 |
| Московский комсомолец | Вадим Ампелонский | 01.09.2003 |
…26 февраля 1996 года эта женщина разложила перед собой карту Северного Кавказа. Накрыла ладонями то место, где была Чечня, и сказала себе:
— Я руками перекопаю землю, но привезу тебя домой, сынок!
Переносный смысл тех слов окажется горькой реальностью: через девять месяцев ей придется рыть замерзший грунт, где на двухметровой глубине будут покоиться останки ее убитого сына и трех его товарищей. А в это время, окружив могилу в кольцо, их убийцы с автоматами наперевес будут усмехаться себе в бороды…
Она привезла его домой.
* * *
Небольшое кладбище в поселке Курилово под Подольском, где похоронен Евгений Родионов, расположено в очень живописном месте. Слева от его могилы погост полого тянется к озеру, справа — зеленая роща. Здесь Женю провожали в армию…
Любовь Васильевна показывает мне фотографию с проводов: Женя и три его друга — Саша, Андрей и Игорь. Они были не разлей вода, и служить их призвали в один день.
Так получилось, что на контрольно-регистрационном пункте (КРП) на границе Ингушетии и Чечни вечером 13 февраля 1996 года Женя оказался с ребятами, которых звали так же, как его друзей: Александром, Андреем и Игорем. Блокпост находился метрах в двухстах от заставы Назранского погранотряда. Будка на дороге — без света, без связи, без какой бы то ни было огневой поддержки…
Потом кто-то из сослуживцев Жени расскажет его матери, что видел, как в три часа ночи к блокпосту подъехала санитарная машина, и слышал крик: «Помогите!» Слышал — и ничего не предпринял. Когда в 4 часа солдат пришли сменять, вместо них на КРП обнаружили лишь кровавое пятно и следы недолгой борьбы…
* * *
16 февраля Любовь Васильевна получила телеграмму от командира в/ч 2038. В ней сообщалось, что ее сын, Родионов Евгений Александрович, самовольно оставил часть, и предлагалось принять меры к его возвращению.
Мать не поверила. Перед отправкой сына в Ингушетию она была у него в учебке под Калининградом. Он сказал тогда, что едет на Кавказ осознанно, что он сам написал рапорт. «Неужели не выдержал?» — Мать не поверила… Еще она понимала, что, кроме нее, «мер к возвращению» сына никто принимать не будет.
Она поехала в Назрань. А в это время милиция искала дезертира Родионова. Не на Кавказе — в Подмосковье. У него дома, на даче, в подвалах. А в Чечне… в Чечне всем было наплевать.
Правда, в Ингушетии командир Назранского погранотряда полковник Буланичев перед матерью извинился. Заставил прождать на морозе три часа, потом соизволил впустить и, вальяжно переваливаясь с пятки на носок, извинился. Ошибочка вышла, мамаша. Никакой ваш сын не дезертир. Он — без вести пропавший. А поскольку вестей от него нет, то вам он нужен — вы его и ищите…
Она отправилась искать… Вместе с Женей в тот момент в Чечне числились пленными 14 пограничников. До сих пор Любовь Васильевна может назвать имя каждого. Пленные пограничники были, а комиссии по их розыску в ФПС не было. От полковника Виталия Бенчарского, начальника группы розыска без вести пропавших от комиссии при президенте, ей довелось услышать и такое: «Найди себе боевика и спи с ним. Может, что и выяснишь…»
В общей сложности Любовь Васильевна Родионова пробыла в Чечне 10 месяцев. Десять месяцев ползания по горам. Десять месяцев отчаяния попеременно с надеждой. Единственным ее документом была справка из штаба ОГВ о том, что она ищет сына…
Она встретилась практически со всеми мало-мальски влиятельными на Кавказе людьми. Федеральные начальники, известные правозащитники, представители ОБСЕ… Она лично знает 17 полевых командиров: Хаттаба, братьев Басаевых — Шамиля и Ширвани, Арби Бараева, Гелаева, Радуева… Знает, кто из них когда погиб, ранен и т. д., — старается следить за их судьбой.
Любовь Васильевна никого не оценивает по принципу «свой — чужой», «хороший — плохой», «убивал — не убивал». ТАМ «свои» нередко становились чужими, «хорошие» оказывались плохими, а убивали все: кто-то лично, кто-то отдавал приказы.
— Вот недавно друга моего застрелили, Надиршаха Хачилаева, — с горечью говорит Любовь Васильевна. — Он ведь действительно занимался освобождением пленных…
Боевики для нее все разные. Хаттаб ее бил, заставлял стирать и готовить. Ширвани Басаев лично сломал ребра и позвонок, отбил почки. Доку Умаров — красивый мужчина, если бороду сбрить, — не скажешь, что боевик. Руслан Хайхароев, хозяин Бамута, — зверь…
* * *
Именно в Бамуте держали Женю. Тогда, 13 февраля, как раз боевики Хайхароева были в той санитарной «таблетке».
Любовь Васильевна показывает фотографии подвала бывшего пионерлагеря в Бамуте. Холодные бетонные стены. К низкому потолку цепью прикреплена палка — дыба. Стальная решетка на маленьком окне погнута: пленные отчаянно пытались бороться за жизнь. Тщетно. На полу темное пятно: кровь ее сына и его друзей, Александра Железнова, Андрея Трусова и Игоря Яковлева…
21 сентября мать узнает, что сын погиб. Его убийца расскажет ей это сам на скачках в честь победы Ичкерии над Россией.
Женя и его сослуживцы были в плену три месяца. Три месяца их ежедневно пытали, практически не кормили. Хотели, чтобы написали письма матерям, попросили деньги на выкуп. Женя отговаривался, что у его матери больное сердце, а денег у нее нет. Потом стали предлагать обмен: их пощадят — они примут мусульманство…
В мае им отрубили головы… У Жени на груди был православный крестик. Тот самый, который в одиннадцать лет он привез с летних каникул от бабушки. «Сними, — говорила тогда мать. — Засмеют ведь в школе». Но с тех пор он практически никогда его не снимал.
Не снял и перед смертью, хотя боевики обещали ему за это жизнь. Именно по кресту мать узнает его в их общей могиле…
Их казнили 23 мая 1996 года, на сотый день плена. В этот день Жене исполнилось девятнадцать лет.
* * *
Целый месяц Любовь Васильевна металась от кабинета к кабинету в поисках 10 тыс. долларов, которые Хайхароев запросил за тело сына. Она их нашла: что-то осталось от проданной квартиры, чем-то помог командующий ОГВ генерал Тихомиров.
Вечером 23 октября — в годовщину своей собственной свадьбы — мать руками вырыла тела сына и его сослуживцев. Через несколько дней они уже были в Ростове. Оттуда она еще раз отправилась в Бамут: в восьми пакетах с останками солдат, которые она привезла в город на Дону, не хватало головы ее сына.
— Вы сошли с ума! — отговаривал ее начальник ростовского госпиталя Владимир Щербаков. — Теперь вас точно убьют!
Не убили. Вынесли четыре фрагмента черепа, бросили к ее ногам. Бесплатно… Уже в вагоне проводницу обеспокоил странный запах.
— У меня в пакете голова сына, — объяснила Любовь Васильевна.
— Ты что, ненормальная?
— Нет, у меня сын умер. Везу хоронить…
Она предаст его родной земле 22 (чтобы уйти от страшного для нее числа — 23-е) ноября. А через четыре дня умрет Женин отец, Александр Константинович.
В 1999 году Любовь Васильевна узнает и о смерти убийцы сына — Руслана Хайхароева. Он погиб в Грозном во внутричеченской разборке. Хайхароева убили 23 августа 1999 года — ровно через три года и три месяца после того, как он казнил Евгения Родионова.
Чудеса? Пожалуй, просто ряд случайных совпадений. Но разве не такие совпадения обычно называют чудесами?
* * *
Пару лет назад Любовь Васильевна Родионова побывала в Черногории. К тому времени там уже появилась и была переведена на сербский язык брошюра о Евгении Родионове. Митрополит Черногорско-Приморский Амфилохий сказал ей тогда, что ее сын в Сербии официально признан святым, православные в этой стране называют его Евгением Русским.
В России Православная церковь не торопится с его канонизацией. Пока его официальный «статус» — «воин-мученик». Как объяснили нам церковные иерархи, в РПЦ процесс причисления к лику святых достаточно долгий. Нужно проверить человека на предмет праведности: не увлекался ли до принятия мученичества алкоголем, был ли девственником и т. д. Также необходимы свидетельства об исцелениях, прозрениях и других чудесных явлениях, связанных с обращением к мученику. Но самое главное — народное почитание.
…На могиле Евгения Родионова сейчас стоит крест с надписью: «Здесь лежит русский солдат Евгений Родионов, защищавший Отечество и не отрекшийся от Христа. Казнен под Бамутом 23 мая 1996 года». Под этот крест люди, приезжающие специально к этой могиле из самых отдаленных уголков России, кладут записки с мольбой о помощи. Мне довелось заглянуть в одну из них: «Женечка, милый, помоги! У моей дочери муж — мусульманин. Сейчас он бросил ее и ребенка, дома не ночует, постоянно пропадает у своих соотечественников — азербайджанцев. А она его любит, мучается, да и материально еле сводит концы с концами. Помоги нам!» Что это, если не народное почитание?
Солдаты-«срочники» из подмосковных воинских частей считают, что молитва, обращенная к Жене, спасает от «дедовщины». А Александр Макеев, офицер-десантник, возглавляющий общественный фонд содействия ВДВ, рассказал, что пару лет назад увидел, что солдаты молятся перед его фотографией.
— Ребята в Чечне чувствуют себя брошенными, — говорит Макеев. — Брошенными государством, своими командирами. И они не знают, к кому обратиться за помощью. А Женя им понятен: он такой же, как они. Это, можно сказать, первый солдатский святой.
После этого Александр Макеев разыскал Любовь Васильевну, стал помогать — не только ей, но и сослуживцам ее сына — пограничникам. А она стала для десантников духовной матерью…
И пока в РПЦ ждут чудес, простые люди уже канонизировали воина-мученика Евгения в своем сознании. А чудеса тем временем происходят…
* * *
Село Акташ затерялось в горах Алтая. Богом и государством забытый край. Люди, которые приезжают сюда из центра России, рассказывают, что даже столица республики — Горно-Алтайск — до сих пор живет в 50-х годах. Про Акташ и говорить не приходится.
Здесь находится штаб Алтайского погранотряда, который защищает пересечение российской границы с рубежами трех стран: Китая, Монголии и Казахстана. Два года назад солдаты своими руками построили тут первый в пограничных войсках деревянный полковой храм.
Храм этот — Свято-Евгеньевский, он освящен в честь Евгения Мелитинского — одного из тридцати трех воинов-христиан Римской армии из города Мелита, которым за отказ отречься от Христа отсекли головы. Пограничники, правда, говорят, что это прежде всего памятник их товарищу Евгению Родионову.
Здесь служит первый в новейшей истории российской армии полковой священник — отец Варлаам, который сам некогда был офицером — военным хирургом.
Он и написал первую икону «воина Евгения, в Чечне убиенного». Она какое-то время стояла в храме, но скоро бойцы попросили забрать ее с собой на заставу. Пришлось отцу Варлааму писать еще одну. И эта икона оказалась чудотворной…
В начале августа 2003 года в Акташ отправились Александр Макеев и сотрудники его фонда: повезли для полкового храма иконы, кое-какую церковную утварь и землю с могилы Жени Родионова, благословленную его матерью. Отец Варлаам решил отслужить панихиду…
— Икону Евгения вынесли на аналой, — рассказывает Макеев, — мы стояли и слушали службу. Вдруг мы все — присутствующие в храме — переглянулись: из Жениной ладони, в которой он на иконе держит крест, засочилась золотистая струя. Батюшка тоже это заметил, но не мог прервать молитву. Когда же он закончил, он обернулся к нам с каким-то просветленным лицом и сказал: «Ну вот, смотрите же!»
Как оказалось, это не первый случай мироточения этой иконы. Отец Варлаам рассказал, что впервые она замироточила 20 ноября прошлого года. Тогда в части был крестный ход памяти мелитинских мучеников (в этот же день Любовь Васильевна привезла тело сына на родину), и икона «заплакала» прямо в руках у рядового Андрея Зяблицкого. Затем то же самое повторилось на Вербное воскресенье. А наиболее обильное мироточение было отмечено в храме 23 мая — в день поминовения Евгения Родионова.
— Жидкость каждый раз разная, — рассказывает священник. — И запах… Его сложно с чем-то сравнить. Он напоминает цветочный аромат, но все же более густой…
…А в Подмосковье 23 мая случилось другое чудо. На панихиду к могиле Жени собралось человек триста. И все они видели, как перед началом богослужения вокруг солнца образовался радужный круг. По христианской легенде солнце так же играло в день успения Пресвятой Богоматери. На фотографии четко видно, что небо в правом нижнем углу окрашено в цвета российского флага…
Разум старается найти этому научное объяснение. Но для тех, кто верит, никакого объяснения не нужно…
* * *
Любовь Васильевна Родионова верит. Никогда раньше не верила, до 45 лет даже в церкви ни разу не была. А теперь верит. При этом она не считает, что ее сын принял мученичество за православие.
— Он прежде всего остался верен присяге, исполнил свой воинский долг, — говорит она.
И о себе она не говорит как о матери святого:
— Я прежде всего мать-воин…
Она и сейчас воюет. После гибели сына 24 раза была в Чечне. Узнавала, чем живут солдаты. И привозила с собой гитары, теплые вещи, православные крестики. Сколько посылок она собрала своими руками — невозможно сосчитать. Солдаты в Чечне не знают, как ее зовут. Они встречают ее просто: «Женина мама приехала!..»
Каждый день ходит она на могилу сына:
— Здесь — мое прошлое, здесь — мое будущее, на этом клочке земли…
Она не дождалась от российского государства ни единого рубля. Да она и не взяла бы… Она ничего не хочет — только одного: чтобы не добивали. А ее добивают…
Не так давно у администрации Подольского района появилась идея назвать улицу в поселке Курилово, где жил Женя, в честь Евгения Родионова. Там и улица-то: четыре пятиэтажки. И название самое что ни на есть идиотское — Центральная.
Не переименовали. Существует в Московской области закон, который запрещает изменения топонимики без учета мнения населения. Поэтому администрация собрала поселковый сход. Три часа местные бабули и вечно пьяные мужики спорили… Не переименовали: нужно же родственников обзванивать, говорить, что адрес изменился… Можно понять бабушек. Но ведь сложно же объяснить все это матери, которая столько пережила, правда?..
Она уже ничего не хочет. Хотя она знает, ради чего живет: ей нужно дожить до того дня, когда Президент России примет и выслушает хотя бы одну мать погибшего в Чечне солдата…
