 |
| Известия | Дмитрий Соколов-Митрич | 16.09.2003 |
«Город без наркотиков» за 4 года сумел всеми правдами и неправдами навести страх на наркоторговцев, активизировать милицию, вернуть к жизни тысячи наркоманов. Милиция решила устранить конкурентов. Результат: тринадцать освобожденных из реабилитационных центров снова начали колоться. Один умер от передозировки. Несовершеннолетняя девчонка изнасилована. Все «в рамках закона».
Хроника разгрома
15 августа. Следователи областного РУБОПа при поддержке 30 собровцев проводят «антитеррористическую операцию» на территории женского реабилитационного центра фонда в поселке Шарташ. «К нам поступила оперативная информация о том, что неизвестные лица кавказской национальности выгружают в этом доме мешки с каким-то сыпучим веществом, — рассказал корреспонденту „Известий“ начальник областного РУБОПа Андрей Таранов. — По прибытии на место следователи обнаружили таджиков — они занимались на территории реабилитационного центра строительными работами. В мешках оказался цемент. Угроза терроризма оказалась ложной, но случайно мы обнаружили другое вопиющее правонарушение — в здании насильно удерживались более 30 девушек, некоторые были пристегнуты наручниками к кроватям».
Фонд никогда не скрывал, что держит своих реабилитантов на так называемом карантине. Новеньких пристегивают на 27 дней за ногу к кроватям и кормят хлебом, водой и луком. Делается это для того, чтобы мысли о еде были сильнее желания уколоться. Мера столь же незаконная (ст. 117 УК, «Истязание»), сколь и эффективная.
В реабилитационном центре тут же был произведен обыск, изъяты наручники, реабилитантов начали по одной приглашать к оперативникам. Те разъяснили девушкам, что нарушены их конституционные права, что колоться или не колоться- личное дело каждого, что на улице хорошая погода и все желающие могут покинуть центр, предварительно написав заявления с требованием возбудить против руководителей фонда уголовное дело.
Из 34 девчонок согласились это сделать 19 — в основном из числа тех, кто поступил в центр недавно. Всех «освобожденных» продержали в детском спецприемнике неделю. Их родители тем временем писали заявления в прокуратуру о том, что при подписании договора с фондом они были поставлены в известность о жестких методах реабилитации и это их не пугает.
29 августа. РУБОП совместно с СОБРом уже в рамках возбужденного уголовного дела по факту истязания врывается в офис фонда на улице Белинского, 19. Операция начинается в 8 вечера и заканчивается только в 7 утра. В ходе обыска изъяты 12 компьютерных процессоров и информационная база, в которой содержался компромат на многих милицейских чинов Екатеринбурга.
В тот же день РУБОП еще раз наведался в Шарташ и повторно «освободил» тех, кого родители снова сдали на реабилитацию.
3 сентября. СОБР берет штурмом мужской реабилитационный центр в поселке Изоплит. Все происходит по той же схеме, только парни оказались крепче: из 100 реабилитантов пожелали уйти лишь 10 наркоманов и 2 алкоголика. Их рубоповцы никуда везти не стали — просто отпустили на все четыре стороны. Иногородним не дали ни еды, ни билетов, предоставив добывать деньги самим.
Цена разгрома
Это произошло 3 сентября в 19 часов. Одним из освобожденных был Андрей Лобырев, находившийся на реабилитации чуть больше двух недель. Он пришел домой в час ночи. С ним было еще четверо иногородних приятелей. Дома была мать Галина Федоровна. Обозленный на мать из-за того, что она сдала его в реабилитационный центр, Андрей загнал ее в комнату, запер на ключ и выгреб из кошелька все деньги. Из-за двери она слышала, как наркоманы обзванивали барыг и наконец нашли то, что искали.
— На следующий день я пошла в Чкаловское РОВД, — рассказывает Галина Федоровна. — Написала заявление с просьбой защитить меня от моего сына. Мне сказали, что могут лишь посадить его, но для этого он должен совершить преступление. Так и живу с тех пор. Денег у меня теперь нет вообще.
***
Женя К. (Баба-Яга), Юля Р. (Кнопка), Алена А. (Баня), Лена С. (Большая Пышма), Лена А. (Андрей), Катя У., Вероника З. Это те из «освобожденных» девчонок, о которых уже точно известно, что они стали колоться. Еще о четырех не известно ничего, они просто пропали, но скорее всего и они при помощи милиции вернулись к наркотикам — Настя В. (Карандаш), Лена С. (Кувырок), Олеся Г. (Пермь), Лариса Б. (Все фамилии есть в редакции.)
Многие из них ВИЧ-инфицированы. Некоторых уже видели на улице Щорса среди проституток.
В день разгрома женского реабилитационного центра журналисты задали старшему оперуполномоченному РУБОПа Александру Платонову вопрос: «А что вы будете делать, если эти девчонки опять сядут на иглу?» Платонов пошутил: «Я буду горько плакать».
***
Вместе с отпущенными на свободу девочками была 16-летняя Настя И. по кличке Пыжик. Так в наркоманской среде обычно называют токсикоманок. «Пыхать» Настя научилась 2 года назад, когда рядом с ее домом открылась благотворительная столовая, куда стекались все екатеринбургские бомжи и беспризорники. В реабилитационный центр попала за 4 месяца до его разгрома.
— Когда я узнала, что ее забрали оперативники, я приехала в РУБОП, — рассказывает мать Насти Наталья Викторовна. — Потребовала отдать мне дочь. Но несмотря на то что Настя несовершеннолетняя, мне ее не отдали. Настя вышла из приемника через 8 дней, и то лишь после того, как мы написали расписку, что в фонд ее больше не поведем. Но мы схитрили — расписку написал мой сын, а в фонд потом отвела ее я. Сейчас она опять живет на Шарташе и уже неделя как ходит в школу.
Но в реабилитационный центр Настя вернулась только после того, как ее изнасиловали. Она повстречала на улице своих подруг, тоже «пыжиков». В тот же вечер они продали ее ребятам-наркоманам. Настя узнала об этом лишь тогда, когда ее затащили в подвал и сорвали одежду. Домой она пришла в одних плавках.
В середине августа к старшему инспектору Уголовно-исполнительной инспекции по делам несовершеннолетних подполковнику внутренней службы Наталье Дехтулинской обратилась референт директора департамента образования Октябрьского района Екатеринбурга Тамара Жиянова. У Тамары Ивановны недавно освободился из тюрьмы сын Денис. Вернувшись домой, он снова начал колоться. Мать умоляла Наталью помочь устроить Дениса в реабилитационный центр фонда.
— Денис должен был попасть туда 29 августа, — рассказывает инспектор. — Но в этот день РУБОП провел очередную операцию. Фондовцы попросили меня подождать дня три, пока все утрясется.
30 августа Наталье снова позвонила мать Дениса: «Извини, не нужен больше фонд. Денис сегодня ночью умер от передозировки».
Благодаря усилиям фонда последние 2 года детских смертей от передозировок в Екатеринбурге не было. С тех пор как по фонду начал работать РУБОП, это уже вторая.
Цель разгрома
Евгений Ройзман сейчас ищет поддержки в Москве. Недавно он встретился с начальником ГУБОПа МВД генералом Николаем Овчинниковым. Прежде тот возглавлял ГУВД Свердловской области, и многие сейчас полагают, что команда громить «Город без наркотиков» исходит от него. Овчинников заверил, что это не так.
— Евгений, вы берете на себя функцию государства, — сказал он. — Какие бы ни были у вас благие цели, этого делать нельзя.
— Да мы с радостью откажемся от этих функций, заберите, — ответил Ройзман. — Только исполняйте их.
Примерно к тому же свелся разговор корреспондента «Известий» с начальником РУБОПа Свердловской области Андреем Тарановым.
— Как ты думаешь, Дмитрий, почему этим делом занимается именно РУБОП? Потому что мы имеем дело с системами, нарушающими государственные устои, ставящими под сомнение монополию государства на применение силы.
— Я согласен, что в нормальном, здоровом государстве таких организаций, как «Город без наркотиков», быть не должно. Фонд — это нездоровая реакция на нездоровую ситуацию. Но он сыграл огромную роль в борьбе с наркоторговлей — это признают все, кто был свидетелем этой борьбы. Почему бы не дружить?
— Да не сыграл он никакой роли. Все их успехи — пиарище, и больше ничего. Почитать их бюллетени — так последние четыре года с наркотиками боролись только они. А ведь правоохранительные органы тоже не сидели сложа руки. Более того, работали именно мы, а фонд лишь примазывается к этой работе.
— Я сам полтора месяца назад участвовал в нескольких операциях. У нас по полдня уходило, чтобы оторвать какого-нибудь опера от стола и сработать по уже разработанной фондом точке.
— А зачем отрывать опера от работы? Откуда вы знаете, что он просто так сидит за столом? Иногда работа милиционера заключается в том, чтобы ждать. Какого-нибудь важного агентурного звонка, например. К тому же то, что они вам показывали, — это еще самый корректный вариант сотрудничества. Бывало и такое: приводят они в милицию человека, отдают дежурному героин и говорят: «Вот наркобарыгу задержали, оформляй». И уходят. А что значит «оформляй»? Его же надо было задерживать в соответствии со всеми процессуальными нормами. Барыга говорит, что ему героин подбросили, и милиция вынуждена его отпустить. А фондовцы сидят в кустах и снимают, как наркобарыга уходит, потом трубят на всю область: «Милиционерам опять дали взятку». Лично я считаю, что борьба с наркотиками для них второстепенна. А на первом месте — борьба с нами, дискредитация правоохранительных органов.
— Для чего?
— А чтобы контролировать. Попробуй перечить фонду — сразу попадешь на голубые экраны, а там и до увольнения недалеко. А знаете, как легко общаться с человеком, которого назначили на место того, кого сняли благодаря тебе?..
— А вы не допускаете, что благодаря фонду снимают тех, кто действительно коррумпирован?
— Несмотря на коррупцию, милиционеры — это те люди, которые должны действовать в рамках закона, а не каких-то собственных понятий о справедливости. Вот мне, например, право задерживать преступников дано властью, которую избрал народ. В законе, изданном этой властью, оговорены все полномочия, которые я имею. А кто дал фонду право задерживать людей? Вот вы свой материал назвали «Сопротивление муравейника». Если продолжить эту аналогию, то я бы назвал такое сопротивление «превышением допустимой самообороны». Когда какой-то шкет с ножом лезет на тебя, а ты в него из пистолета. Может быть, ты и оборонялся, но это не освобождает от ответственности. На этот раз, я думаю, Ройзман сядет не на пять лет, а уже лет на двадцать.
— Андрей Николаевич, а почему именно сейчас решили устранить это беззаконие? Ведь о наручниках и ремнях в фонде уже года три как пишут и в общероссийских СМИ, и даже в зарубежных…
— Мы об этом не знали. В местных СМИ это, наоборот, преподносилось красиво — мол, молодцы ребята, наркоманов спасают, барыг сажают.
Уполномоченный по правам человека в Свердловской области Татьяна Мерзлякова придерживается на этот счет другого мнения. На днях побывала в Шарташе, минут 40 общалась с девчонками наедине. Потом еще столько же с корреспондентом «Известий».
— Я уже не первый раз встречаюсь с ними. Последний раз это было в РУБОПе 15 августа. Конечно, никаких следов истязания на них не было, говорю это со всей ответственностью. Меня поразило другое. Я им говорю: «Девчонки, вы сейчас напишете в заявлении, что наркотики употребляли, а это уже статья». А одна из них мне отвечает: «Да что они мне сделают, вот такой-то, например, всегда был моим клиентом». И называет фамилию начальника одного из подразделений городской милиции. Я вышла оттуда опустошенная. А у ворот на меня набросились матери: «Не отпускайте их на свободу, не отпускайте».
Я оказалась под перекрестным огнем. Ко мне обращаются за правовой оценкой и милиция, и фонд, и матери, и девчонки. Я долго думала, какую позицию избрать. Понимаю, что формально милиция права и должность обязывает меня признать факты нарушения прав человека. Но на этот раз я решила, что буду поступать не по закону, а по совести. Если я поступлю иначе, я просто не смогу смотреть в глаза тем матерям наркоманов, которые приходят в мой кабинет каждый день и мне верят. Я буду на стороне фонда. До конца. Понимаете, закон — это не цель, а средство, механизм достижения справедливости, социальной гармонии. Можно юридически безупречно творить зло, а можно, рискуя оказаться за решеткой, возвращать людей к жизни. Это как раз тот случай. Кроме того, я думаю, что на этот раз правами человека милиция озаботилась не просто так. Речь идет о политике.
— Что вы имеете в виду?
— Похоже, все идет к тому, что в Орджоникидзевском округе, это район города, в котором находится Уралмаш, будет выдвигаться бывший начальник РУБОПа Екатеринбурга Василий Руденко. Отсюда он ушел в Москву на должность заместителя начальника Главного управления уголовного розыска МВД, а сейчас он вице-президент «Евразхолдинга». На протяжении всего лета ходили упорные слухи, что и Ройзман может выдвинуться по тому же округу. Если бы это случилось, победил бы Ройзман — он очень популярен в городе. Возможно, таким образом милиция просто на всякий случай устраняет конкурента. Если версия подтвердится, я буду оскорблена до глубины души. И даже не столько за сломанные жизни этих девчонок (20−30 человеческих жизней в политике — разменный материал), сколько за СОБР. В нашем СОБРе все ребята прошли Чечню, почти у каждого орден Мужества, четверо — Герои России посмертно. Устраивать такой маскарад, каким была «контртеррористическая операция» в Шарташе, — значит, пачкать их честь.
***
Как удалось узнать корреспонденту «Известий», разгром фонда «Город без наркотиков» имел еще одну цель. В женском реабилитационном центре содержалась девушка, которая проходит главным свидетелем по делу о коррупции в рядах екатеринбургской милиции. Во время операции в Шарташе оперативники РУБОПа не обнаружили ее лишь потому, что накануне она перекрасила волосы. Сейчас она находится в другом месте. Опасаясь за свое будущее, эта девушка согласилась записать свои показания на видеокассету. Откровения бывшей наркоманки, которая в течение четырех лет работала на милицию за героин, читайте в одном из ближайших номеров «Известий».
