Расстрел Дома Советов

Время способствует осознанию событий — на расстоянии затухают страсти, кое-что вспоминается с досадой, стыдом. Последствия трагических событий октября 1993 года многим омыли взор, кто-то одумался, когда обнажилось сокрытое. Годовщина трагедии ко многому обязывает.

После кровавого расстрела Дома Советов группа московских интеллектуалов, устыдясь своей слабости («нам очень хотелось быть добрыми, великодушными, терпимыми»), так определила самое «грозное» в происходящем: «И „ведьмы“, а вернее — красно-коричневые оборотни, наглея от безнаказанности, оклеивали на глазах милиции стены своими ядовитыми листками, грозно оскорбляли народ, государство, его законных руководителей, сладострастно объясняя, как именно они будут всех нас вешать… Хватит говорить… Пора научиться действовать. Эти тупые негодяи уважают только силу. Так не пора ли ее продемонстрировать нашей юной… демократии?» Пушечной демонстрации и расстрелов сотен молодых людей оказалось недостаточно, требовали чего-то более радикального.

Впоследствии только у Юрия Давыдова хватило мужества признаться: «Мне не следовало пользоваться правом на глупость». У авторов обращения проявлялась не только глупость. Самые известные из подписантов впоследствии не защищали свои расстрельные призывы (Белла Ахмадулина, Василь Быков, Даниил Гранин, Дмитрий Лихачев, Булат Окуджава, Виктор Астафьев). Но распространенность разного рода домыслов о трагедии 93 года вынуждают меня, как представителя так называемых красно-коричневых оборотней и тупых негодяев, рассказать кое-что из бывшего.

Прежде всего, уже не прилично говорить о попытке коммуно-фашистского переворота. Примерно 25 сентября 1993 года ко мне в Доме Советов обратился знакомый американский тележурналист: «Как вы могли оказаться среди экстремистов и фашистов?» Я спросил, где он видит таковых. Журналист показал на площадь перед Домом Советов. Мне пришлось указать на очевидные вещи. Что всегда и везде политические перевороты сопровождаются выплеском на улицы экстремизма. С той лишь разницей, что у нас не бьют витрин, не жгут автомобили, не избивают милицию, что, в обстоятельствах гораздо менее радикальных, уличная толпа делает всегда в «добропорядочной» Америке и Европе. И сегодня нужно признать объективное: вплоть до 3 октября при потоках лжи в средствах информации, полной блокаде с колючей проволокой (даже машины скорой помощи не пропускались), отключении всех средств жизнеобеспечения — в течение двухнедельной эскалации насилия тысячи защитников Дома Советов вели себя невиданно сдержанно. Далее я попросил журналиста указать мне хотя бы на одного депутата-экстремиста или фашиста. Или, хотя бы на одно экстремистское фашиствующее выступление депутатов, или такого рода постановление российского парламента. Ничего подобного американский журналист привести не мог, ибо депутаты в той ситуации проявили удивительную уравновешенность.

Итак, никаким фашизмом в депутатском корпусе не пахло. Другое дело, что происходящее у стен Белого Дома, как всегда в подобных обстоятельствах, было неуправляемо со стороны парламента. Откуда пришли и кому были выгодны Боркашевские отряды с фашистской символикой, марширующие у американского посольства и перед зарубежными телекамерами? Большевистские вопли ампиловской агитбригады были выгодны не депутатам. Как президентской пропаганде без таких провокаторов удалось бы убедить мир в коммуно-фашистском путче?

Конечно, у депутатов было много ошибок, слабости, глупостей. Но где и когда в радикальной ситуации, в которую вогнал страну указ N 1400, было иначе? Да, решение об одновременных досрочных выборах президента и парламента нужно было принять в первый же день заседания Съезда (как настаивал я и Олег Румянцев), а не через неделю, когда уже об этом никто не узнал, ибо информационная блокада была уже полная. (Гайдар в очередную годовщину лгал на страницах «НГ»: депутатов пришлось разогнать потому, что они не соглашались на одновременные выборы.)

Да, руководители Съезда проявили отсутствие политической и государственной мудрости. Примерно 27 сентября я принес руководству Верховного Совета проект постановления Съезда, в котором предлагалась (как я убежден и поныне) одна из возможных моделей мирного урегулирования конфликта властей. Я предлагал решением Съезда сформировать Конституционную Ассамблею, состоящую поровну из народных депутатов РФ и руководителей субъектов Федерации. Задача такого рода экстраординарного органа (а ситуация требовала неординарных решений): разработать и принять конституционные законы об одновременных выборах президента и парламента. Роль верхней палаты Конституционной Ассамблеи мог бы выполнить Конституционный Суд, который должен был бы охранять процесс глобального переустройства государственного механизма от конституционных провалов, внезаконных попыток.

Хасбулатов сжег мой проект на свече (другого источника освещения не было) и дружески посоветовал никому об этом не говорить, так как мы уже имеем одних узурпаторов, а эта затея превращает в узурпаторов и региональных руководителей. На мой вопрос: «Отцы-командиры, что прикажете делать?» — я получил ответ: не рыпаться и ждать. Дождались известно чего. Хасбулатов и Руцкой мало соответствовали роковой роли и безвольно отдавались революционной стихии, которая умело направлялась профессиональными провокаторами. Вспомним: сначала был двухнедельный концлагерь, устроенный президентской властью парламенту страны, а только затем возгласы Руцкого о захвате Останкина — вслед уже бросившейся туда толпе.

Как рассказывал впоследствии руководитель группы «Альфа», Ельцин приказал расстрелять в Доме Советов всех. Многие из штурмовых отрядов, сформированных из армейских выродков, спецслужб, а также частных охранных фирм, при первом запахе крови мгновенно расчеловечились и устроили кровавую бойню. В Доме Советов, подвалах, на стадионе и в окрестностях были изувечены и расстреляны более тысячи людей, среди которых большинство молодежи. В особенности отрывались анонимные профессионалы, как впоследствии писали газеты — «снайперы Коржакова». Только «Альфа», вопреки высочайшим приказам, спасла от расправы многих, в том числе и всех депутатов. Со стороны Дома Советов не было ни одного выстрела, которым кто-либо был ранен или убит.

Все ошибки белодомовцев, все провокации вокруг не оправдывают кровавую расправу. Через два дня после расстрела я имел возможность спросить советника президента Сергея Станкевича: «Без споров — кто виноват, кто прав, что законно или нет, — зачем же танками, зачем столько крови, если своих целей вы могли достичь менее жестокими средствами?» Ответ я получил искренний: «Это — акция устрашения для сохранения порядка и единства России, ибо теперь никто и пикнуть не посмеет, особенно руководители регионов». Авторы письма группы интеллигенции и требовали от президента перманентного устрашения, называя это демократией. И доныне одни из них заклинают, что благодаря кровавой расправе над политическими оппонентами «шаг к демократии мы сделали», другие же убеждены, что тогда поступили правильно, хотя и признают, что ни к какой демократии это не привело. И никаких тебе мальчиков кровавых в глазах — все та же классовая ненависть застит взор!

Настало время отбросить идеологические ярлыки, реально наименовать противостоящие силы и определить происшедшее. Государственный переворот организовывали и поддерживали: столичная правящая номенклатура; структуры торгового и финансового капитала, связанные коррупцией с чиновничеством, их охранные отряды; криминальные структуры и их боевики; столичная радикал-либеральная интеллигенция, идеологически обрабатывающая общество; зарубежный фактор — одобрение действий Ельцина и помощь ему со стороны западных политических лидеров, общественности, финансовых кругов, проельцинская пропаганда западных средств информации, участие зарубежных вооруженных групп (которых официальная пропаганда называла «снайперами Руцкого»). Здесь объединились те, кого устраивало сохранение режима, предоставляющего невиданные возможности для обогащения и политического покровительства хищений общенациональной собственности. Многих побуждала к действиям боязнь правосудия.

По другую сторону баррикад, в Доме Советов, были представлены следующие социальные и политические группы. Большинство депутатов выражало интересы производственного управленческого корпуса, то есть производственного капитала, который по своей природе ориентирован на государственное самосохранение. Была там и часть номенклатуры, по разным причинам отброшенная от распределения власти и богатств. Среди депутатов было небольшое количество патриотов-государственников, своего рода идеалистов — носителей государственной идеи. Но они были разобщены, не имели поддержки в обществе, ибо национальная идеология была недоступна широкой общественности и дискредитирована средствами информации. Всех объединяло стремление противостоять разгулу беззакония, развалу и расхищению страны, защитить попранные жизненные интересы. Большой разброс позиций был причиной аморфности в решениях Съезда и руководства Дома Советов, неспособности к оперативным действиям, адекватным ситуации.

Вокруг Дома Советов собралось разношерстное общество: обездоленные, деклассированные и обозленные слои, большей частью не объединенные никакими политическими организациями; коммунистические организации различных оттенков, стремящиеся к восстановлению коммунистического Советского Союза; малочисленные патриотические организации и многочисленные патриотически-настроенные граждане, защищающие Дом Советов не потому, что он олицетворял их позицию, а как рубеж сопротивления антинациональной и антиобщественной политике. Помимо этого там было множество провокационных групп. Все вместе представляло пеструю толпу, своими лозунгами и действиями не внушающую доверия равнодушному обывателю.

До кровавой развязки большая часть общества была нейтральной. Также стремились быть нейтральными региональные политические элиты, армия и силовые структуры. Инициативы Патриархии об умиротворении сторон президентская сторона использовала для идеологической завесы готовящейся расправы. Полной блокадой Дома Советов, оголтелой информационной пропагандой, чередой кровавых провокаций сторонникам президента удалось внушить обществу миф о многочисленных вооруженных коммуно-фашистских отрядах в Белом Доме, являющих угрозу общественной безопасности. В результате с огромными усилиями Ельцину удалось вынудить армию совершить расстрел законного парламента, — невиданная в цивилизованной стране акция. Вновь вспомним, что со стороны осажденных почти не раздавалось выстрелов.

Главный из всего этого вывод недоступен авторам обращения. Нормально, что в обществе ведется политическая борьба и даже конфронтация. Нормально, что все мы придерживаемся различных политических взглядов. Патология начинается в тот момент, когда ради своих целей вожди превращаются в палачей. Еще более патологично, когда люди, называющие себя интеллигенцией, пытаются всех убедить, что альтернативы кровавому разгрому быть не могло. Выбор был и в те дни, он был совершен со всей определенностью: большинство сегодняшних реалий, которые так не нравятся и демократам-обращенцам, являются роковым следствием кровавой акции насилия. Если демократией называть расстрел безусых юношей на стадионе, тогда что такое фашизм? До сего дня русская либеральная интеллигенция, презиравшая Лескова, не подававшая руки Достоевскому, подарившая России три революции, — остается верна своей исторической безответственности перед судьбой России.