Землеотвод

Многие вполне разумные люди опасаются, что купля-продажа земли разрушит российские заповедники, национальные парки и охранные зоны питьевых водохранилищ — мол, все будет раскуплено за взятки. Чисто по-человечески это опасение понять можно. Но пока что все происходит в точности до наоборот: никакая государственная собственность на землю не мешает ловкому человеку поселиться там, где селиться никому нельзя…

Летом прошлого года я побывал в Нью-Хейвене. В этом городе в штате Коннектикут находится знаменитый на весь мир Йельский университет. В числе прочих достопримечательностей нам показали гидроузел Уитни — цепочку каналов и резервуарных водохранилищ, дающих водопроводную воду для всей округи. Нас везли на автобусе — ступать на землю водоохранной зоны разрешено лишь оленям, диким индюкам и сотрудникам водозаборной станции.

У озера Дэлар я попытался подойти поближе к воде, чтобы разглядеть сидящих на отмели птиц. Мне вежливо, но решительно предложили соблюдать дистанцию.

Чуть позже Курт и Кейт, хранители озера, сказали мне, что вторжение в водоохранную зону карается штрафом в семьдесят долларов. Но русскому на первый раз они прощают…

— А что грозит человеку, разведшему здесь костер или выбросившему мусор? — спросил я.

Озерные стражи ничего ответить не смогли. На их памяти таких случаев просто не было.

…Я смотрел на чужую воду и с нездешней тоской вспоминал берега подмосковных питьевых водохранилищ, густо усаженные новенькими коттеджами и особняками, и бесчисленные объявления: ?Элитное жилье в заповедной зоне…?

— Ну, насчет заповедной зоны — это рекламное преувеличение, — сказал мне эксперт российского офиса Гринпис Михаил Крейндлин, когда я вернулся домой.

— Точно преувеличение? — усомнился я.

— Статус заповедника не оставляет никакой возможности для застройки. На его территории всякая хозяйственная деятельность запрещена, а земля не может изыматься ни для каких нужд.

— Но у нас ведь даже самый категорический запрет не гарантирует ничего, — вздохнул я.

— Да, но заповедники на виду, и их пока удается отстоять, — заключил Михаил, — пока что удается…

КАКОЙ ТАКОЙ МЭР? КАКИХ ТАКИХ ЛУЖКОВ?

Но вот уже охранная зона заповедника (буфер между ним и остальными землями) вполне доступна для безответно влюбленных в природу домовладельцев. Хотя ничего подобного закон не допускает: в охранной зоне могут существовать селения, однако новое строительство запрещено. Это ограничение обходится просто: время от времени районная администрация приводит юридические границы деревни в соответствие с фактическими — попросту говоря, включает в ее территорию самовольно застроенные земли.

Самый яркий и близкий к Москве пример — деревня Лужки в Серпуховском районе. За последние лет десять она разрослась как минимум вдвое, причем отнюдь не за счет скромных деревенских домиков. Между тем Лужки со всеми прилегающими угодьями расположены в охранной зоне Приокско-террасного государственного биосферного заповедника. Граница основной его территории проходит буквально в сотне метров от ближайших домов. Ничего нового там строить нельзя! Но если очень хочется, то, получается, можно…

Впрочем, если местная власть попалась принципиальная и границы не перекраивает, тоже не беда. Можно ее и не спрашивать, а просто начинать строительство. Конечно, время от времени на стройплощадке могут появляться какие-то странные люди с удостоверениями. Путаться у всех под ногами. Выписывать и вручать какие-то бумажки. Главное — не обращать на них внимания.

Такой сценарий реализуется сейчас в Истринском районе Подмосковья. Немалая часть лесов района относится к так называемой высшей категории охраны. Вырубка их допускается только в исключительных случаях и всякий раз по специальному постановлению федерального правительства. Но некая фирма доказала всем, что можно обойтись и без постановления. Она самовольно присоединила к законно полученным двадцати гектарам еще восемьдесят. И строит там коттеджный поселок. На нее налагают штрафы, которые она исправно платит. Благо все они не превышают погрешности, с которой составлялась смета проекта. На нее даже заводят уголовные дела. Одно из таких дел удалось довести до суда. Некий зицпредседатель Фунт ныне с честью отбывает наказание — условное, конечно. А стройка продолжается.

В ПАРК! ВСЕ В ПАРК!

Как еще можно обойти закон? Национальные парки могут сдавать участки земли в аренду для организации туризма и отдыха. Арендатор имеет право строить там необходимые для туризма сооружения, например гостиницы. Ничего иного! Но на практике это выглядит так: с момента отвода территории вокруг участка вырастает глухой забор и появляется вооруженная охрана. Только после завершения строительства можно будет узнать (или так и не узнать), что же там на самом деле построено. Во множестве живописных мест (и не только в национальных парках) именно так детские санатории, спортивно-оздоровительные комплексы или гостиницы оборачивались то коттеджным поселком, то развлекательным центром, то чьей-то персональной резиденцией.

Не так давно федеральное правительство своим распоряжением утвердило передачу земельного участка в Сочинском природном национальном парке под строительство горнолыжного курорта? Красная Поляна?. Как вы помните, нацпарк имеет на это право. Но когда эксперты увидели описание участка будущего курорта, они ахнули. Оказалось, что изрядная часть описанных угодий — земли не Сочинского парка, а соседствующего с ним Кавказского биосферного заповедника. Можно было только гадать, кто сделал столь выгодную строителям курорта? ошибку?. Об этом казусе мне тоже рассказал Крейндлин.

— Подожди, — прервал я Михаила, — но ведь нацпарк не может сдавать в аренду чужую землю?! А владелец недвижимости, тем более дорогой, страшно уязвим. Он вложил большие деньги в то, что нельзя ни унести, ни спрятать. И если он строится в заведомо неположенном месте, как он не боится, что его собственность просто снесут?

— Случаев такого сноса по стране буквально единицы. Да и снесены были только некие сараи и времянки. Суд может назначить решение о сносе, но обычно наши суды очень не любят этого делать.

— А почему?

— Во-первых, владелец формально не виноват: он подал прошение, ему отвели участок. Проверять законность отвода земли он не обязан. А то, что на самом деле этот человек заказал именно этот участок и взятку за него дал, к делу не подошьешь. Во-вторых, судебный пристав должен прийти с исполнительным листом в руках и обеспечить снос. А там стоят здоровенные лбы чуть ли не с гранатометами…

— Но ведь когда власть чего-то хочет, она за один день управляется. Почему же в деле охраны природы она свои интересы не блюдет?

— А знаешь, кто у нас в деле охраны природы представляет государство? — осаживает меня Крейндлин.

КОГДА ТАКИЕ ЛЮДИ…

— Вот тебе история, — продолжает Михаил, — в 1989 году председатель Щелковского горисполкома Иван Васильевич Гаранькин был снят с должности и попал под уголовное дело за незаконные землеотводы в охранной зоне национального парка? Лосиный Остров?. Но через полгода он стал министром землепользования и охраны окружающей среды Московской области. Был депутатом областной Думы. Вернулся на должность министра. При новом губернаторе опять попал под следствие — на сей раз за незаконное использование средств областного экологического фонда. Был уволен. И через некоторое время возглавил областной Комитет по природным ресурсам. Пока такие трудовые биографии возможны, никакие законы выполняться не будут.

— Поставили козла стеречь капусту, — резюмирую я.

— Погоди, вот пролоббируют такие бравые ребята новую редакцию закона об особо охраняемых природных территориях, мы и заповедники не удержим, — уверяет меня Михаил.

…Боюсь, он знает, что говорит. Крейндлин — калач тертый. До прихода в Гринпис много лет работал в Мособлприроде, а затем в федеральном министерстве. Вот еще один случай из его практики. Некий бизнесмен и депутат Ленинградской областной думы самовольно захватил — ни больше ни меньше — целый остров на реке Вуоксе. Построил там? бунгало?. Когда губернаторская комиссия спросила Выборгский райотдел по землеустройству, почему они не пресекли это самоуправство, землеустроители в один голос ответили:

— Ну он же ведь там так красиво все построил!

…А все-таки нет худа без добра: рано или поздно главной преградой на пути застройщиков заповедных уголков станут те, кто уже построился там раньше. Ведь новые соседи лишат их и красоты пейзажа, и чувства собственной исключительности. Когда в охранной зоне Приокско-террасного заповедника только-только начинали строить, я тщетно пытался выяснить в Серпуховской районной администрации причины ее горячей симпатии к новоселам. Отвечали мне неохотно и односложно. Нужные документы никак не находились. Нужные люди неизменно оказывались в командировке. И вдруг через несколько дней после моего отъезда из Серпухова одна из ответственных сотрудниц администрации сама позвонила мне в Москву.

Совсем иным, взволнованным, человеческим голосом она сообщила мне, что возле ее дачи местная администрация отвела землю под свалку.

— А чего ж вы мне-то звоните? — искренне удивился я.

— На жалобы и обращения жителей никто не отвечает. Вся надежда на вас, на помощь прессы.

Первый закон о земле — закон Хаммурапи

(§ 42) Если человек арендовал поле (…) и не вырастил на поле зерна, то его следует уличить в невыполнении необходимой работы на поле, а затем он должен будет отдать хозяину поля зерно в соответствии с урожаем его соседей.

(§ 43) Если он вовсе не обработал поле, а забросил его, то он должен отдать владельцу поля зерно в соответствии с урожаем его соседей, а поле, которое он забросил, обязан разбить, вспахать, взборонить и затем вернуть хозяину поля.

(§ 44) Если человек арендовал на три года залежную землю для распашки, но был нерадив и не распахал поле, то на четвертом году он должен вспахать его, промотыжить и взборонить, а затем вернуть владельцу поля. Кроме того, он должен отмерить по десять гуров зерна за каждый бур этого поля.

(§ 45) Если человек отдал свое поле пахарю за арендную плату и получил арендную плату за свое поле, а затем Адад побил поле или же половодье унесло урожай, то убыток — целиком на пахаре.

Швеции первый закон о земле появился в XIII веке, а общегосударственный земельный Кадастр ведется с XVI века. С того времени были проведены три крупные земельные реформы. Действующий Земельный кодекс принят риксдагом в 1971 году. Он закрепляет важнейшие элементы института права частной собственности на землю.
Если в результате общественных потребностей земля у собственника изымается (скажем, для строительства дороги), затраты собственнику безоговорочно возмещаются.

Губернатор Саратовской области Дмитрий Аяцков: ?Как известно, первый в России закон? О земле? был принят 13 ноября 1997 года Саратовской думой. Он предполагает свободную, честную и прозрачную процедуру купли-продажи, которая должна происходить под патронажем Земельного банка. Именно поэтому рост сельхозпроизводства начался в Саратовской области раньше, чем по всей России. Довольно быстро произошло перераспределение земли в пользу эффективно работающих хозяйств. Без честной и откровенной частной собственности на землю нас ждут произвол чиновников и коррупционная гниль в земельном секторе экономики. Вы знаете, во время поездок по области крестьяне мне задают вопрос: не отберут ли землю?.. Уверен, что будет сделан и следующий шаг — приватизируются леса, водоемы. Вся земля России должна иметь хозяина. Еще совершенно необходимо привлекать инвестиции из-за границы. Сегодня сельскохозяйственный бизнес выгоднее, чем нефтяной. Один рубль, вложенный в сельское хозяйство, может дать до 5 рублей чистой прибыли?.