Чем ПУТЧевали?

Двенадцать лет назад произошли события, которые сейчас одни считают великой победой, другие — постыдной капитуляцией

У каждого своя правота. Как бы то ни было, но 19 августа 1991 года была дописана последняя страница коммунистической истории России и придуманы первые строки уже в новую ее историю, суть которой мы и по сей день не можем ни понять, ни оценить. Даже если мерить прожитое чисто житейскими мерками — все перемешалось. В чем-то стало легче и лучше, а в чем-то — во много крат тяжелее и хуже. Наверное, от этого в душах участников событий того времени (имею в виду не столичную номенклатуру, а простых людей, оказавшихся на баррикадах возле Белого дома только потому, что искренне полагали, что защищают демократию и свободу) сегодня такая сумятица — непонятно, то ли гордиться, что был там, то ли стыдиться.

Не мучаются сомнениями только те, кого там и близко не было, — тогдашние маленькие клерки, вовремя прибившиеся к новой российской власти. Они наблюдали за происходящим со стороны. Зато теперь эти люди — лидеры нашей демократии и капитаны нашей экономики. Вот что значит раньше времени не высовываться и вовремя достать из рукава нужную карту! Собственно говоря, в происшедшем нет ничего удивительного. Об этом еще Г. Плеханов написал лет сто назад: «Плоды революции никогда не вкушает тот, кто ее совершает». Для нас интересно другое — если внимательно вчитаться в программные документы ГКЧП и сопоставить суть требований с тем, что сейчас происходит с нами, можно сделать удивительное открытие: тогдашние гэкачеписты предвосхитили нынешнее время! Эдакие предвестники «политики восстановления бездумно порушенного». Они тоже ратовали за управляемость и за жесткую вертикаль. Их также возмущало огульное охаивание спецслужб, ведущее к расшатыванию государства. Им тоже хотелось поскорее навести порядок в рыночных отношениях и защитить население от «экономических мародеров».

ГКЧП стремился любой ценой сохранить Союз и защитить геополитические интересы нашей страны на просторах исчезающего Варшавского договора. Но ведь за то же, в общем-то борется и нынешняя российская власть — за единую Россию и сплоченное СНГ. Тем для этого нужна была партия — эти создают ее, не жалея ни сил, ни средств. При этом и те, и другие одинаково враждебно относятся к независимой от государства прессе, считая ее главной виновницей всех бед и разрушительницей устоев.

Совпадений много. Но из них нельзя делать вывод, что это одна и та же политика. Политика, безусловно, разная, потому что за окном уже совсем другая страна, во главе которой стоят другие люди, никаким родством — ни кровным, ни идейным — не связанные с теми, кто некогда замыслил спасти страну от «разрушительной стихии общества, поверившего разглагольствованиям безответственных авантюристов о демократии». Сейчас в стране достаточно спокойно (если, конечно, забыть про Чечню и хлынувших к нам орд законных и незаконных мигрантов). Спасать ее не требуется, да и не от кого. Народ законопослушен — сейчас его и на выборы-то не зазовешь, не то что на митинги, — и не склонен доверять новоявленным борцам за демократию, которых в нынешней России просто наперечет. Чем же тогда вызваны все эти совпадения? Сейчас решается та же задача, что и десятилетие с лишним назад, — необходимо защитить имущественные интересы правящей номенклатуры (правда, ныне точнее было бы сказать — правящего клана) и сохранить ее монопольное право на
власть. А идейное обрамление ее то же, что и в 1991 году, — «наведение порядка в стране».

Сейчас политики очень много говорят о восстановлении. Нужно восстановить былую мощь армии, восстановить промышленность и сельское хозяйство, восстановить отечественную науку и образование. Все нужно восстановить, потому что все порушено. Но тогда надо бы сказать, кто разрушитель. Их нет. Такое впечатление, что Россия пережила разрушительную войну и вражескую оккупацию. Ельцин по-прежнему в чести. Чубайс ходит в олигархах и, чувствуется, получает удовольствие от энергетического всевластия. Гайдар при депутатском мандате. Черномырдин, прихватив акции «Газпрома», разговляется украинскими разносолами. Все при хороших, что называется, хлебных, должностях. Похоже, мы опять участвуем в какой-то мистификации. Разница только в том, что лозунги, которые в 1991 году возмущали и рождали протест, ныне — радуют и рождают желание поддержать. Правда, и радость какая-то унылая, и поддержка какая-то вялая.

…В августе 1991 года я имел возможность наблюдать и гэкачепистов, и тех, что назвали себя демократами, отнюдь не издалека. Конечно, это были разные люди. Демократы помоложе, поэнергичнее, среди них было побольше хорошо образованных людей. Но то, что случилось с новой российской властью после августа, то, как она легко и быстро переродилась в кланово-бюрократическую систему, больше смахивающую на феодализм, нежели на демократию, дает ответ на вопрос: что же это было? Вооруженные прутиками защитники Белого дома ныне сетуют: у нас украли Победу! Никто ничего не крал, потому что красть было нечего. Горько говорить об этом, но в августе 1991-го народ поучаствовал не в борьбе за демократию (хотя государство после этих событий стало не таким тоталитарным, как прежде), а в номенклатурной междоусобице из-за собственности. Гэкачеписты опирались на силовиков и прочий, как теперь говорят, административный ресурс, белодомовцы — на поддержку восторженных толп. Но и те, и другие отдавали себе отчет в том, что кто победит, тот и будет потом делить.

А во всем, как ни странно, виноват брежневский застой. Генсек слишком долго правил и слишкои не любил менять окружение. В результате в стране нарушилась нормальная ротация бюрократических кадров. В очереди на сановные кабинеты скопилось сразу несколько поколений управленцев. Возник своеобразный кризис, который при Сталине тоже время от времени возникал, но его разрешали просто — кого-то объявляли «врагом народа», и он навсегда исчезал не только из власти, но и из жизни. Когда говорят, что рыночные реформы нужны были, потому что упали темпы экономического роста и мы стали отставать от Запад, — это чепуха. Россия до сих пор не может добиться тех темпов, которые тогда были. Главное — собственность. Как говаривал старик Макиавелли: «за любой политической идеей стоит заурядный интерес к вещам». У нашей отечественной номенклатуры — и у той, что шла за гэкачепистами, и у нынешней — этот интерес почти врожденный. А потому не стоит в происшедшем двенадцать лет назад искать какой-то великий смысл. Все это никакого отношения к демократии не имеет. Просто правящий клан, почувствовав новые веяния, отбросил атрибуты обветшалой власти и легализовал особую жизнь для избранных. Теперь низы могут жить как хотят, если только не станут мешать верхам делать то же самое, — в этом и есть суть демократии по-российски. И суть того, что случилось в тот самый август, которые одни считают великим, а другие — позорным.