 |
| Радонеж | Игумен Филипп (Симонов) | 16.09.2003 |
Стандартная дефиниция глобализации, принятая в западной литературе, понимает под этим процессом развитие свободного межгосударственного перетока капиталов в условиях прогрессирующего дерегулирования национальных рынков, результатом чего становится интернационализация инструментов, обращающихся на мировом финансовом рынке. Однако сущность глобализации (среди политико-экономических последствий которой — нарастающая индивидуализация хозяйственного процесса, идеологическая монополяризация мира и т. п.) невозможно ограничить только экономической стороной процесса.
Глобализация — это снятие практически всех мыслимых границ на пути финансовых потоков.
Это — дерегулирование экономики (которое становится, подчас, новым «идеологическим императивом») и открытие широких возможностей для частного капитала.
Это — становление единой мировой экономической системы, финалом развития которой может стать переход от внутригосударственной к межгосударственной системе организации размещения производительных сил и развитие на этой основе принципиально новой системы международного разделения труда, в котором потребности мировой системы производства товаров и услуг будут превалировать над потребностями национальных экономик. Да и место последних в новой системе будет определяться, прежде всего, интересами мирового воспроизводственного механизма.
Это — своеобразный культурно-духовный синкретизм, расширяющий возможности доступа к научным, образовательным, культурным достижениям различных стран и народов.
Но это — и глобализация кризисных явлений, начинающихся в одной стране и в считанные дни захватывающих весь мир.
Это — и попытки сформировать монополярную систему не только на уровне базиса, но и в надстройке: стабилизационные программы МВФ, например, уже давно стали не только инструментом финансовой стабилизации проблемных экономик, но и механизмом внедрения как определенной теоретической модели развития, которая далеко не всегда отвечает реалиям стран-реципиентов, так и соответствующих политических систем.
Это — и возможность консервации складывающихся структурных основ мировой экономики (по линии «центр ® периферия», «развитые ® развивающиеся рынки» и т. д.), что может противоречить национальным интересам целого ряда стран.
Это — и тенденции в социо-культурной сфере, приводящие подчас к маргинализации целых национально-культурных блоков и дальнейшему их развитию по «усредненной» модели, настойчиво экспортируемой в них внешними донорами.
На надстроечном уровне глобализация приводит, в частности:
к разрыву системы «индивидуум «община» и прогрессирующей индивидуализации общественной и частной жизни, порождающей индивидуализацию сознания;
к культурной маргинализации увеличивающейся части обществ-объектов (да и субъектов) глобализации при доминировании обыденного сознания;
к стремительно нарастающей секуляризации мышления и поведения, стимулируемой «демонстрационным эффектом»;
к потере любых традиций (национальных, религиозных, социо-культурных), которые могли бы стать основой формирования личности, выходящей за рамки, диктуемые глобализационными процессами;
к нарастанию тоталитарных тенденций, распространяющихся под видом «внедрения» (в том числе насильственного) «демократических основ гражданского общества» во все сферы жизни, в том числе те, которые принципиально не могут быть связаны с этой моделью развития.
Россия на себе испытала данные последствия глобализации. Только сейчас, когда нас вытеснили даже с тех сегментов мирового рынка, где мы всегда играли «первую скрипку», когда мы пережили структурный финансовый кризис, когда отечественная экономика вращается где-то в нижней половине рейтинговых списков (это — при том, что кредитные рейтинги СССР всегда позволяли считать его первоклассным заемщиком на мировом рынке ссудных капиталов), — только теперь мы приходим к пониманию элементарных истин глобальной политики. Например, той истины, что реформы ради реформ — это не тот путь, по которому должна идти Россия; цель реформ — не воплощение в жизнь постулатов той или иной экономической теории; их принципиальная задача — обеспечить стране и ее населению достойное экономическое и политическое будущее.
Проблемы, которые ставит перед международным сообществом системная глобализация мировых экономических, политических, социо-культурных, конфессиональных и иных отношений, требуют серьезной научной проработки.
Христианская критика «экономической глобализации» в своей основе имеет две основные посылки:
телеологическое противопоставление «экономической» и христианской глобализации, причем если в основе первой лежит стремление капитала к неограниченной миграции в рамках всего мира, то базой второй является единый «закон Христов"[1], не допускающий национальной самобытности (Кол. 3, 11), но в то же время считающий всех христиан гражданами единого Отечества Небесного (Ефес. 3, 15) и «одного Отца детьми» (Ин. 8, 41);
разработка — в условиях смены телеологии общественного воспроизводства (когда в центр социально-хозяйственной жизни ставятся исключительно проблемы экономической эффективности), когда тенденция к теократизации общества заменяется тенденцией к социализации религии, а исторические попытки Церкви вырасти до границ социума отторгаются самим социумом, который, со своей стороны, пытается поглотить Церковь, — позитивной экономической концепции, основанной на традициях внесения сакрального начала во внешние по отношению к Церкви структуры; при этом протестантская теология в основном вращается в сфере, очерченной работами М. Вебера, католическая — сосредоточена на поисках богословского обоснования либеральной экономической модели, а православная — балансирует на грани святоотеческой традиции и политико-экономических построений «серебряного века» российской общественной мысли.
