отдохнуть.
Позже, когда, став епископом, Войтыла приглашал к себе в курию знакомых мирян, все знали: там не принято угощать посетителей завтраком или ужином. Обычно гости сами шли на кухню и заваривали чай. Но, будучи в гостях, Войтыла не упускал случая похвалить хозяйку за вкусный ужин.
Войтыла никогда не был до конца открытым человеком. Все знали, что у него есть внутренний мир, в который он никого не пускает. Моя собеседница вспоминает, как с мужем и будущим понтификом они ехали на машине. Шел оживленный разговор. Вдруг Войтыла замолчал, включил лампочку в салоне и начал что-то писать. Все друзья знали — когда он размышляет, его нельзя беспокоить ни под каким предлогом.
Между собой студенты называли будущего главу римско-католической церкви Дядей. Это делалось в целях конспирации — властям вряд ли бы понравилось, что ксендз общается с университетской молодежью. Для студентов такое знакомство могло обернуться серьезными последствиями. Так и появился Дядя. В компаниях никто не обращался к будущему понтифику «уважаемый ксендз». Говорили: «Вечером мы идем к Дяде» — и все знали, что это означает.
«Когда я приезжала по приглашению папы в Ватикан, наш разговор был таким же сердечным, как и в краковский период его жизни. Я рассказывала ему о семье и детях, — вспоминает Хеннелова. — Однако сразу бросилось в глаза, насколько напряженную жизнь ведет понтифик. Во время нашей беседы в зале постоянно находился его секретарь, который жестко контролировал время встречи».
«Кароль Войтыла остался таким же внимательным к людям, как и раньше», — уверяет Хеннелова. И сегодня письма, которые понтифик посылает в Краков старым друзьям, он никогда не подписывает официально — папа римский Иоанн Павел II. Только как прежде — Дядя.
