Ночь когда «Pоссия» не спала

Десять лет исполняется октябрьскому кошмару 93-го года

Он запомнился всем бессонными ночами, кровью, ложью и беспредельной борьбой за власть. Главную же роль тогда сыграло ТВ. Отключенное на первой кнопке и внезапно засветившееся на второй. Уж не тогда ли политики и олигархи окончательно поняли, в чем их основная сила? Ведь именно четвертая власть перевесила тогда чашу весов на сторону Кремля.

Сергей Давыдов, в 93-м году руководитель «Радио «Россия», находился в осажденном здании телецентра:
— Я узнал о событиях по собственному радио, когда был на даче. Тут же выехал. Оставил машину, пешком пошел к телецентру. Меня никто не останавливал, не было никаких оцеплений. Уже слышались выстрелы, но стояла такая чудесная погода, что об опасности не думалось. В отличие от телевидения, радио не отключалось от эфира. Мы работали, потом поступило указание об эвакуации. Выходили всей редакцией уже под плотным огнем, пригнувшись и совершенно мирно, на троллейбусе, поехали в другое здание на Ямское Поле. Даже проезд оплатили.

Николай Сванидзе, в 93-м году обозреватель программы «Вести»:
— Перед этими событиями я приехал с дачи в Москву с женой, и теща сразу говорит: тут такое происходит! У меня и у Светы Сорокиной были нерабочие дни, но мы приехали в здание на улицу Ямского Поля. Помню, что страшно не было. Всю ночь не спали, при этом никто не пил, как это часто бывает в таких ситуациях. Все были на местах. Трансляции шли с Шаболовки и Ямы. Встретил Гайдара, он спускался по лестнице вниз после своего выступления у нас, а я шел вверх и жевал бутерброд. Хорошо помню его очень собранное лицо. Милиции нигде не было, только на входе были вооруженные автоматчики из внутренней охраны. Было ощущение войны. Я в эфир выходил небритый, в желтом свитере. Позвонил Черномырдин и спрашивает Попцова: «Почему у вас Сванидзе в желтом свитере?» Мне этот вопрос премьера понравился.

Рустем Сафронов, в 93-м корреспондент «Вестей», снимал события у Белого дома. Получил тяжелое ранение в легкое. Награжден орденом «За личное мужество»:
— Я работал в здании на Ямском Поле. Помню, ночью надо было ехать снимать в город. А наши водители отказываются, боятся. Так нас через всю Москву довез какой-то кавказец и денег не взял. Около Тверской мы случайно встретили актера Смоктуновского, который шел к Моссовету, нес какую-то железяку, чтобы положить ее на баррикады. Шел один, очень взволнованный… Наутро поехали снимать Белый дом. Там уже реально свистели пули. Видели ветерана в орденах, который шел под огнем, даже не пригибаясь. «Убьют так убьют», — говорит… Вдруг я обнаруживаю себя на земле. Боль дикая. Мой оператор, человек уже в возрасте, говорит: «Я тебя не донесу. Мне тяжело и боюсь за камеру». Тогда их еще не страховали, а стоит она 1000 долларов… Потом на телевидении среди операторов прошла целая дискуссия на тему, что делать в такой ситуации: помогать раненому или продолжать снимать. Общее мнение было — продолжать снимать, потому что в этом долг оператора… Вытащили меня мальчишки, которые до этого показывали нам, где лежат тела убитых… Мое лечение обошлось в десятки тысяч долларов. Мое легкое имеет сокращенный объем.

Светлана Сорокина, в 93-м году ведущая программы «Вести»:
— Я тогда жила на «Бабушкинской» и была дома. Когда узнала, поехала на Яму, эфирила. Картина просто нереальная: автоматные очереди, танки. Под утро поехала к сестре на «Белорусскую» выспаться. Думала, сейчас засну, проснусь, и не будет этого кошмара. Проснулась — все то же. Жутко. От октября 93-го у меня остались самые ужасные воспоминания, потому что вслед за событиями у Белого дома в Питере у меня умерла мама.

Олег Попцов, в 93-м году председатель ВГТРК:
— В октябре 93-го Россию спасло Российское телевидение. Я эти два дня и две ночи не забуду никогда. Еще 28 сентября мы ввели на ВГТРК чрезвычайное положение, т. е. сотрудники должны были круглосуточно находиться на своих местах. В это время я старался связаться с руководством страны. Безуспешно. Министр печати Полторанин материл всех в Кремле: «Где Ельцин?» Матом крыл всех, в том числе и Наину Иосифовну. Ельцин ему этого не простил. Звонил в ФСК и успокаивал их: «Возьмите себя в руки». Когда отключили «Останкино», в Верховном Совете ликовали: ура-ура, мы победили! Но через пять минут мы включили РТР. И тогда Хасбулатов сказал: «Это конец». Мы сделали резервную студию на Яме, свет везде выключили и вещали. Я же блокадник, знаю, как это делается. От Минобороны: приехали 40 человек на двух автобусах. «Мы вас будем охранять. Где у вас автоматы получить можно?» Я говорю: «Ребята, до свидания, у нас оружия нет». Резервную ПТС мы установили во дворе на Лубянке. Закамуфлировали, поставили и вышли на спутник. Так мы могли работать беспрерывно. Потом нам позвонили: «У вас будет выступать президент». Привели Ельцина, сказали: «Гримировать не надо». Мы его сняли, и монтажер Лена пошла его выступление монтировать. Пока она это делала, рядом стояли два охранника с автоматами, направленными на нее. Помню, после объявленной амнистии наши журналисты, столько тогда натерпевшиеся, плакали.
Когда мы делали фильм о годовщине событий октября 1993 года, все поделились с нами видеоматериалами, кроме «ВИДа». Когда Саша Любимов ночью выступил и сказал людям, чтобы они шли спать, у моего зама Лысенко чуть сердце не остановилось. Он всегда взглядовцев мальчиками называл. Вошел ко мне бледный: «Да, мальчики отчудили».

Андрей Федорин, в 1993 году работавший стрингером:
— Когда все началось, меня с напарником Владом Рабиновым японцы-телевизионщики пригласили работать по ночам и платили нам 150 долларов за ночь. А если что-то снимали «супер», то цифра умножалась на два. Тогда это были очень большие деньги. Тележурналисты в то время получали мало, все стремились снять картинку и впарить ее иностранцам. Помню, журналисты РТР бежали с кассетами сначала на CNN, за 200 долларов передавали им копию, а уж потом шли к себе. Японцы от нас требовали, чтобы мы шли через ограждения на территорию Белого дома и там снимали. В «Останкино» мы ехали от Белого дома. Там автоматы давали всем, кто хотел. Мы стояли за анпиловцами. Первый выстрел был с их стороны, хотя, может, это тоже была провокация. А в ответ из здания АСК-3 донеслась ураганная очередь. Поливали трассирующими пулями. Все побежали. Там погибло очень много народу. Просто люди не верили, что в центре Москвы можно погибнуть в результате боевого столкновения. Уже вечером 3-го мы знали, что утром будет штурм. Зашли в жилой дом, чтобы лучше его снять. Поднялись на 9-й этаж, позвонили в первую попавшуюся квартиру, там жила семья югославов. Они нас любезно пропустили, но смотрели на нас как на абсолютных психов. Сами они передвигались ползком, а мы открыто встали к окну и снимали. Так мы простояли все утро и все сняли.
Ночью отснятую кассету мы принесли в немецкую компанию ZDF. Нас спросили: «Сколько?» — «400». — «А 600 устроит?» И дали нам 600 дойч-марок. Когда все закончилось, мы с другом с трудом нашли пиво, сели на лавочку, в кармане хрустели заработанные купюры, но у меня было чувство абсолютной пустоты. А на эти деньги я поехал в Сингапур и купил себе хорошую камеру.