 |
| Грани.ru | Борис Соколов | 03.09.2003 |
Рассказывают, что, отправляясь в Кремль, будущий патриарх Сергий долго раздумывал, что ему надеть — церковное облачение или цивильный костюм, и, по зрелом размышлении, предпочел штатскую форму одежды. Сталин, увидев гостя, понимающе указал пальцем в потолок и удовлетворенно заметил: «Его не боишься! Меня боишься!» Если это и легенда, то она точно передает суть взаимоотношений советского государства и православной церкви.
Еще до встречи со Сталиным руководство РПЦ сделало все, чтобы продемонстрировать лояльность вождю. Местоблюститель патриаршего престола митрополит Сергий в ноябре 1942 года назвал Сталина «богоизбранным вождем воинских и культурных сил России».
Перед тем как встретиться с иерархами, Сталин вызвал к себе на ближнюю дачу полковника (впоследствии генерал-майора) госбезопасности Георгия Карпова, курировавшего православную церковь, и в присутствии Маленкова и Берии начал расспрашивать о досье на трех митрополитов, а затем поинтересовался, как происходило в 1917 году избрание патриарха Тихона.
Весьма возможно, что пойти на восстановление патриаршества и дать послабление Русской православной церкви вождя убедил нарком внутренних дел Лаврентий Берия, в годы войны ставший заместителем председателя Государственного комитета обороны. Еще в конце 1920-х годов, будучи во главе чекистов Грузии, Лаврентий Павлович полностью подчинил своему влиянию Грузинскую православную церковь. Своим опытом он поделился еще в 1929 году в специальной записке: «Длительной нашей работой нам удалось создать оппозицию католикосу Амвросию и тогдашней руководящей группе грузинской церкви, и… в 1927 году в январе месяце удалось полностью вырвать из рук Амвросия бразды правления Грузинской церковью и вместе с его приверженцами удалить от руководящей роли в Грузинской церкви. В апреле месяце, после смерти католикоса Амвросия, католикосом был избран митрополит Христофор, вполне лояльно относящийся к Соввласти, и уже собор, избравший Христофора, декларировал свое лояльное отношение к власти и осудил политику и деятельность Амвросия, в частности, и грузинскую эмиграцию». Берия даже возмущался, что партийные власти порой ставят его креатурам палки в колеса: «Лишение духовенства самых элементарных прав, как-то: свободы передвижения, без арестов и административных высылок, поставило грузинскую церковь перед фактом невозможности существования… Грузинская церковь стирается с лица земли… Творимые безобразия невероятны в правовом государстве…»
Конечно, ничего общего с правовым государством СССР не имел ни в 1929 году, ни 14 лет спустя. Но теперь, осенью 1943 года, Сталин пришел к выводу, что эксперимент, удачно проведенный с грузинской церковью, пора повторить и с русской. Тут большое значение имела также позиция западных союзников. Общественное мнение Англии и США было весьма чувствительно к преследованиям по религиозным мотивам и в то же время сочувствовало борьбе Советского Союза против Германии. В Англии, например, комитет помощи СССР возглавлял настоятель Кентерберийского собора Хьюлетт Джонсон, придерживавшийся, кстати сказать, марксистских взглядов. Англиканская церковь собиралась послать делегацию в Москву. И, что еще важнее, на носу был Тегеранский саммит. Так что самое время было вводить патриаршество и демонстрировать терпимость по отношению к православию — крупнейшей христианской конфессии в СССР. Главное же, с началом войны иерархи РПЦ продемонстрировали полную покорность советской власти и в высшей степени благоговейное отношение лично к Сталину.
Но вернемся к исторической встрече. После того как Сталин, Берия и Маленков обменялись мнениями, Карпов прямо со сталинской дачи позвонил Сергию и сообщил, что Сталин готов принять его вместе с митрополитами Алексием и Николаем вечером того же дня.
Иосиф Виссарионович в беседе с митрополитами, закончившейся глубокой ночью, похвально отозвался о патриотической позиции церкви, а затем сразу взял быка за рога, поинтересовавшись, какая главная проблема стоит перед церковью. После ожидаемого ответа Сергия, что главное — это вопрос об избрании патриарха, генсек одобрил проведение Архиерейского собора и осведомился о сроках и о том, чем может помочь государство церкви. Сергий заявил, что на созыв собора потребуется не менее месяца — раньше не собрать епископов, разбросанных по всей стране (в том числе и находящихся в ссылке) и испытывающих трудности передвижения в военное время. Сталин хитро усмехнулся: «А нельзя ли проявить большевистские темпы?» И распорядился задействовать для сбора епископов авиацию и другой транспорт.
Карпов заверил, что справятся за 3−4 дня. И открытие собора сразу же назначили на 8 сентября. Его участники по-большевистски единогласно избрали Сергия патриархом Московским и всея Руси. Из 3 митрополитов, 11 архиепископов и 5 епископов лишь митрополиты Сергий и Алексий были рукоположены в епископы еще до 1917 года. Некоторые из участников прибыли на собор прямо из мест ссылки. Сергий, кстати, был одним из двух участников собора, успевших в 1922—1923 годах побывать в обновленческой ереси, что укрепляло его благонадежность в глазах властей. Собор принял обращение к правительству, где благодарил лично Сталина за «сочувственное отношение» к нуждам церкви и обещал, что служители церкви будут еще активнее участвовать «в общенародном подвиге за спасение Родины».
На встрече в Кремле Сергий посетовал, что не хватает кадров, и попросил разрешить открыть епархиальные курсы для подготовки священнослужителей. Сталин же мелочиться не стал и сразу же предложил подумать о семинариях и духовных академиях. Заодно он разрешил патриархии издание журнала, а также попросил митрополита Сергия подготовить список священников, находящихся в заключении или ссылке, чтобы рассмотреть вопрос об их освобождении. Местоблюститель также подчеркнул необходимость открыть в епархиях свечные заводики. Сталин уважил и эту просьбу, а также обещал помочь высшим церковным иерархам транспортом и продуктами и отдал патриархии бывшее здание германского посольства в московском Чистом переулке.
За все эти блага и милости, за саму возможность окормлять верующих пришлось платить дорогую цену. Сталин сообщил будущему патриарху Сергию (с его кандидатурой уже определились), что решено создать Совет по делам Русской православной церкви (в дальнейшем — Совет по делам религий) во главе с Карповым — для связи между РПЦ и правительством. В присутствии митрополитов Сталин фарисейски промолвил, обращаясь к Карпову: «Помните, что вы не обер-прокурор Синода, и своей деятельностью больше подчеркивайте самостоятельность церкви». На практике же совет осуществлял полный контроль над деятельностью РПЦ, в частности, цензуру всех ее изданий. Возглавляли совет, начиная с Карпова, кадровые офицеры органов безопасности. Сергий и его преемник патриарх Алексий испрашивали разрешения у Карпова на все церковные мероприятия. Совет, а не патриарх, готовил и устав РПЦ.
В правительстве же Совет по делам РПЦ теснее всего был связан с КГБ. Без одобрения последнего не мог быть рукоположен ни один епископ. Церковь была густо насыщена агентурой. Все иерархи после своих заграничных поездок в обязательном порядке писали подробный отчет для КГБ. И о настроениях прихожан священники информировали своих комитетских кураторов. По словам канадского историка православия Дмитрия Поспеловского, «церковь отдавалась непосредственно в руки НКВД-МГБ-КГБ, на произвол наследнику Тучкова» (Евгений Тучков был предшественником Карпова на посту начальника отделения секретно-политического отдела ОГПУ-НКВД, курировавшего РПЦ).
Восстановленная патриархия, разумеется, и думать не могла протестовать против сталинских репрессий. Но и в более либеральный период она поддерживала все мероприятия советской власти во внутренней и внешней политике, даже если они противоречили не только христианским заповедям, но и друг другу. Ни слова осуждения не было ни по поводу советских вторжений в Венгрию, Чехословакию, Афганистан, ни в связи с расстрелом рабочих в Новочеркасске в 1962 году, ни после уничтожения корейского авиалайнера в 1983 году… Вообще ни одного слова критики действий власти со с церковных кафедр так и не раздалось по сей день. Отдельные священники-диссиденты, осмеливавшиеся высказать несогласие с патриаршим оппортунизмом, ссылались в отдаленные приходы или лишались сана, как уже в демократической России случилось с о. Глебом Якуниным. И та Русская православная церковь, что родилась в 1943 году, без теснейшей связи с властью существовать не может. И народ среди иерархов все больше «бравый да присяжный».
За связь с государством пришлось платить — падением авторитета среди мыслящей части верующих, массовым отпадением людей от РПЦ, неспособностью конкурировать в борьбе за души паствы с инославными исповеданиями, прежде всего протестантскими. децентрализованы, а потому менее уязвимы для воздействия со стороны государства. В современной России РПЦ порой поддерживает самые крайние, державно-националистические силы, отличается крайней нетерпимостью к другим конфессиям и общественно-политическим взглядам. Вспомним хотя бы одобрение патриархией недавнего погрома в Сахаровском центре. А истоки всего этого — в соглашении 1943 года, когда РПЦ приняло благословение от дьявола.
