1. Топология. Этот великий маленький город Москва оказалась на поверку (террором) большой деревней. Местом, где все всех знают и все пасутся на очень небольшом пятачке земли. Боль распространяется по организму города очень быстро, и задеть нас не так сложно, как могло бы показаться, если бы мы смотрели на наш муравейник со стороны… Демография и топография терроризируемой Москвы упростились до примитивизма — есть те, кто пострадал от теракта, те, кто оказался на месте теракта, и те, кто случайно там не оказался, хотя собирался или ушел за минуту до того, как началось. Из образа Небесного Иерусалима город превращается в образ Иерусалима вполне земного и вполне современного. Первый взрыв самоубийцы — а кто усомнится, что за ним последуют другие, — уведомление о том, что мы теперь все время рядом, в двух шагах, от ангела смерти, приобретшего обличье маленькой девочки со взглядом волчицы… Смерть перестает быть концом жизни, становясь ее постоянным фоном. 2. Технология. «Ходынка Путина» Я не знаю, кто он — чеченец, араб, европеец или, не приведи Бог, русский. Почему-то думаю, что не чеченец. Слишком артистический склад ума. Но он, безусловно, талантлив — этот наполеончик террора против Москвы. Только не очень аккуратен и везуч. Его блестящие комбинации подводят неряшливость исполнение и недооценка противника. Почерки тех, кто спланировал «Норд-Ост» и «Крылья», совпадают один к одному. И в том, и в другом случае — шоу, разрекламированное так, что деваться некуда — придется пойти. Крючочек к ощущению «я мог бы быть на этом месте». И в том, и в другом случае — «подарок» прежде всего для москвичей, причем москвичей умеренно состоятельных — не отгороженных секъюрити и галстуком от Версаче, но могущих себе «позволить» — то есть тех, кто вместо со своими родственниками и знакомыми представляет «глас народный» и чье несчастье коснется десятков человек из их окружения, взорвет их жизненный мир… И в том, и в другом случае — ставка на фактических самоубийц, прежде всего — на женщин самоубийц, на тех, кого толкнут на дело и кто не вернется назад… И в том, и в другом случае взгляд на акцию как на «взрыватель», приводящий в движение маховик масштабной катастрофы — «ноу хау», придуманное под явным воздействием кадров 11 сентября: вот самолет врезается в башню, взрыв, все думают, что все… и вдруг башня начинает рушиться. В случае с «Норд-Остом» основной катастрофой должен был стать не захват заложников, а последствия операции по их освобождению. В принципе все должно было просто рвануть. Но и жутковатая история с газом — тоже была в пределах допустимого для планировщика и ударила по его цели — российской власти — весьма больно. В случае «Крыльев» все до обидного очевидно. Одетые как обычные москвички, террористки проходят по билету на концерт. В двух разных точках поля с коротким промежутком происходят два взрыва. Жертвы прямого попадания исчисляются десятками. Жертвы панической давки — сотнями и сотнями… У того, кто это придумал, перед глазами скорее всего стояли крупные заголовки: «Ходынка Путина. Сотни людей погибли в давке, начавшейся после взрывов на рок-концерте в Москве». Эффектности придает то, что даже многие москвичи часто путают два поля на Северо-западе, и мне не раз приходилось слышать про давку на Ходынке при коронации Николая II: «там потом Тушинский аэродром сделали». Прежде чем задать вполне резонный вопрос — как это могло случиться — стоит сказать «спасибо» правоохранительным органам — самого страшного они не допустили. Очевидцы говорят — проверяли на входе тщательно, действовали четко… Хотя количество жертв второго взрыва могло бы быть меньшим, будь действия более оперативными. Получается, что теракты самоубийц если и нельзя вовсе предотвратить, то можно ограничить, локализовав их последствия. И выявить подозрительного человека в толпе — можно. Другое дело, что на то, чтобы его уничтожить или обезвредить, у сотрудников милиции нет необходимых полномочий (хотя постепенно появятся — технологии современного терроризма вынуждают к предоставлению полицейским права на «предупредительный выстрел в голову»). О полной готовности к терактам говорить пока не приходится, но, если пользоваться терминологией рейтинговых агентств, «прогноз положительный». Грызлову, бывшему главным героем теленовостей последних полутора недель, как минимум, не придется оправдываться за подчиненных. Хотя надо сказать, что в их пользу играет интересная особенность их противника. Этому артисту террора явно неинтересно заниматься деталями исполнения. И в случае «Норд-Оста», и в случае «Крыльев» сколь красива задумка, столь топорно исполнение, порученное троечникам. Уже после «Норд-Оста» явно бросалось в глаза несоответствие между замыслом теракта, и крайне низкой боевой подготовкой бараевцев, совершенно не сравнимой с боевой подготовкой отряда Басаева, бравшего Буденновск. Там, напротив, идея теракта была невозможно топорна — обыкновенный разбойничий рейд, но по тем временам, когда каждый чих чеченцев транслировался НТВ, и этого хватало. Но это наше везение может и кончиться — если к стратегу прибавится методичный оперативник. И тогда им сможет противостоять только идеально отлаженная машина противодействия террору. Никак иначе. 3. Политология. «Непрофильные активы» Итак. Несостоявшаяся «Ходынка Путина». Но в фактически произошедшем «усеченном» виде имеющая очевидный политический эффект. Взрыв произошел в медиапространстве, взвинченном информационными ожиданиями, после последних громких арестов и разоблачений. «Что-то еще должно случиться». Что-то случается и не может не лечь в одну строку с тем, что предшествовало… Хотя вроде бы всем понятно, что «это не ФСБ», но такая версия обязательно будет высказана некоторой частью российской прессы и известными политическими фигурантами, специализирующимися в этом жанре. Речь будет о том, что «власть в очередной раз пытается разыграть чеченскую карту» в предвыборных целях. Однако если даже допустить, в порядке очень смелой гипотезы, у российской власти способность с помощью террористов уничтожать своих граждан в электоральных целях, то все равно, придется признать — в сегодняшних условиях нет ни одного политического субъекта менее заинтересованного в терактах со стороны чеченцев и вообще в какой-либо актуализации чеченской тематики, чем российская власть. Во-первых, очевидно, что Путин решил придти к президентским выборам с решенной хотя бы внешне чеченской проблемой (а более чем на внешнее решение в ближайшее десятилетие все равно трудно рассчитывать). Из великолепного патриотического «электорального ресурса», каковым чеченский вопрос являлся в 1999 году, он превратился в головную боль для власти. Политический ресурс, предоставленный «Норд-Остом», по не очень понятной причине ушел в песок. Внешнеполитическая риторика «антитеррористической коалиции» исчерпана отнюдь не антитеррористической войной США в Ираке. Все, чего может хотеть сейчас Путин, — это того, чтобы у общества сложилась представление, что война в Чечне была когда-то давно выиграна, а сейчас там успешно идет процесс политического урегулирования, — на это были нацелены и референдум, и передача полномочий от ФСБ к МВД, и «чеченизация» конфликта, и назначение на 5 октября выборов президента Чеченской республики Ахмада Кадырова. Столь болезненное обострение чеченского вопроса, как большое кровопускание в Москве, не может быть выгодно российскими властями ни в каком случае. Более того — оно с большим трудом может быть использовано к их выгоде. Во-вторых, в качестве центральной темы предвыборной кампании «партией власти» избраны совсем другие темы — антикоррупционная и антиолигархическая. И нельзя не признать, что эти темы на сегодняшний день волнуют народ куда больше чеченской. Коррупция и «приватизация власти» в большей степени могут считаться причинами наших бед, чем чеченский конфликт, являющийся лишь самым болезненным симптомом, опухолью, одно время грозившей убить весь организм. В рамках антикоррупционной темы Борис Грызлов и стоящий за его спиной сдержанно молчаливый Путин должны предстать победителями «оборотней», «олигархов» и прочих инфернальных существ. Прибавлять к этой кампании изрядно пронафталиненную, хотя и по-прежнему кусачую фигуру «чеченского террориста» решительно незачем. Напротив — 16 трупов выставляют Грызлова не в лучшем свете, тут уж — пиарь не пиарь… Поэтому лицо, рассуждающее о «руке Москвы», в данном случае заведомо может быть признано политически невменяемым. Что не отменяет, однако, откровенно политического характера теракта, исполненного в классической «резонансной» технологии современного терроризма. За подробным описанием этой технологии позволю себе отослать читателя к своей статье «Террор». Вкратце же она сводится к следующему. Вопреки тому, что могут заявлять террористы, их действия не преследуют ни задачу нанесения физического ущерба их противнику, ни мести за что-либо, ни привлечения общественного внимания, ни чего еще в том же духе. Современный политический терроризм преследует одну единственную цель — давление на противостоящее им правительство с целью его дестабилизации и получения тех или иных политических уступок. Единственный подлинный адресат «посланий» терроризма как «контрлегитимной власти» — власть легитимная. Инструментом дестабилизации служит «общественное мнение», манипулируемое с помощью масс-медиа, для которых взрыв, кровь, трупы, заложники — только «интересная картинка», которую надо показать и обсудить. Общество должно стать той средой, которая, будучи дестабилизирована, окажет такой силы давление на правительство, что последнее предпочтет пойти на уступки террористам и капитулировать. При этом общество совсем не обязательно должно сочувствовать террористам — оно может, напротив, требовать крови и ругать власть за медлительность, нерешительность и неспособность — результат будет тот же… Единственной прямой целью теракта в Москве является выведение чеченского вопроса вновь на первое место в общественном внимании, то есть то, чего больше всего не хотела бы сейчас российская власть. Поскольку это внимание будет означать внимание к ее неспособности «дорешить» проблему, к ее слабости… Взрывы в столице, самоубийцы на улицах Москвы, чувство полной незастрахованности, кошмарный пример Израильской повседневности… Первым, и совершенно понятным чувством большинства будет отнюдь не желание оставить этих чеченцев в покое и вывести войска. Всеобщая реакция — противоположная — «закатать в асфальт», сравнять с землей и т. д. Тут не жди никакого «Стокгольмского синдрома» — заложников нет, есть убитые. Реакция, в результате которой власть попадает в клещи между ожиданием решительных действий и полной невозможностью их предпринять и довести дело до конца с очевидным результатом. Это означает, что реальным адресатом террористической «посылки» является не российское общество, а российская власть. Именно она попадает в неудобное положение — начав борьбу за свое сохранение и укрепление, составив определенный и не лишенный убедительности план действий, подтянув административные и пиаровские ресурсы, власть вместо предрешенных побед на выбранном ею самой поле боя получает удары на поле боя, ей навязанном. Естественное и очевидное желание, которое в этой ситуации может возникнуть у власти, — это желание избавиться от «непрофильных активов», мешающих правильному течению электорального цикла, желание «замять» и притушить проблему, коль скоро ее невозможно форсировать… Поскольку о предоставлении Чечне «независимости» говорить в сегодняшней России бессмысленно, у российской власти есть единственный ход в том коридоре, который навязывают террористы, — это пойти на интенсификацию «политического процесса» в Чечне и предоставление ей максимально широкой автономии «в составе РФ». Борис Грызлов уже очень неосторожно поспешил назвать вероятную причину терактов — назначение выборов президента Чечни. Неосторожно — потому, что была предложена очень дискомфортная для массового сознания мотивировка теракта — получилось, что люди погибли из-за того, что российская власть захотела официально назначить Кадырова на и без того занимаемую им должность. При почти всеобщем одинаковом отношении к Кадырову трудно придумать что-либо более обессмысливающее смерть погибших людей. Однако факт остается фактом. Реальной проблемой России на сегодня являются не отношения с Масхадовым и прочими жителями гор, а отношения с кадыровской Чечней, фактически предлагающей в 2003 году повторение варианта 1996-го… - ультра-автономистский договор о разграничении полномочий, передачу в свою пользу распоряжения недрами и милый юмор вроде претензий на долю в ваучерной приватизации… В сочетании с идеологией «чеченизации» конфликта, и без того одержавшей победу в российских верхах, речь идет о статусе кадыровской Чечни, не сильно отличающемся от статуса Чечни масхадовской… При этом не следует забывать о крайней зыбкости границы между сепаратистами и несепаратистами в Чечне (в художественной форме эту зыбкость великолепно показал Балабанов в «Войне»). Принимая всевозможные амнистии и смягчения, российская власть еще больше способствует виртуализации этой границы между бывшими боевиками, давно бывшими боевиками, нынешними боевиками и т. д. В чеченском вопросе надо принять как факт то, что при всех возможных конфликтах между фракциями чеченцев — они сами друг с другом повоюют и сами друг с другом договорятся — по отношению к федеральному центру они, в каком-то смысле, являются единым субъектом, — то, что будет дано одним, получат и другие. Другими словами, Путина поймали в тот момент, когда он занялся совсем другим, куда более выигрышным противником, и провели против него болевой прием. По идее он должен сдаться и свести мирный процесс в Чечне на максимально выигрышных для чеченцев условиях. Уж больно обидно будет оставить почти беспроигрышную антикоррупционную партию и вновь погружаться в чеченское болото. Проще будет слить «непрофильные активы"… Поэтому именно на участке «электорального цикла» — от июля до марта — следует ожидать значительного обострения чеченского вопроса, власти совершенно не нужного. Что власть может противопоставить этой стратегии террористов? Прежде всего, она должны уклониться от обострения чеченского конфликта. Это не означает отказа от репрессивных мер по отношению к террористам. Это означает отказ от воинственной риторики, не обеспеченной реальными снарядами и спецназовцами. В нынешней ситуации нельзя пообещать «адекватные меры» и их не продемонстрировать. Такое уже было один раз — после «Норд-Оста». Люди не поняли. И теперь не поймут. Раз уж власть выбрала определенную стратегию на предвыборный год — стратегию репрессивного укрепления государства и очищения его от коррупции, то лучше всего продолжать и интенсифицировать эту линию, вытеснив Чечню на задний план. Для того чтобы достичь искомого результата, помимо понятных полицейских мер по охране порядка и недопущению дальнейших крупных терактов, необходимо вписывание происшедшего в уже выбранный политический контекст. Акцент должен быть перенесен с тех, кто это свершил (тут все и так понятно), на тех, кто это прошляпил… То есть следует использовать обострение террористической угрозы для подтягивания органов внутренних дел и других элементов системы национальной безопасности. Это позволило бы «не сбивать резкость» инструментов общественного мнения, уже настроенную на антикоррупционную кампанию. При этом сама компания должна быть перенесена и на Чечню. И в первую очередь — на Чечню. Чечня должна перестать восприниматься как отдельный политический субъект, существующий отдельно от России и нуждающийся в особом «урегулировании». Республика должна подаваться как субъект федерации, в котором больше, чем в остальных, расшатался правопорядок, больше безобразий в милиции (не случайно ведь Путин порекомендовал недавно Кадырову поискать «оборотней» в рядах чеченской милиции — хотя, в общем-то, все и так считают эту контору стадом вервольфов). Вот упадок законности привел и к тому безобразию, что там появились какие-то шахиды, которые едут в Москву и тут себя взрывают. Другими словами, должен быть повторен с точностью до наоборот маневр, совершенный в 1999-м. Тогда сепаратистское движение внутри страны было превращено в войну, без пяти минут отечественную, — поход за Терек был подвигом нашей армии, за Грозный давали Героя, на какое-то время была достигнута очень высокая степень национальной мобилизации. Всего этого не удалось бы достичь без «экстериоризации» конфликта. Сегодня ни одна из могущих быть поставленными властью мобилизующих целей не может быть достигнута до тех пор, пока на ногах у власти висят гири недовыигранного «внешнего» конфликта. И существует только два способа снять эти гири. Либо отстегнуть и бросить, то есть фактически признать поражение, — с самыми катастрофическими последствиями для страны. Либо нести в руках, то есть «интериоризировать» конфликт, сделать его вновь внутренним, представить его как часть общего беспорядка в стране, а не как экстраординарный беспорядок. При этом можно и нужно позволить себе куда более жесткие меры (в особенности против «легальной» части чеченцев, сегодня едва ли не более опасной, чем нелегальная), но меры, не интерпретируемые как часть военного конфликта. Чечня для Путина — это «незакрытый хвост». Теракты в Москве совершаются и будут совершаться с целью вынудить Путина этот хвост отбросить. Вместо этого он может попытаться на этом хвосте повиснуть, продолжая делать то, что он начал делать в последние месяцы. Чего нельзя — так это хвост кусать и бросаться на него каждый раз, когда он появится перед глазами… 4. Идеология. Террор в расколотом обществе Самое сильное потрясение дня 5 июля у автора этих строк было связано не с информацией о теракте, а с одной из реакций на него — увиденных мною одной из первых. Я позволю себе процитировать эту запись в «Живом Журнале» полностью, не называя только автора: Когда меня самого друзья притащили на эти «Крылья» пару лет назад, я сам готов был всех вокруг перестрелять за то, как они засрали Тушинский аэродром. Это место нашей славы, один из алтарей нашего прогресса, окропленных кровью смелых и отчаянных людей, добывавших ценой своих жизней право на жизнь для других, для всей страны. Это как стартовые площадки Байконура… это… А они ежегодно устраивают на нем масштабный срач, как и на Красной площади в Новый год… Вот не жалко мне никого из погибших. Совершенно не жалко. А террористам такая сознательность зачтется. Ми их не больна зарэжем. Кощунственно? Шокирующе? Глупо? Можно даже сказать — подло, по отношению к совершенно безвинно погибшим. Однако есть ли хотя бы один логический аргумент против заявленной позиции в той ценностной системе, которая выбрана автором. Вполне достойной, в общем-то, ценностной системе. Уже после «Норд-Оста» несчастные заложники, наряду с сочувствием, получили этот удар в спину — «нувориши пришли развлекаться на мюзикл, так им и надо». Вот и теперь — «дураки налезли плясать — так им и надо». Популярность такого хода рассуждений, убийственно опасного для нашей нации, в общем-то растет. Раскол между теми, кто веселится, и теми, кто считает для себя веселье невозможным, становится все более заметным и морально невыносимым. Обратной стороной той приятной возможности «пожить», которую принесла «стабилизация», является невыносимость для большой, молодой и неглупой, части нашего народа «жить» так — такая жизнь кажется то ли слишком глупой, то ли слишком подлой, а чаще всего попросту краденой, в той же степени, в которой краденым кажется нынешнее «богатство». «Стабилизировав» результаты социального переворота 1990-х, Путин до сих пор не смог их легитимизировать — с ними только смирились как с удобными и прибыльными… Ситуация, выглядящая абсурдной, — чеченские террористы кажутся некоторым не то что более привлекательными, нет, — менее важными противниками, нежели их жертвы, вся вина которых состояла только в том, что они пришли попить пива и послушать про «Орбит без сахара». Представить такое в 1999 было невозможно. Тогда все было четко. Мы — это люди. Они — это нелюди. «И различие между ними большое». «Путинское большинство» было создано на этой эмоции единства против общего врага и потому воспринималось всеми достаточно долго как форма осуществления национального единства. Но как раз тогда, когда оно стало вновь необходимо власти, — перед очередными выборами, — оно начало стремительно рассыпаться под давлением социальных, можно даже сказать — классовых, противоречий. Те нелюди, которые убивают людей, принадлежащих к одной части этого единства, могут казаться людям, принадлежащим к другой его части, «заслуживающими снисхождения». Социальный вопрос, вопрос действительных «внутренних дел» России, вышел сегодня на первое место по сравнению с модной еще недавно темой борьбы с терроризмом. Даже громкий теракт отныне не перешибает социальных противоречий. Явление, слава Богу, не всеобщее и не перешибающее, в свою очередь, общерусской солидарности перед лицом беды. Но очень показательное. Те проблемы, которые разрывают наш народ уже более десятилетия, оказывается невозможным решить простым сплочением против внешнего врага. Если опасность не носит смертельного характера — старые, нанесенные началом 90-х раны вновь начинают нарывать… Пока они не залечены, энергию, достаточную для того, чтобы действительно победить внешнюю угрозу мирового терроризма, сконцентрировать невозможно.
