Благие намерения

Какая монархия необходима России? (Окончание. Начало в N 446)

В марте 17-го у Великого князя Кирилла Романова был выбор между исполнением долга христианина, офицера, человека и собственными амбициями. Он мог отправиться к вверенной ему части и охранять Царскую Семью. Вместо этого вызвал Гвардейский экипаж в Петроград и ударился в политику, в которой никогда и ничего не смыслил. Его помыслы могли быть благовидны, но почти все современники считали, что он нарушил данную Царю присягу. И лишь после того, как большинство из них сошло в могилу, начались попытки обесценить это мнение.

Так, Александр Закатов, автор монографии «Император Кирилл I в февральские дни 1917 года» заявляет, что 99 процентов негативных сведений о «Царе-исповеднике» (так он именует Великого князя) вышло из лагеря его противников.

Историк не объясняет, почему множество достойных людей, например, генерал Петр Врангель, стали врагами Великого князя. Но допустим, что они могли быть необъективны, и обратимся к записям человека, который вне всяких подозрений. Речь идет о военном историке, генерале Н.Н.Головине — учителе сына Кирилла Владимировича. Вот что он писал о событиях первого марта:

«Великий князь Кирилл Владимирович, являвшийся следующим после сына и брата Государя кандидатом на престол, ведет под своей личной командой батальон Гвардейского экипажа на присоединение к восставшим войскам, собиравшимся около Государственной Думы. Мало того: утром того же 14-го (1-го) марта он разослал начальникам частей Царскосельского гарнизона (охранявшим Царскую Семью — авт.) следующую записку: «Я и вверенный мне Гвардейский экипаж вполне присоединились к новому правительству. Уверен, что и вы, и вверенная вам часть также присоединитесь к нам…

Говоря иными словами, Великий князь Кирилл Владимирович на третий же день солдатского мятежа присоединяется к восставшим и призывает к этому другие войска».

Далее генерал попытался объяснить действия Великого князя, но как честный человек не смог переступить некоего предела:

«Не подлежит никакому сомнению, что в своих поступках… Великий князь Кирилл Владимирович руководствовались также чувствами патриотизма: идти на все, лишь бы только Россия победила в тяжелой войне. Но историк опять должен отметить, что эти поступки ярко свидетельствуют, насколько подорвана была вера в Царскую власть среди тех лиц Императорской Фамилии, для которых служение идее Царской Власти должно было бы являться своего рода религией».

* * *

В итоге генерал получил по шапке от противников Кирилла Владимировича, так оценивших его точку зрения: «Вот типичное словоблудие изменников и предателей Престола». Но не угодил Головин и «кирилловцам». Болезненнее всего они восприняли упоминание о записке Великого князя к офицерам в Царском Селе.

Закатов, например, заметил в ответ, что этот призыв был направлен к восставшим войскам.

Эта гипотеза не выдерживает никакой критики. Во-первых, для недоверия генералу Головину у нас нет оснований. Профессиональный ученый, хорошо знакомый с Кириллом Владимировичем, он, безусловно, знал, о чем говорит.

Кроме того, известно, какие части в Царском Селе восстали, а какие — нет. Продолжал верно нести службу собственный Его Величества конвой (за исключением немногих нижних чинов), подчинялся Государыне и Сводно-пехотный полк. О том, был ли смысл обращаться к начальникам других частей, можно судить по 1-му Стрелковому полку. По дому его командира, полковника Джулиани, подчиненные палили из винтовок.

* * *

Но если бы запиской все ограничилось…

О том, что было дальше, мы можем узнать из книги генерала Н.А. Епанчина «На службе трех императоров»:

«После отречения Государя… Кирилл Владимирович приказал роте Гвардейского экипажа, охранявшей Александровский дворец, в котором жила Императрица со всеми детьми, вернуться в Петербург. Все матросы ушли, а ОФИЦЕРЫ ОСТАЛИСЬ НА СВОЕМ ПОСТУ (выделено автором). В это время все царские дети были больны, а в Царском взбунтовались гарнизон и чернь, и вот командир Гвардейского экипажа, двоюродный брат Государя, лишил Царскую Семью охраны в такой ужасающей обстановке?!»

По свидетельству полковника Кобылинского, который охранял Царскую Семью в Тобольске, даже год спустя после случившегося в марте 17-го Государь с горечью вспоминал о предательстве Великого князя Кирилла и Гвардейского экипажа.

* * *

О Кобылинском здесь стоит сказать особо. Раненный и контуженный во время войны, он раз за разом возвращался на фронт. В Лианозовском лазарете познакомился с Государыней и старшими царевнами. Подобно Великому князю Кириллу, весной 17-го года этот человек поставил на кон свою честь, но сколь разительна разница между ними!

Приведем здесь свидетельство дочери врача-мученика Е.С.Боткина, Татьяны: «Люди правого направления возмущались поступком Кобылинского… как гвардейский полковник старого времени мог взять на себя должность «тюремщика» при Царской Семье. Между тем никто не подумал, какую пользу может принести верный человек на таком посту, никто не оценил великого и благородного поступка… не подумал, что, несмотря на революцию и состоя якобы в противном лагере, он продолжал служить Государю Императору верой и правдой…»

Через несколько месяцев после знакомства Царь назовет полковника Кобылинского своим лучшим другом.

* * *

Что касается Кирилла Владимировича, то он так расценил арест Царской Семьи в интервью, которое вышло в «Петроградской газете» 9 марта 1917 года: «Исключительные обстоятельства требуют исключительных методов. Вот почему лишение свободы Николая II и его супруги оправдывается событиями, происходящими в России».

Опровержения от Великого князя так никогда и не последовало. Но дай Бог, чтобы его заявление оказалось, хотя бы отчасти, выдумкой журналиста. Слишком страшен смысл этих слов после случившегося в Екатеринбурге.

Красный бант

Теперь попробуем объяснить то, что произошло первого марта, глядя из лагеря сторонников Великого князя Кирилла.

Практически любой разговор о поведении Кирилла Владимировича в тот день рано или поздно упирается в то, что он привел экипаж в Думу, украсив себя красным бантом. Этот аргумент является решающим как для противников Великого князя, так и для его сторонников. Почему для противников — понятно. Но что находят в этом для себя «кирилловцы»? Дело в том, что история с бантом, скорее всего, является мифом. Кто стоял у его истоков, неизвестно, но мотивация в целом понятна.

Пытаясь оправдаться за то, что из благих намерений погубили Россию, участники Февральской революции хотели свалить часть вины на Кирилла I. Так, Михаил Родзянко сообщает: «Прибытие Члена Императорского Дома с красным бантом на груди во главе вверенной его командованию части войск знаменовало собой явное нарушение присяги Государю Императору…» (бывший председатель Думы, очевидно, забыл, как сам благодарил за это Кирилла Владимировича).

Ему вторил Керенский, который в 32-м году так прямо и возопил, кивая в сторону Великого князя: «А ведь это не я (я был без банта), а он с красным бантом во главе Гвардейского экипажа стоял на вытяжку перед нами в Екатерининском зале Таврического дворца».

* * *

Однако есть целый ряд других свидетельств. При разговоре Великого князя с Родзянко в Думе присутствовал С.Т.Варун-Секрет, который так обрисовал случившееся: «Великий князь вошел в сопровождении двух офицеров; все трое были одеты по форме: в черных шинелях, с башлыками, продетыми под погоны, и ни на одном из них не было никаких бантов или каких-либо неформенных отличий».

Полковник Энгельгардт, один из главных военных специалистов мятежной Думы, писал: «Во главе Гвардейского экипажа появился и Великий князь Кирилл Владимирович. Он зашел ко мне в кабинет, вопреки существующим рассказам, у него на плече не было красного банта».

В числе других отвергал наличие банта английский журналист Р. Вильтон — человек очень высоких понятий о чести, а главное — беззаветно преданный памяти Царя-мученика. За это его даже изгнали из «Таймса».

Так как у этих людей не было причин выгораживать Великого князя, их показания имеют особую ценность. Едва ли Родзянко и Керенский лгали, но людей и бантов 1 марта в Думе мелькало так много, что они могли смешаться в памяти.

* * *

Еще одно обвинение предъявляет Великому князю Кириллу Александр Солженицын. В своей книге «Красное колесо», в главе 267, он сообщает, что первого марта Кириллу Владимировичу было предложено охранять город от верных Государю войск. «А что ж! Взялся (Пригодился)», — пишет Солженицын. Но в главе 292 выясняется, что когда Гучков прибыл за Гвардейским экипажем, предложив приступить к обороне города, то получил от Великого князя отказ.

Не только Солженицын, но и целый ряд других исследователей той эпохи пытается подвести нас к мысли, что Кирилл Владимирович был записным революционером, спал и видел, как бы ему лишить Россию самодержавия. Но, разумеется, это не так. Ближе всех к истине была Императрица, писавшая в те дни, что Кирилл Владимирович «отвратительно себя ведет, хотя и притворяется, будто старается для монархии и Родины». Она же писала Царю об уходе Гвардейского экипажа: «Они (моряки — авт.) думают, что Дума хочет быть с тобой и за тебя».

Сам Кирилл Владимирович второго марта в письме к дяде, Великому князю Павлу Александровичу, так трактует свое поведение накануне: «Я был все эти тяжелые дни совершенно один, чтобы нести всю ответственность перед Ники (Государем — авт.) и Родиной, спасая положение, признавая новое правительство». Эту мысль он на все лады повторял потом и в своей книге «Моя жизнь на службе России». В оправдание Великого князя можно привести и тот факт, что Дума, опасаясь Царя, буквально распиналась в те дни в своем желании доказать, что она предана монархии.

Но в качестве официального органа она не имела права даже на преданность, так как приказом Государя была распущена. Еще важнее то, что обман был рассчитан на тех, кто находился вне Петербурга, так же как и заявления, что мятеж подавлен и что в городе воцарился порядок. Между тем Кирилл Владимирович на протяжении всей революции был в Петрограде и внимательно следил за событиями. Он слышал бесчисленные проклятья в адрес Николая Второго, знал, что в Думе доминируют враги Государя и что ее превращение в центр революции никак не может быть названо случайностью.

Нет сомнений в патриотизме Великого князя, доказанном во время русско-японской войны. И нет сомнений в его приверженности идее монархии. Хотя бы потому, что он был одним из основных претендентов на престол и степень своей увлеченности этим вполне выявил в эмиграции. Но нет также сомнений, что первого марта 1917 года Великий князь Кирилл изменил присяге, признав незаконное правительство. Единственное, в чем мы можем всерьез сомневаться, так это в преданности Великого князя лично Государю.

* * *

Подведем итоги его деятельности в период Февральской революции.

Положительный эффект демонстрации Кирилла Владимировича «в пользу монархии» был равен нулю. Теперь перечислим отрицательные последствия.

1. После ареста законного правительства Дума расценивается бунтовщиками как оплот революции. С другой стороны, она искушает народ, заявляя о своей верности монархии. В этот момент поступок Великого князя Кирилла представляет особую опасность. Это сигнал всем офицерам, еще не сделавшим выбора, переходить на сторону мятежников.

2. Гвардейский экипаж уведен из Царского Села, где должен был защищать Царскую Семью, включая наследника. Накануне морякам уже пришлось отбиваться от восставших частей. То есть степень опасности для Семьи известна Кириллу. Ослабив оборону Александровского дворца, Великий князь тем самым вольно или невольно шантажировал Государя, сходившего с ума от тревоги за родных.

3. Ночью сообщение о действиях Кирилла доходит до Государя и наряду с другими ударами влияет на решение Николая II отречься от престола.

Если бы все люди, которые заявляли себя монархистами, особенно политики и военные, просто взяли бы да и исполнили в феврале-марте 17-го свой долг, то революция могла просто захлебнуться… Главной проблемой тогда являлся не солдатский мятеж и не его ничтожные главари, вылезшие из революционного подполья. Оставшись в моральной изоляции, восстание было бы обречено.

Главной проблемой стала возможность выбора для чиновников, офицеров, генералитета между Царем с одной стороны и Родзянко, Кириллом Владимировичем и т. д. с другой. Именно эти «благодетели», которые бросились в дело без спроса, вопреки приказам Царя, размыли границы между законностью и беззаконием.

Поэтому не имеют никакого значения те «священные» помыслы, по которым они начали игнорировать распоряжения Государя. У апостола Петра после ареста Спасителя были причины толкаться во дворе Первосвященника. Он мог планировать побег и т. д. Но не благородные мотивы, а одно лишь раскаяние дало ему право получить от Христа прощение за предательство.

Кандидаты на престол

Первое марта — один из самых черных дней в истории России. В этот день был убит Царь-Освободитель Александр, а спустя 35 лет пресеклась, по сути, династия Романовых.

После появления Кирилла Владимировича в Думе не осталось никого, кто имел бы возможность, желание, моральное право сменить Государя на троне. Та пустота, которая разверзлась впереди, предопределила его отречение, решать приходилось уже не то, как остаться, а как уйти. Наш святой Царь ушел так, как старался делать все в своей жизни, как должно, и потому остался с нами навсегда.

…Уже после ареста Государь продолжал трудиться в Царском Селе неутомимо, как вол. Расчищал снег в парке, а ближе к лету взялся за огород. Это все так поразило солдат из охраны, что один, не выдержав, воскликнул: «Ведь если дать ему кусок земли и чтобы он сам на нем работал, так скоро опять всю Россию заработает».

Это очень глубокое замечание, в котором схвачена сама суть монархии и мощь личности Царя-мученика. Нет, не могли разойтись большевики с Государем иначе, как через подвал Ипатьевского дома. И до тех пор, пока Бог не пошлет нам человека, соразмерного русским императорам от Павла до св. Николая, все разговоры о восстановлении монархии совершенно бессмысленны.

* * *

Что собой представляют нынешние претенденты на право владения Россией?

Согласно законам Российской империи, первоочередное право на престол имеет сегодня внук Кирилла Владимировича Эмих-Кирилл Лейнинген, седьмой князь Лейнингский. Конечно, при условии, что он примет православие. При этом неизвестно, религиозен ли вообще этот человек, зато мы знаем, что в детстве князь был членом Гитлерюгенда. Конечно, мало ли чего не бывает по малолетству, но для русского уха звучит резковато.

* * *

Это не единственный анекдот в истории попыток осчастливить нас «законным царем». Отодвинув в сторону Эмиха-Кирилла и остальную родню, на трон энергично претендует помянутая уже выше княгиня Мария Владимировна. Она утверждает, что все остальные Романовы родились от морганатических, неравнородных браков и по законам Российской империи прав на престол не имеют. Но как обстоит дело с ее собственной родословной?

Свадьба ее родителей — Великого князя Владимира Кирилловича и Леониды Кирби из рода Багратион-Мухранских — состоялась в 1948 году. Синод Русской Зарубежной Церкви в разрешении на брак решительно отказал, так как невеста была разведенной. Тогда молодые обвенчались в греческой церкви в Лозанне.

Так как игнорировать церковные законы в роду Кирилловичей всегда было нормой, обратимся к светским установлениям. Багратион-Мухранские были обычным дворянским родом (из тех, что имели славное прошлое и ничем не примечательное настоящее). Каким же образом брак Владимира Кирилловича оказался «равнородным»? Эту проблему он решил, что называется, легко. Издал акт о признании невесты владетельной особой. То есть уравнял дочь уездного предводителя дворянства из Тифлисской губернии и польской дворянки с детьми европейских монархов.

На беду Великого князя, «грузинский вопрос» разбирался в Российской империи неоднократно. Император Николай I постановил: «Все потомки владетельных кавказских семей в третьем колене занимают на выходах место по рангу в русской службе», то есть уравниваются в правах с остальными дворянами.

По иронии судьбы, ближайший помощник Великого князя Кирилла сенатор Н.Н.Корево подробно изучил вопрос о морганатических супружествах («Наследование престола по основным государственным законам». Париж, 1922). И привел в своей книге отличный, как ему показалось, пример «брака с лицом, не имеющим соответствующего достоинства, то есть не принадлежащим ни к какому царствующему или владетельному Дому». Речь идет о супружестве Великой княгини Татьяны Константиновны и… князя Константина Багратион-Мухранского.

Даже внуки последних грузинских правителей Ираклия и Георгия в качестве владельных особ в России не рассматривались, сохраняя лишь статус членов бывшего грузинского царского Дома. Князья же Багратион-Мухранские вообще никакого особого статуса не имели, так же как и потомки Рюриковичей и Гедеминовичей — Волконские, Долгоруковы, Трубецкие…

* * *

Поэтому если следовать закону о морганатических браках, то княгиня Мария Владимировна должна уступить права князю Лейнингскому. Если игнорировать этот закон, то права переходят к князю Николаю Романовичу Романову, самому знатному потомку русских царей по мужской линии, рожденному от «нецарственной матери».

В любом случае Кирилловичи должны сойти со сцены. Последний из них, сын Марии Владимировны Георгий, работает сейчас в Европейской комиссии по энергетике и транспорту. Место хорошее. Менять его, наверное, нет смысла.

* * *

Мы столь подробно остановились на этом, чтобы задаться главным вопросом. Первое требование сегодня к будущему царю — это способность закрыть собой тот страшный разрыв между народом и монархией в России. Разрыв, который исчисляется не столько десятилетиями, сколько масштабами трагедии. Кто, каким образом сможет этот подвиг совершить? Ответа пока нет.

Кто нуждается в реабилитации?

Хотя можно, конечно, обойтись и без подвига. В 1994 году за монархию выступало примерно 20 процентов населения России. Эту цифру можно назвать мечтой политтехнологов. Вспомним, что рейтинг Бориса Ельцина накануне его последних выборов составлял что-то около 1,5 процентов. Поэтому нет особых сомнений, что с помощью пропаганды не только Самару, но и всю страну можно заставить рукоплескать любому кандидату на престол.

Вот только об этом ли нам просить Господа, или о том, чтобы Он избавил нас от подобного фарса?

Нам нужна не просто монархия, а подлинная. Можно ли решить этот вопрос с помощью присяги Кирилловичам, или благодаря избранию царя на Земском Соборе? Думается, что нет. Сторонники этих идей настойчиво упирают на благую цель, но посмотрим, как они заботятся о средствах.

Одним из недавних шагов княгини Марии Владимировны стало заявление в прокуратуру с просьбой… реабилитировать Царскую Семью. Вот позиция — не нас надо реабилитировать, потомков клятвопреступников, а Царя (мнение прокураторы на этот счет известно с 93-го года. Николай Второй и члены его Семьи — жертвы «уголовного преступления»).

Вспомним страдания Александра Первого, который всю жизнь не мог себе простить гибели отца — императора Павла. Этого чувства вины мы совершенно не видим у Кирилловичей и их сторонников. Наоборот, для того, чтобы доказать безупречность поведения Великого князя Кирилла, им приходится дотошливо выискивать мнимые и действительные ошибки у Государя.

* * *

Позиция сторонников Земского Собора (не всех, конечно, но многих) столь же сомнительна. Много лет они мешали прославлению Царственных мучеников, терроризируя Церковь идеей о ритуальном убийстве. Они и сегодня продолжают утверждать, что к убийству Царя русский народ никакого отношения не имеет. Так прямо и ставят вопрос: «С какой стати мы должны испытывать какую-то вину?»

Хотя даже если бы среди убийц Государя все до единого были евреями (что не так) и раввин стоял во главе их, этот факт имел бы для нас самое ничтожное значение.

Прежде чем попасть в руки интернационалистов, Царь-мученик больше года находился в руках бывших верноподданных и подвергался с их стороны различным издевательствам. И что толку винить чужих, когда свои выдали Царственных мучеников на расправу? Даже на заседаниях Поместного Собора Русской Церкви в 17-м году не было сделано ничего, чтобы вызволить Помазанника из неволи. Наоборот, немногие верные слуги Царя, например, митрополит Макарий, были изгнаны на покой.

Осознает ли это сегодня наш народ? Нет. Но особенно поразительна нераскаянность тех, кто больше других говорит о необходимости призвания или избрания царя. Вновь видим мы благие намерения, не подкрепленные живой совестью…

И это говорит нам о серьезном кризисе официального монархизма.

Виды на урожай

Но, слава Богу, сотни тысяч русских людей чувствуют иначе, и это дает нам надежду. Не призрачную, а ту, что имеет крестьянин, когда ждет по осени урожая. Мы, православные в России, рожаем сегодня больше других, пьем меньше, смеемся чаще. А значит, неприметно набираем силу.

Мы не вымрем. Никогда прежде не прибывало в одном народе столько людей, сколько при св. Николае II, — 60 миллионов за два с небольшим десятилетия. Царь по этой части, видно, получил особый дар просить Бога. Только-то и встать нам рядом с ним на этой молитве.

Я видел, как это происходит, без всякой театральности, а коряво и всерьез, когда побывал нынешним летом на Рязанщине, в селе Царево. Там председатель колхоза Григорьич убедительно так просил и без того большую православную семью: «Размножайтесь лягонько, как в Библии сказано, а то работать скоро некому станет». Глава семьи тракторист Сережа — беженец из Баку. У Григорьича он — правая рука в хозяйстве. И у священника местного первый помощник, вместе храм поднимают.

Трое этих мужиков и стоят сегодня между селом Царево и небытием. Остальные, каждый на свой манер, «вымирают». Но трое — это много или мало? А сколько их по стране? Едва ли меньше, чем жило русских на белом свете, когда побили они Мамая. Так за кем будущее: за нами или теми, кто утратил в него веру? За кем рано или поздно пойдет народ?

Года за три до прославления Царственных мучеников мы увидели, как Господь начал готовить это событие. Все больше людей шло за мироточивым образом Царя Николая, и каждое заплаканное лицо в этом походе само смотрелось, как икона. Что не удалось белым армиям, мы тогда исполнили, дошли до Москвы. Собор Русской Церкви увенчал эту победу; это было как видение или просвет в те дни, когда Господь простит нашу Россию. Но на этом пути одно должно помнить. Помазанник не может быть нами избран, поставлен, назначен. Он может быть у Царя царей только вымолен.