Русская линия
Известия Сергей Нехамкин24.09.2003 

Гулаг под Парижем
Как СССР вернул на родину 5 миллионов 700 тысяч соотечественников

50 лет назад в Советском Союзе было ликвидировано учреждение с длинным и неуклюжим названием — Управление уполномоченного Совнаркома СССР по делам репатриации граждан СССР. Его представители работали на всех континентах, кроме Антарктиды. И свою задачу они выполнили: добром и силой, уговорами и шантажом Управление вернуло в СССР более пяти с половиной миллионов соотечественников, разбросанных войной по свету. Уникальная в истории «гуманитарная операция» была не только призвана пополнить изрядно поредевшую после войны трудовую армию страны — она преследовала параллельную цель: вновь закрыть СССР от мира.

Приказ «Вскрыть нарыв!»

Вечером 14 ноября 1947 года два танка «Рено» с ревом пронеслись по улицам маленького французского городка Борегар-сюр-Сен-э-Уаз. Они шли на помощь четырем сотням жандармов и 150 вооруженным агентам полиции, осадившим расположенный на окраине советский экстерриториальный сборный репатриационный лагерь.

…Месяцем раньше в Ницце обратился в полицейский участок русский эмигрант Дмитрий Спечинский. Он обвинял свою жену Софью Субботину в похищении маленьких дочерей — Маши, Зины и Оли. По его словам, накануне, воспользовавшись тем, что мужа нет дома, Софья, не дожидаясь намеченного на декабрь бракоразводного процесса, одела девочек потеплее — и исчезла.

Полиция нигде и никогда не любит встревать в семейные дрязги. Но эта история вдруг получила фантастический, невероятный раскрут. Ею занимались на самом верху, по всей стране проводились облавы, дочерей Спечинского искали полиция, армия, спецслужбы. Наконец сотрудники УОТ (Управления по охране территорий — контрразведка), прослушивая телефоны лиц, подозреваемых в причастности к преступлению, перехватили: девочки — в Борегаре. Начальник УОТ Роже Вибо немедленно доложил об этом начальству. Совет Министров заседал несколько часов. В конце заседания премьер-министр Франции Поль Ромадье распорядился: «Вскройте нарыв!»

Кто бы мог подумать, что история лагеря Борегар, светло и романтично начинавшаяся ликующей осенью 1944-го (Франция только-только освободилась от немцев), будет завершаться столь горько.

Миссия на проспекте Бижо

Тогда, в 44-м выяснилось: на территории страны находится свыше 120 тысяч советских граждан. Больше — только в Германии и Австрии. «Остарбайтеры», вывезенные немцами на принудительные работы; недавние военнопленные, в том числе и воевавшие в «маки»; сложившие оружие власовцы, солдаты всевозможных созданных немцами «национальных легионов»; просто те, кого самыми фантастическими путями забросило на берега Сены и Луары — кого только не было!

Необходимость возвращения по домам многомиллионного принудительного интернационала концлагерей — огромная проблема той поры. Легко просыпать мешок проса — а поди его собери по зернышку. И речь не только о советских гражданах — война сломала судьбы жителей всех европейских стран. Недобровольных иммигрантов временно взяло под крыло абстрактное мировое сообщество (позднее появился термин «ДиПи» — от английского «Displaced Persons of United Nations» — «перемещенные лица Объединенных Наций»). Но уже в 1944-м дипломатами были выработаны принципы репатриации. Позднее Сталин, Черчилль и Рузвельт скрепили соответствующие соглашения подписями на Ялтинской конференции. В СССР этим вопросом занималось созданное 6 октября 1944 года Управление уполномоченного СНК СССР по делам репатриации граждан СССР из Германии и оккупированных ею стран (первоначальное название). Этим уполномоченным стал генерал-полковник Филипп Голиков, будущий маршал.

Голикову поминают предвоенный период: будучи начальником советской разведки, он, считается, не хотел раздражать Сталина и не докладывал в полном объеме тревожную информацию. Так не так — отдельный вопрос, для нас сейчас существенно, что Голиков был человеком с опытом руководства разведкой.

Его представителем во Франции стал генерал-майор Василий Драгун — давний соратник Голикова. В ноябре 44-го в большом белом особняке на проспекте Бижо в Париже открылась Репатриационная миссия СССР во Франции. Она развернула в стране свыше 130 репатриационных лагерей (сборных пунктов) — целую сеть. Они открывались, закрывались (когда «обитатели» уезжали), одни просуществовали недели, другие — годы, но Борегар (Beauregard en Sein-et-Oise, встречается русское написание Борегард, Боригар, Богардо) с самого начала считался неформальной столицей этого хозяйства. Причин несколько: в войну там был немецкий лагерь для военнопленных, к моменту освобождения в бараках жило более 400 русских. Плюс расположение: рядом Париж. Кроме того, при Борегаре существовал аэродром.

«Архипелаг ДиПи»

Это выражение появилось позднее и по ассоциации с понятно чем. Более того, за тем же Борегаром закрепилось клеймо: «ГУЛАГ под Парижем».

При этом историк Павел Полян, один из лучших в России знатоков проблемы советских «перемещенных лиц» подчеркивает: нельзя ставить на одну доску лагеря «ДиПи» и сталинские, нацистские концлагеря. Люди пережили ужасы плена, каторгу гитлеровских принудработ, сейчас каждого нужно было накормить, одеть, обеспечить медицинской помощью, успокоить… Да, бараки — а где жить в разрушенной Европе? Да, ограждение, иногда колючая проволока по периметру, пропускная система, везде жесткая дисциплина. Но, простите, все здесь в послестрессовом состоянии, скучены, ничем не заняты. В таких условиях легко возникают трения, конфликты. Естественный выход в духе времени: организовать жизнь и быт по армейскому принципу, ввести армейские правила внутреннего распорядка — КПП, увольнительныеѕ Зато трехразовая сносная кормежка. Возможность отдохнуть, осмотреться. Радостное предощущение скорого возвращения домой — для тех, кто хотел вернуться.
Собственно, вот в чем проблема — «русские ДиПи» делились на три категории: те, кто хотел возвращаться в СССР, те, кто колебался, и те, кто возвращаться не желал.

Судьба из Борегара: Николай ПЛЕТУХИН

Курсант военно-морского училища в Ленинграде. Когда началась война — фронт. Ранение, плен. Франция. Побег. Отряд «маки» «Жагар» («Ягуар»). В «Жагаре» уже много русских, они выделились в свой маленький отряд — «За Родину». Воевали чуть севернее Парижа. После освобождения Франции — Борегар. Плетухин там с друзьями по Сопротивлению. Ждут-не дождутся отправки домой. Самолетом-«дугласом» их из Борегара вывозят в Германию, оттуда — в СССР. Проверка, служба рядовым в Советской Армии. Потом поступает в вуз, становится инженером-кораблестроителем. После войны его несколько раз вызывали в МГБ, подолгу допрашивали, но что и как — родным не рассказывал, объяснял: давал подписку. Жил в Ленинграде Умер в 1975-м. Про Николая Плетухина мне рассказал его сын Сергей, ныне возглавляющий Санкт-Петербургское отделение общества ветеранов французского Сопротивления «Комбаттант-волонтер».

Шаг в капкан

С такими людьми, как Плетухин, ясно — рвались домой. Как и десятки тысяч русских, белорусских, украинских девчат да парней, которых немцы эшелонами вывозили на работу. Им что Германия, что Франция, что солнечная Италия — одна горькая чужбина. Историк Виктор Земсков считает: это настроения примерно 70 процентов репатриантов. Но были и другие.

…Людей, служивших у немцев, во Франции скопилось довольно много. Кто-то серьезно замарался в крови — например, казаки или кавказские горцы использовались немцами для подавления движения Сопротивления. Понятно, им и в Европе было неуютно, а уж от советской власти они вообще ничего хорошего не ждали. Кто мог — укрывался, вербовался в Иностранный легионѕ Другие же, виноватые меньше, уповали, что «Родина простит». Бывшие коллаборанты, в последние месяцы войны перешедшие на сторону союзников или французских «маки», полагали, что им «зачтется».

Шла борьба за души. Убедить, уломать, доказать, надавить на чувства, напугать — это пропаганда советских репатриационных служб. Против нее работала пропаганда антисоветских эмигрантских организаций вроде Народно-трудового Союза (НТС). Тоже вранья не чурались.

Из разговора с Павлом Поляном: «До сих пор на Западе бытуют легенды про расстрелы „возвращенцев“ прямо в одесском порту, чуть ли не на трапах кораблей, под включенную громкую музыкуѕ Подтверждений этому я в архивах не нашел. Действительность была проще и циничней. В войну погибла масса народу, и сейчас Советский Союз невероятно нуждался в рабочих руках (в конце сороковых у нас даже смертную казнь отменили!). Вот и стояла задача — вывезти всех, кого можно. А тамѕ Репатрианты в Советском Союзе еще долго носили печать „человека с нечистым прошлым“. Но с теми, кто хоть чуть-чуть замазался в сотрудничестве с немцами, вообще не церемонились: их ждал статус спецпереселенца, принудительный труд, лесоповал, шахты, Сибирь, Север, Казахстанѕ»

Впрочем, в разряд «сомнительных» попадали и люди, никак и никогда с немцами не сотрудничавшие.

Судьба из Борегара: Касьян МАЦКЕВИЧ

Белорусский крестьянин из-под Гродно. В 1939-м призван в польскую армию. Как польский солдат попадает в советский плен. В Коми строит железную дорогу. В их лагере из десяти человек умирало восемь. Потому, когда Андерс в СССР стал заново формировать польскую армию, взмолился: заберите! Марш «андерсовцев»: Иран, Ирак, Ливан, Палестина, Египет (внукам потом рассказывал про зоопарк в Александрии). Высадка в Италии. За бои под Монте-Кассино — английский орден. Войну закончил во Франции. Думал — возвращаться или нет? Да ну, решил, в чем он виноват перед Советами — селянин да солдат? А дома — земля, семья, детиѕ Обратился в советскую миссию. Борегар. Отправка в СССР. Добрался до дома — тут и прихватили. Выслан с семьей в Черемхово Иркутской области. Работал на стройке. Послевоенное зековское Черемхово — город, где все ходили с ножами, даже сосланные за свою миролюбивую веру баптисты. Держались своих — цыгане селились с цыганами, литовцы с литовцами, иначе не выживешь. Белорусы тоже кучковались. Так Касьян познакомился с Карпом Лозовиком, у которого судьба еще извилистей: войну начал в Сувалковском уланском полку, прославившемся легендарной смертной атакой конников-улан на немецкие танки (символ польского 1939 года). Кстати, офицером этого полка был капитан Якуб Вайда, отец знаменитого кинорежиссера. Карп в СССР возвращался через Англию, уже работал шофером в Глазго, да по дому затосковал. Их с Мацкевичем дети поженились. Мне историю дедов рассказал внук, минский философ-методолог Владимир Мацкевич.

«Прекрасный вид»

Буквально «Борегар» можно перевести как «прекрасный вид». Я вспомнил это, листая альбом-отчет «Фотографии из лагерной жизни Сборного пункта Советских граждан N13, освобожденных из фашистского плена. Париж город Версаль, Борегард, с августа 1944-го по май 1945 г.». Зарядка, политзанятия, столовая, строевая подготовка, клуб… Бассейн (пруд). «Механик Сергеев преподает мотор». «Хор самодеятельности под руководством Тамары Сошальской». Стрелковая подготовка с трофейным оружием (а говорите — ГУЛАГ!). Начальник сборного пункта — лейтенант Казаков. Замполит — младший политрук Коваленко. Начштаба — лейтенант Алик. Лейтенант Клушин — командир одной из рот. Лейтенант Беленченко — физрукѕ
Про офицеров репатриационных подразделений в эмигрантской литературе цедят: «типичные чекисты». Павел Полян уточняет: не столько чекисты (чекисты начинались потом), скорее что-то вроде военно-дипломатической службы. Исходя из задач: иногда — хозяйственники, иногда — дипломаты. А иногда
Помните — и Голиков, и Драгун служили в разведке? О служебном уровне Драгуна (со временем он фактически возглавил всю репатриационную сеть в Западной Европе) можно догадываться по такой детали: в 1945-м Молотов поручил ему представлять СССР на тайных переговорах американцев с генералом СС Карлом Вольфом по капитуляции немецких войск в Северной Италии. Это ведь, кажется, те переговоры, о которых докладывал Центру Штирлиц? Значит, они продолжились, но уже с участием Драгуна?

Поскольку «разведчики бывшими не бывают», можно предположить, что в Европе люди Драгуна решали не только гуманитарные задачи.

Судьба из Борегара: Виктор МАЛЬЦЕВ

Перед войной — знаменитый «сталинский сокол» (говорят даже, одно время — летчик-инструктор Чкалова). В 1937 году арестован, пытан, чудом не растрелян. В 1939-м выпущен, но на летную работу не допускается — назначен начальником санатория Аэрофлота в Ялте. В 1941-м предлагает свои услуги немцам. Бургомистр Ялты. Когда создается власовская армия, становится командующим ВВС РОА, генерал-майором. Воюет против наших. В 1945-м сдается американцам. Те не очень хотят его выдавать, советская сторона ведет жесткие переговоры. Наконец переправлен в Борегар. Две попытки самоубийства. В мае 1946-го доставлен в Москву, в августе — повешен вместе с Власовым, Шкуро, Красновым и другими.

Одно время союзники предлагали организовать «воздушный мост» для доставки советских «Ди-Пи» на родину. Наши отказались, полагая, что американские и английские самолеты будут заниматься аэрофоторазведкой. Но экстерриториальный борегаровский аэродром использовался активно — советские транспортные «дугласы» летали до Лейпцига и Берлина, переправляли людей, доставляли начальство. А иногда в салоне сидели в наручниках такие, как Мальцев. Или те, кто был менее виновен, но также интересовал советские спецслужбы.

Мечты о советском паспорте

Судьба из Борегара: Михаил ШТРАНГЕ

Если совсем точно — фон Штранге. Сын русских эмигрантов. Родители в Верхней Савойе держали маленький пансион, там останавливались летом небогатые соотечественники. Однажды приехала отдохнуть пара с двумя детьми: жену звали Марина Цветаева, мужа — Сергей Эфрон. Так познакомились. Эфрон завербовал студента Мишу в советскую разведку. В 1937-м произошло убийство советского разведчика-невозвращенца Игнатия Рейсса, после которого за Эфроном охотилась французская полиция. Сегодня «цветаевоведы» считают, что Штранге был координатором боевой группы Эфрона, но полиция на него не вышла. Во время Второй мировой он исчез из Парижа: был во французском Сопротивлении. Появился после войны в форме советского младшего лейтенанта. В 1945—1946-м — помощник начальника Борегара. Вернулся в СССР, стал крупным историком, специалистом по Великой французской революции. Умер в 1968 г.

Штранге по-своему тоже типичная фигура. Франция — один из центров послереволюционной русской эмиграции. 22-го июня 1946 г. опубликован «Указ Верховного Совета СССР о восстановлении в гражданстве СCCP подданных бывшей Российской империи, а также лиц, утративших советское гражданство, проживающих на территории Франции». Советское посольство и советская репатриационная миссия «возвращенческие» настроения, естественно, активно поощряют. Тысячи людей с гордостью получают советские паспорта и складывают чемоданы в радостном ожидании отъезда домой — в далекий, но героический и светлый Советский Союз. В такой обстановке легко решать и попутные задачи. В эмигрантских мемуарах можно встретить рассказы о том, как после войны на улицах Парижа к людям, говорившим по-русски, подходили (иногда в сопровождении французских полицейских) советские офицеры, просили предъявить документы, проехать с ними. Задержанные (или похищенные? — дело-то в чужой стране!) оказывались в Борегаре, а потом… Французские власти вступаться не торопились: русские разбираются между собой. Да и что такое французские власти той поры? Коммунисты, герои Сопротивления, — на невиданном подъеме: в парламенте, в правительстве, в государственном аппарате. О чем говорить — представитель французских спецслужб в Борегаре был членом ФКП!

Говорят, война — продолжение политики другими средствами. Войны проходят, а политика остается.

Дело о похищении девочек

Вернемся к конфликту в семье Спечинских, с которого начали рассказ. Тогда, на подъеме патриотических настроений Софья Субботина, дочь царского адмирала, решила вернуться в СССР. Спечинский же ехать не хотел. Семейные скандалы кончились бегством Софьи с маленькими дочерьми.

Наверное, похожие истории случались и раньше. Потом французы говорили, что у них были материалы по почти шестидесяти фактам незаконного вывоза людей в Борегар — эмигрантов (в том числе и граждан Франции), не желавших возвращаться «ДиПи». Но, похоже, до поры до времени закрывали глаза. А в конце 1947 года маятник качнулся в другую сторону: началась «холодная война». «Вырубить» ФКП, выбросить ее из политической жизни для правительства стало задачей N1. В коммунистах не без основания видели агентуру Москвы, они уже были отстранены от реальной власти, но оставались влиятельной силой — за ФКП голосовал каждый четвертый избиратель. Заявление о похищении детей пришлось кстати. О, ужас! — в просвещенной Франции русские дурят голову легкомысленным соотечественникам, а те потом воруют малышей. И эти люди имеют здесь свою «пятую колонну» — нашу компартию!
ѕ"Битвы под Борегаром" не случилось. Когда танк остановился напротив КПП, советские офицеры приказали открыть ворота. Девочки действительно находились в лагере. Их передали отцу (интересно, как потом сложились судьбы?). Нашли и оружие — несколько трофейных пулеметов и автоматов, гранаты…

Но делать из Борегара еще и диверсионно-подрывной центр не стали — политика! Все ограничилось газетным и дипломатическим скандалом. Из Франции выслали главу репатриационной группы полковника Филатова и 24 активистов эмигрантского «Союза советских граждан». Москва, понятно, заявила о «грубой политической провокации» и выслала в ответ равнозначную фигуру — главу французской репатриационной миссии в СССР полковника Маркье (хотя и жалели: Маркье симпатизировал Советскому Союзу; он у нас занимался возвращением домой эльзасцев и лотарингцев из числа немецких военнопленных и розысками останков погибших летчиков «Нормандии-Неман»). Лагерь Борегар французы взяли под свой контроль. Впрочем, с 1947 по 1951 год из Франции в СССР вернулось всего 218 человек.

Иссыхание потоков

Борегар — тот случай, когда в деятельности Управления по репатриации сплелось в узел все: моральные задачи, аморальные, политика, спецслужбы, пропагандаѕ Потому и привлек интерес. И случился этот конфликт тик в тик тогда, когда должен был случиться. С одной стороны — разгар холодной войны. С другой — репатриационные потоки уже сходили на нет. Если в 1944 году Управление генерала Голикова вернуло в СССР 1 050 398 советских граждан, в 1945-м — 4 514 201 человека, то за шесть лет, с 1946 по 1951 год — только 253 239 человек. Кто хотел — возвратился. Колеблющиеся сделали выбор. Остальные не хотели.

Любопытно, что, хотя в целом поток «ДиПи» усыхал, люди Голикова в поисках возможных одиночных репатриантов забирались в то время в самые удаленные от СССР уголки планеты. Аргентина и Австралия, Ирак и Канада, США и Китай — везде были представители Управления. А может, все проще — памятуя о задачах, которые эта служба попутно наверняка решала? В разгар жесткого противостояния двух систем благородная задача «возвращения блудных сыновей на родину» была хорошей «крышей» для наших спецслужб?

Так или иначе, за неполные семь лет советские органы репатриации возвратили в СССР 5,7 миллиона человек (цифра Павла Поляна).

Сборные пункты репатриантов были анклавами на чужой земле. Порядки, лозунги на стенах, портреты Сталина — попадая сюда, человек понимал: тут уже советская власть. Все, что за пределами, — чужое. Опыт закрытия СССР от мира.
С одной стороны — уникальное по масштабу решение гуманитарной задачи: вернуть домой столько бездомных, голодных, угнанных насильно! С другой — чисто советский цинизм: выгребем всех, люди нужны. А надо — выкрадем. В Борегаре коса нашла на камень. Дали повод говорить про «ГУЛАГ под Парижем».

Впрочем, после этого случая Управление Уполномоченного Совета Министров СССР по делам репатриации граждан СССР (новое название) действовало еще почти шесть лет.

Кто сегодня помнит, что оно вообще существовало?


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика