Террористический акт смертниц-шахидок в Тушино вновь сделал чеченский вопрос темой номер 1 в российской политике. Вместе с тем, это событие стало своеобразным отвлекающим маневром. Сегодня политики и политологи в унисон говорят о террористическом и сепаратистском вызове России. Однако было бы неверно списывать в архив другой вызов российской государственности, вызов латентный. Это — политика чеченской элиты, считающейся в Кремле пророссийской, но имеющей свои экономические и политические интересы, свои планы относительно будущего мятежной республики. Элиты, ведущей свою игру в самом проблемном регионе нашей федерации. В конце 1960-х гг. в кругах, близких к пришедшей тогда к власти американской администрации президента Ричарда Никсона, и в экспертном сообществе США стали использовать понятие «вьетнамизация». Формула «бороться с азиатами руками азиатов» стала определяющей идеологемой американской политики на последнем этапе «вьетнамской трагедии». Если же перейти с языка интеллектуальных конструкций штатовских брейн-трестов на язык Realpolitik, то на практике это означало передачу управленческих и политических механизмов (равно как и правовых) борьбы с прокоммунистическим режимом Северного Вьетнама из твердых американских рук в менее твердые руки «друзей свободы» из Южного Вьетнама. Чем закончилась эта история, мы все прекрасно знаем. Вьетнамский синдром на долгие годы стал определяющим фактором американской национальной психологии и, если угодно, идентичности. И успешное его врачевание стало возможно лишь в годы Рональда Рейгана, решившего самолично раз и навсегда покончить с «империей зла». Проблема поиска своих среди чужих всегда являлась одной из важнейших задач колониальной (а если говорить более общо, то и внешней) политики любого государства. На каждого Жукова всегда находился свой генерал Власов, а на каждого генерала де Голля свой маршал Петэн, на лидеров Фронта национального освобождения Алжира профранцузски настроенные арабы «харки». Если же говорить о российском политическом контексте, то на вождей адыгских племен, боровшихся против имперской власти, находились свои Шора Ногмов и Хан-Гирей. Использование коллаборантов жизненно важно для легитимации действий власти в регионе, который по тем или иным причинам отказывается признать и принять ее. Однако исторический опыт неопровержимо доказал, что, занимаясь поиском коллаборантов, следует принять за основу несколько основополагающих политических и идеологических принципов: Коллаборационистом должен стать политик, порвавший со своей средой, для которого ни при каких обстоятельствах «назад нет ходу». Поэтому он целиком и полностью обязан своим новым «хозяевам». Последние — гаранты его жизни и собственности. Коллаборационист по тем или иным причинам совершил акт предательства по отношению к своим. Спору нет, политика (в особенности же — колониальная) грязное дело, и здесь не место сантиментам. Однако надо четко себе представлять, что предавший один раз сможет предать и другой. Не в последнюю очередь по этим причинам т.н. РОА генерала Власова так и осталась по большей части пропагандистским лозунгом, а ее применение на фронтах Второй мировой было чрезвычайно ограниченным. Коллаборационист не должен становиться самостоятельным игроком. Между тем, потенциальная опасность такого превращения весьма велика, поскольку власть, пользующаяся его услугами, вынуждена порой искусственно надувать мыльный пузырь его авторитета. Ведь не может же у приличных хозяев быть ничтожный слуга. То есть нельзя позволять коллаборанту играть в собственную игру, поскольку в этом случае, ради борьбы с его хозяевами, соплеменники простят вчерашнему слуге все его прегрешения. Использование коллаборационистов и политика по передаче рычагов управления местным политикам должна облегчать центру инкорпорирование покоряемой территории, а не создавать, в свою очередь, новую головную боль. Сегодняшние проблемы российской власти в Чечне как никогда остро требуют осмыслить современный опыт использования российской властью коллаборантов в этой мятежной республике. Увы, но последние юридические инициативы Ахмада-Хаджи Кадырова (проект Договора о разграничении полномочий между Москвой и Грозным), равно как и растущие день ото дня политические аппетиты главы чеченской администрации, показывают, что уроки 1990-х годов в Кремле не слишком хорошо выучены. Аккомпанемент взрывов в Тушине — трагическое подтверждение тому. В начале 1990-х годов «нашим человеком» в Чечне стал генерал Джохар Дудаев. Поглощенные в 1990-е гг. противоборством с национал-большевистской угрозой, победители августовского путча ГКЧП недооценили традиционалистский вызов защищаемым ими ценностям. Они оказались не готовы выйти из рамок привычной дихотомии «коммунист — антикоммунист» и признать тот факт, что данная схема работает в обществах индустриального, но никак не традиционного типа. В последних не существует левых и правых, а есть сторонники модернизации и поборники «самости», особого пути, основанного на «голосе крови». Дудаев выбрал последнее, отбросив демократическую риторику, когда она перестала приносить для него политические дивиденды. Финал такого выбора хорошо известен. Это сначала разрыв с Москвой, выступавшей за демократические и либеральные экономические преобразования (а зачем они в свободной Ичкерии, поощряющей работорговлю?), а затем этнические чистки и формирование на одной из частей российской территории уникального криминально-этнократического квазигосударственного образования, с появлением «новых абреков», возрождением горских набегов на сопредельные территории и кровной мести, с захватами заложников. В 1995 году Москва провела некоторую работу над ошибками и на сей раз не погнушалась воспользоваться услугами старого партократа, экс-первого секретаря Чечено-Ингушского обкома КПСС Завгаева. Данный выбор получил неоднозначную оценку у российских экспертов. По словам Лилии Шевцовой, «этот выбор был сделан Москвой из безысходности». Может быть, это и так, но логики в действиях Кремля на сей раз было больше. Логики, учитывающей местную политическую и социокультурную специфику. Завгаев был личным врагом Дудаева. Он был свергнут с крупными эксцессами со своего поста Председателя Верховного Совета Чечено-Ингушской автономии именно людьми Дудаева. Более того, он был свергнут как человек Москвы, намертво связанный с Москвой в сознании рядовых чеченцев. Вместе с тем тейп, к которому принадлежал экс-партократ, имел в Чечне весьма сильное влияние, не утраченное и в годы «ичкерийской революции». Завгаевы в 1991—1994 гг. смогли сохранить свой антидудаевский островок — Надтеречный район. Поквитаться с Дудаевым Завгаев мог только с помощью Москвы, а не поквитаться с неистовым Джохаром он не мог в принципе как человек, «укорененный» в местной культуре. Проблема была в другом. Кремль снова, как и в 1991 году, проигнорировал местную социокультурную специфику, а именно — недооценил роль тейпов в социальных отношениях Чечни. Отсутствие у чеченцев собственного государства, надтейповой структуры, способной выступать в роли конструктора надтейповой идентичности, а в перспективе — и единой чеченской нации, способствовало тому, что принадлежность к тейпу для чеченцев оставалась и сейчас остается важнее принадлежности к такой общности, как чеченский народ. Чтобы подтвердить свою принадлежность к аборигенам Чечни, каждый чеченец должен был помнить имена не менее двенадцати лиц из числа своих прямых предков. Отсюда и проблемы легитимности для «нашего человека» из чеченцев. Будучи представителем одного из тейпов, он не воспринимается другими как безусловный лидер. В крайнем случае, его готовы видеть как первого среди равных. К сожалению, Кремль оказался привержен идее демократизации Чечни по абстрактным идеал-типическим рецептам (выборы, референдумы и пр.) вместо управления этой республикой ситуативно, исходя из местных политических особенностей. Строго говоря, в 1996 году потерпела провал не сама идея проекта «Завгаев», а ее неправильное воплощение. Этот проект мог бы увенчаться успехом, если бы Москва сделала ставку на Завгаева и ему подобных как организаторов местной власти, настроенной пророссийски. Таким образом, в Чечне были бы созданы островки московского влияния, которые можно было бы постепенно расширять. При этом республиканский уровень должен был бы контролироваться Москвой либо посредством прямого президентского правления, либо путем назначения главы администрации республики, но не этнического чеченца. Такой руководитель, своего рода наместник, играл бы роль арбитра между враждующими тейпами, реализуя принцип «разделяй и властвуй». Или же, напротив, «объединяй"… Только под российской дланью… Второй ошибкой реализации проекта «Завгаев» была постепенная «чеченизация» органов власти, управления и правоохранительных структур. Получилось то же или примерно то же, что у американцев во Вьетнаме. Контроль над управлением внутренними процессами в Чечне оказался потерян, и одной власти Завгаева для его восстановления было явно недостаточно. Финал — триумфальный вход боевиков в Грозный, сопровождаемый массовой сдачей чеченских милиционеров на милость своим соплеменникам. Подведем предварительные итоги. Москва в своей политике по поиску коллаборантов в мятежной республике допускала две непростительные ошибки, которые хуже, чем прямое преступление. Это — неверная оценка политического и социокультурного контекста, игнорирование традиционалистских структур в Чечне, а также стремление к «чеченизации» местной власти и управления. Научила ли чему-нибудь нас печальная история постсовесткой Чечни? Думается лучшим ответом на этот вопрос является текст проекта Договора о разграничении полномочий между РФ и Чеченской республикой, написанный Ахмадом Кадыровым. Слова о суверенной Чечне и Национальном банке республики с правом эмиссии сильно смахивают на Основной закон не субъекта России, а… независимой Ичкерии. Сегодня многочисленные эксперты и журналисты утешают обеспокоившихся по этому поводу россиян: мол работа над текстом будет продолжена, и в финале мы получим вполне благообразный юридический документ. Поистине у авторов подобной идеи олимпийское спокойствие. Как будто у нас уже нет «всенародно одобренной» на «историческом референдуме» Конституции Чечни, в которой черным по белому записаны и республиканский суверенитет, и даже гражданство Чечни. Последнее, правда, противоречит российскому «Закону о гражданстве». Но кто сказал, что Кадыров и его окружение без греха? Однако как-то забывается, что за само выдвижение проектов, подобных последней кадыровской инициативе (если следовать ей, то отношения России и Чечни будут носить конфедеративный характер), необходимо применение жестких санкций, вплоть до судебных. Иначе к чему все эти разговоры про вертикаль. Вместо того чтобы наращивать российское присутствие в Чечне и собирать воедино распыленную между разными министерствами и ведомствами власть, Кремль сегодня под чисто внешнюю формальную лояльность отдает республику в кормление очередному «нашему человеку». «В апреле 1995 года состоялся конгресс чеченского народа в Шатое. Там я именем Аллаха поднял всех на военные действия (против России — С.М.). Вместе с людьми я дал клятву не жалеть на этой войне не себя, ни своего состояния. Смерть до конца. Так я утвердил джихад». Слова, процитированные выше, принадлежат не вождю чеченских сепаратистов, а нынешнему автору Договора о разграничении полномочий между Кремлем и Грозным. «Нашему человеку», если кто забыл. «Что ж, и из Савлов получались Павлы», — скажет адвокат главы нынешней Чечни. Может быть, и получались, но сегодняшний кавказский «Савл» ни разу не покаялся и не раскаялся за объявленный джихад, и его действия (настоящие и будущие) диктуются вовсе не десятью заповедями, а традициями гор, согласно которым верность союзнику не соблюдается, да и нет самого понятия союзник. Это вам не старушка Европа с ее «омажами». Здесь все ситуативно и изменчиво. Здесь есть уважение к сильному и желание самому занять нишу сильного. Здесь идет борьба, подобно детской игре в «царя горы». Царем Кавказских гор может стать тот, кто уважает собственные же узаконения и свои же правила игры, кто не поддается на шантаж и умеет показывать зубы. И прежде всего — тот, кто знает эти горы, их политическую и социальную культуру. Увы, две фундаментальные ошибки 1990-х Москвой оказались не усвоены. Все то же незнание местной специфики и все та же «чеченизация власти». А как еще прикажете расценивать превращение Кадырова в аналог батьки Лукашенко, «перетрахивающего правительства» и не считающегося с мнением своих якобы «хозяев» и создающего по сути дела собственную преторианскую гвардию… Только с кавказским колоритом. И вместо замирения и успокоения мятежной республики мы являемся свидетелями эскалации терроризма. Сначала Владикавказ, потом Тушино. На этом фоне «своему человеку» самое время требовать от российской власти полномочий вице-короля Чечни. Ведь только он знает, что почем. Я никогда не верил и не верю в конспирологию, но людям в погонах, которым по штату полагается расследовать самые невероятные заговоры и политические интриги, имело бы смысл задуматься о синхронности таких событий, как акции шахидок и растущие политические амбиции «наших людей» в Чечне.
