Страна благочестия, где царствуют наркобароны и партизаны
У католиков Испании большой известностью пользуется монастырь Монтсеррат, основанный монахами-бенедиктинцами в горах Каталонии. В западном полушарии в Карибском море есть остров с тем же названием. Так его окрестил монах из Монтсеррата — участник одной из экспедиций Колумба в Новый Свет. Есть свой Монтсеррат и в Колумбии, недалеко от столицы. Святыни Монтсеррата Пассажиры авиалайнеров, приземляющихся в аэропорту Боготы, видят вдалеке горный хребет, а на одной из его вершин — статую Христа. Спаситель простирает руки над городом, словно благословляя его жителей. В городе, который был основан в 1538 г. на месте древней столицы индейцев племени чибча, еще можно найти мощенные булыжником мостовые и старинные дома с нависающими балкончиками. Однако нынче высотные здания из бетона, стекла и алюминия вытесняют традиционные испанские дома с черепичными крышами и окнами, закрытыми чугунными решетками. Полное название города Санта-Фе-де-Богота напоминает о Символе веры Римско-Католической Церкви (Санта Фе — Святая вера). Посетив кафедральный собор и другие старинные храмы Боготы, туристы и паломники направляются к подножию горы, у которой раскинулась столица Колумбии. В Боготе около горы Монтсеррат сохранился дом колониальной архитектуры, в котором в течение нескольких лет начиная с 1820 г. жил в перерывах между боевыми походами Симон Боливар. Дом Боливара — одна из реликвий исторического прошлого не только Колумбии, но и других стран, в освобождении которых он принял деятельное участие. Сейчас здесь музей, посвященный жизни Освободителя. Туристы осматривают эту реликвию, а затем идут к фуникулеру. Здесь начинается подъем к вершине Монтсеррата. Но в отличие от туристов паломники стремятся пройти тем путем, каким следовали монахи-отшельники, в 1640 г. основавшие наверху горную обитель. На пути к паломнической тропе стоит старинная церковь, выстроенная близ подножия Монтсеррата. Отсюда, снизу, виден храм, венчающий вершину горы. Правда, нынче усилий на восхождение тратят меньше. В 1980 г. тропа была вымощена и на самых крутых участках пути вырублены ступени. Но и сегодня лучшее время для подъема — вторая половина дня, когда уже нет моросящего дождя и солнце выглядывает из-за туч. Если раньше паломники запасались провизией на целый день, то теперь это необязательно. На протяжении всего пути то и дело встречаются лотки со снедью и прохладительными напитками. Здесь же путникам предлагают церковные изделия: крестики, четки, иконки, статуэтки. На полпути к вершине угнездилась целая деревенька, жители которой исключительно «кормятся тропой», обслуживая пилигримов. На подходе к горной обители паломники могут видеть вагончик фуникулера, приближающийся к конечной станции. Но это для туристов. А на каменной тропе свои «станции», их здесь 14. Они символизируют «Via dolorosa» — «Скорбный путь» Искупителя на Голгофу. На каждой из площадок — скульптурная композиция, посвященная тому или иному эпизоду этого события. Добравшись до вершины, паломники слышат григорианские распевы, тихо льющиеся из динамиков. Внутри церкви богомольцев встречает большой алтарный крест и скульптура Спасителя, упавшего под тяжестью креста по пути на Голгофу. Слева от входа часовня со скульптурным изображением Девы Марии — копия знаменитого монтсерратского оригинала в испанской Каталонии. В обители подвизается всего несколько монахов; их присутствие даже не бросается в глаза посетителям монастыря. Можно пройтись по территории, прилегающей к храму. Нынче будний день, а в праздники здесь открыто много лавок, и суета неизбежна. А сегодня суету можно лицезреть внизу, там, где шумит столичный город. Сверху его небоскребы кажутся маленькими спичечными коробками, а машины, снующие по улицам, похожи на жуков. Туристы посиживают в кафе близ станции фуникулера. Для их утехи на обозрение выставлен старенький вагончик, сновавший вверх-вниз с 1929 по 1965 г. Он давно свое отбегал. Если пройти немного дальше, то взору откроется другая вершина — та самая, которая увенчана фигурой Спасителя. Раскрыв Свои объятия городу и миру, Он словно говорит: «Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас» (Мф. 11: 28). Лас Лайас На самом юге Колумбии, там, где она граничит с Эквадором, есть городок, известный не только по всей стране, но и за ее пределами — это Лас Лайас, знаменитый тем, что там совершаются чудесные исцеления. Путь туда долог и нелегок. Национальная автострада, пересекающая Колумбию с севера на юг, как-то незаметно «выдыхается» у городка Питалито и переходит в обычный проселочный тракт. Начинаются горы, и наш автобус, не выдержав затяжного подъема, ломается: из двигателя идет дым. Кое-как дотягиваем до поселка Мокоа, и водитель загоняет колымагу во двор ремонтной мастерской. Еще не поздно, и шофер обещает продолжить поездку через час. Но паломнику дорожная суета ни к чему, и я решаю остановиться в местной гостинице. Все здесь дышит спокойствием, неспешностью. С местного кладбища открывается чудесный вид на реку. Картина — прямо как «Над вечным покоем» Левитана. На холме статуя Спасителя, благословляющего селение. В маленькой гостинице скромный ужин: маниока, лепешка с рисом, сок гуаявы. Рано утром на «свежем» автобусе отъезд в городок Пасто в направлении эквадорской границы. Судя по всему, дорога будет трудной. У подъема на перевал часовенка со статуей Девы Марии. Кондуктор выходит из автобуса и ставит «лампарилло» — свечу в лампаде к стопам Богоматери. И мы начинаем забираться в гору по узкой ленточке серпантина. На перевале автобус тормозит у КПП, обложенного мешками с песком. В салон заходит патруль. Автоматчики зорко вглядываются в лица пассажиров. В горах «шалят» партизаны, и проверке здесь подлежит все, что может двигаться. Предъявлять документы не надо: солдаты знают своих «клиентов» в лицо. После перевала — затяжной спуск. А вот и наш вчерашний автобус: он лежит на обочине, зависнув над пропастью. Плохо отремонтировали… Останавливаемся у часовни при выезде на равнину. Кондуктор снова ставит лампарилло — пронесло! Рядом с часовней — кресты и фары. Это память о водителях, погибших на этой дороге. Из Пасто путь лежит дальше на юг, к приграничному Ипиалесу. А от этого городка рукой подать до Лас Лайаса. Микроавтобусы подвозят туда паломников, жаждущих исцеления. Первый храм был построен там в начале XIX в. Число пилигримов росло, и постепенно вокруг него вырос целый городок. Местные жители заняты обслуживанием паломников и туристическим сервисом. В городке есть даже своя радиостанция. Здесь и кафе, и гостиницы, сувенирные магазинчики и лавки. Лас Лайас можно пройти из конца в конец за полчаса. На пути к храму паломников у обочины встречает лама. Но мы не в Тибете, и ламы здесь из семейства верблюжьих. Многие с удовольствием фотографируются в компании с этим кротким животным. Говорят, что ламы не выносят грубого обращения и быстро умирают от неизбывной тоски. Дорога идет под уклон и выводит пилигримов к ущелью, по дну которого несется горный поток. Через ущелье переброшен мост, украшенный фигурами ангелов. Сбоку от моста высится большой храм, выстроенный в позднеготическом стиле. Кажется, что он буквально парит над ущельем, и это производит сильное впечатление. Храм строился с 1926 по 1944 г. на скальной площадке, отвоеванной у пропасти. В те же годы удалось «обуздать» и горную речку; часть воды которой проходит через турбины электростанции, запущенной в 1934 г. На ступенях церкви священник напутствует новобрачных: закончился обряд бракосочетания. Друзья и родственники осыпают молодых конфетти и горстями риса (символ плодородия). Голуби чинно разгуливают неподалеку и не спешат бросаться на зерна. Опытные птицы знают: и так все будет их. Алтарная часть храма примыкает к скальной стене. На ней изображена Богоматерь со святыми Домиником и Франциском. Сбоку на стене множество табличек с именами паломников, которые обрели здесь исцеление. Пилигримы тянутся к деревянной исповедальне, где сидит старенький падре. Перейдя мост, мы оказываемся перед небольшим храмом. Это церковь была выстроена здесь еще в 1803 г. Здесь и скульптурная композиция: архангел Михаил, поражающий дракона. И снова ряды сувенирных лавок. Вернувшись в городок, паломники замечают изменения в облике Лас Лайаса: над некоторыми лавками развеваются красные флаги. Неужели идейные наследники Че Гевары захватили перевал и спустились в долину? Нет, просто здесь такой обычай. Когда в лавку завозят свежее мясо, продавец поднимает красный флаг, извещая об этом покупателей, впрочем, паломников мясо не интересует, они взыскуют горнего. В криминальном Медельине У многих туристов, посещающих Колумбию, в глубине души таится страх. Героино-кокаиновая Колумбия значится в числе самых беспокойных мест на земле. Любой мало-мальски состоятельный гражданин здесь просто обязан боязливо ежиться, когда к нему подходит угрюмый незнакомец. Здесь ежегодно, накинув мешок на голову, запихивают в багажник автомобиля по четыре тысячи добропорядочных колумбийцев. Автобус в Медельин пришел затемно. В городе есть метро, чего нет пока даже в столичной Боготе. Но здесь ни строители, ни прокуратура «глубоко не копают», и медельинское метро — это надземка. Главная линия идет вдоль реки Медельин, которая и дала название городу. Станция Сан-Антонио — узловая. Предпоследняя остановка — Санта Лючия, последняя — Святого Ксаверия. Судя по названиям станций, народ здесь набожный. Впрочем, говорят, и на Сицилии мафиози богобоязненные, и по пятницам там не убивают. Когда-то в Медельине были сильны позиции «Общества Иисуса» (иезуитов). Именно они несли просвещение во многие страны Латинской Америки. Основанные ими коллегиумы со временем расширялись, преобразовывались в университеты, а впоследствии в ходе реформ переходили под государственный контроль. В Медельине об этом напоминает храм св. Игнатия Лойолы, воздвигнутый в университетском квартале. Симона Боливара-Либертадора (Освободителя) — героя освободительной борьбы — почитают по всей Латинской Америке. Руководимые им армии победоносно прошли по дорогам Венесуэлы, Колумбии, Эквадора, Перу, Боливии. Как и во многих городах, центр Медельина — это площадь Боливара с конным памятником борцу за независимость. На подходе — храм в византийском стиле. Он, конечно, католический, но все равно повеяло чем-то родным. А вот и площадь. Сидя на лошади, бронзовый Боливар с изумлением взирает на кришнаитов, которые совершают свои священнодействия прямо у его постамента. Глухие удары барабанов, пение мантр. У каждого «посвященного» и «преданного» есть свои персональные мантры. Облаченные в экзотические дхоти и сари, последователи Шрилы Прабхупады вертятся в танце у большого фонтана на фоне водяных струй, подсвеченных во все цвета радуги. Местные жители с интересом взирают на экзотику, но кришнаитские брошюры почему-то не раскупают. Над площадью плывет звон с колокольни кафедрального собора, приглашающий на вечернюю мессу. Кришнаиты, отработав последний «номер», складывают свой реквизит и растворяются в сгущающихся сумерках. Храм полон. Звучит орган. На паперти сидят туристы; они не спешат к себе в гостиницы. Представление продолжается. Теперь внимание зевак приковано к бродячему йогу. Он достает из походного баула мешочек с осколками стекла и высыпает их на асфальт. Первый акт: босой йог ходит по стеклу, и ни капли крови. В антракте — сбор пожертвований, а во втором действии он усложняет задачу. Из баула извлекается доска, унизанная гвоздями. Аскет готовится лечь на нее спиной. А потом кто-то из зрителей должен встать ему на грудь. Ставки растут, но тут у подвижника появляется конкурент. На соседней «сценической площадке» клоун изрыгает изо рта пламя. Факир, лежа на гвоздях, злобно смотрит на комедианта. Если судьба занесет вас в Колумбию, можете смело ехать в Медельин. И без опаски гулять по его улицам. Но не очень поздно и поближе к центру. Веселые похороны Вы когда-нибудь присутствовали на заупокойной мессе в сопровождении аккордеона? А под звуки танго или румбы? Если нет, то вам пора на кладбище. Нет, не на тот свет, а в прямом смысле слова на кладбище в столице Колумбии, Боготе. Когда-то кладбище Боготы располагалось на окраине. Но со временем город разросся, и сегодня кладбищенский покой то и дело нарушается автомобильным гулом: близ кладбища проходит одна из главных магистралей. Ворота некрополя отсекают входящего сюда от городской суеты. Неподалеку от конторы кладбища — столики, за которыми сидят дежурные католические священники. Сбоку таблички с именами падре. Они в полном облачении и готовы по просьбе родственников отслужить заупокойную мессу у могилы усопшего. При входе на кладбище старенький священник, похожий на православного, — с бородой и в подряснике. Он следит за очередностью заказов. Здесь же и прейскурант: от 5 до 10 долларов за требу в зависимости от хорового сопровождения. На кладбище посетителей встречают «пантеоны» — захоронения по профессиям: полицейских, пожарных, военных. А мы двинемся на звуки аккордеона, туда, где хоронят обычных цивильных людей. Священник служит мессу на переносном престоле. Впрочем, это обычный столик с покровом, украшенным изображениями чаши, рыбы и другими литургическими символами. Кладбищенский пес не чувствует торжественности момента и в поисках съестного норовит пробежать под престолом между его ножками. Месса скромная, без хора. Вместо органного сопровождения — слепой музыкант, он играет на аккордеоне (чем не переносной орган?). Он же и поет, и отвечает «от лица народа» на возгласы священника. Начинается главная часть мессы — евхаристический канон. Но вместо ожидаемого, скажем, Баха, звучит Бетховен — «Ода к радости». Но почему Бетховен именно за мессой? Что это означает? Победу воскресшего Христа над смертью? Или просто музыкант «что знает, то и играет», а, дескать, публика «все проглотит»? Но падре продолжает богослужение, и похоже, что Бетховен здесь прижился. Начинается заупокойная часть мессы. И снова неожиданность. Аккордеонист, перебирая клавиши, наигрывает… «шолом-алейхем», правда, в минорном исполнении. Эту мелодию я не раз слышал в католических храмах Колумбии. При этих звуках мне вспомнилась байка, слышанная в Бухаре. Умер старенький муэдзин, и местные мусульмане не могли найти ему замену: никто из правоверных не знал арабского языка. «Арабист» нашелся среди бухарских евреев, и за соответствующую плату он согласился возглашать азан с минарета (призыв к молитве — намазу). Все были довольны, пока в Бухару не приехала делегация из Египта. Услышав азан, арабы спросили у местных аксакалов: а вы знаете, что он кричит? — Откуда нам знать? Он должен возглашать: «Нет Бога кроме Аллаха, а Мухаммед — пророк Его». — Так вот, а он кричит: «Нет Бога кроме Аллаха, а Моисей — пророк Его». У новой части кладбища припаркованы машины. Возле них толпится народ. Значит, рядом идут похороны. Подхожу ближе. Священник заканчивает отпевание и произносит проповедь. Неподалеку прохаживаются певцы и музыканты. Это настоящие мачо, в черных костюмах, с серебряными лампасами. Проповедь окончена, и мачо подходят ближе. Теперь их очередь. Друзья держат на руках гроб с телом усопшего. Они стоят перед нишей из бетона, где покойник обретет последнее пристанище. Крышка гроба открыта; начинается исполнение песен, которые усопший любил при жизни. Судя по репертуару, он был жизнелюбом: звучат танго, румбы, фокстроты. Этакий эстрадный концерт минут на двадцать. Солист поет со скорбным видом в сопровождении трубы, гитары и аккордеона. А в конце, снова неожиданно, звучит «хава нагила», естественно, в миноре. Крышка закрывается, и гроб медленно плывет к нише. Солирует трубач: ниша закрывается мраморной плитой под звуки «Одинокого ковбоя». Теперь главные лица — рабочие в белых касках. Кладбищенские шкеты, вертящиеся под ногами, палят холостыми из пистолетов. В толпе снуют разносчики сладостей — у каждого здесь свое маленькое «дело». Мачо уходят передохнуть в сторожку. Родственники тихо глотают слезы, стремясь не омрачить праздничную (siс!) погребальную церемонию. Под звуки очередной веселой мелодии я покидаю кладбище и уже ничему не удивляюсь.
