 |
| Патриархия.Ru | Протоиерей Николай Соколов | 04.05.2010 |
3 мая исполнилось 20 лет со дня кончины Святейшего Патриарха Пимена (1910−1990). В связи с памятной датой портал Патриархия.ru публикует интервью с протоиереем Николаем Соколовым, настоятелем храма святителя Николая в Толмачах, хорошо знавшим приснопамятного Предстоятеля и сохранившим о нем добрую и светлую память.
— Отец Николай, Вы были близким человеком Патриарху Пимену? Расскажите, как Вы с ним познакомились?
— Можно сказать, что да, я был близок ему, но не родственно, а больше по работе. Познакомился я с ним еще в детстве, когда Патриарх (тогда он еще был митрополитом Крутицким и Коломенским) приехал служить в нашу деревню. Он хорошо относился к нашему отцу и это отношение перенес на нас со старшим братом, пригласив через восемь лет, когда он уже стал Патриархом, иподиаконствовать у него.
— Вы сейчас часто вспоминаете о времени работы с ним?
— Каждый день. Дело в том, что очень много из полученного от него житейского опыта, из его слов и поступков помогает мне сейчас и в светской жизни и в духовной. Поэтому я вспоминаю его и на молитвах, и в церкви и в разговорах.
— Чему самому главному Вы научились у него?
— Молчанию. Уметь молчать. Уметь скрыть в себе самые тяжелые переживания, которые могут низвести человека в могилу. Как сейчас говорят, Патриарх, был человеком, проверенным жизнью. Он умел молчать и никогда не показывал свои эмоции. Порой это молчание было красноречивее всяких слов.
— Какой он был в общении с людьми, окружавшими его?
— Вообще Патриарх Пимен был немногословным человеком. Я работал с ним на протяжении двенадцати лет. Мой кабинет находился рядом с его кабинетом, и хорошо, если за день от него услышишь десятка два слов, а то и вообще не услышишь. Когда можно было обойтись без слов, он без них обходился — просто писал на листе бумаги поручение референтам, давал прочитать, и этим ограничивался.
— В исторической литературе можно встретить характеристики иерархов советского периода, например, Патриарха Тихона называют молитвенником, Патриарха Сергия — богословом и церковным администратором, митрополита Евлогия Георгиевского — борцом за свободу Церкви. Можно ли также емко определить основное качество Патриарха Пимена?
— Каковы были его отношения с властями?
— Он никогда не обращался к ним ни с какими просьбами, зная, что после этого чем-то обязательно нужно будет поступиться. А участвовать в купле-продаже своих слов и мнений он не хотел.
— Какую реакцию встречала такая позиция у власть предержащих?
— Реакция была такая: сугубо официальные отношения. К сожалению, эти люди совершенно не понимали его и делали вид, что для них он просто Сергей Михайлович. Если же они официально обращались к нему, то как к «уважаемому Патриарху». Слово «Святейшество» никогда ими не произносилось. Для них это была неприемлемая терминология церковных людей.
— Как Вы думаете, что самое важное удалось сделать Патриарху Пимену за 20 лет Патриаршества?
— На мой взгляд, самое важное, что ему удалость сделать — это сохранить церковный мир. Вспомните: тогда фактически не было церковных расколов, не было грубейших нарушений нравственности в Церкви. Бывали, конечно, частные случаи, но он умел их мудро исправлять. Поэтому в определенном плане он был молчаливый миротворец. Он вел такую политику, чтобы не навредить Церкви, потому что Церковь и так была лишена всего и вся. И это все удавалось ему притом, что он сам был фактически в заключении. Патриарх ведь не имел права никуда ни выйти и ни выехать без санкции определенных структур.
— Но все-таки он был в официальных поездках за рубежом?
— Да, действительно Патриарх ездил и на Ближний Восток и в ООН. Но все эти поездки были строго протокольными и проводились только для того, чтобы показать мировой общественности, что у нас существует Церковь, и Патриарх может свободно передвигаться по всему миру. А на практике все было совсем наоборот. Это была лишь видимость свободы. Только в последние годы жизни, в конце 80-х, когда он уже был больным, пожилым человеком, появилась возможность свободно ездить. Но на это у него уже не было сил, и все поездки того времени были связаны с лечением на советских курортах.
— Какое самое яркое впечатление у Вас осталось за двенадцать лет общения и работы с Патриархом Пименом?
— День моей диаконской хиротонии, когда Патриарх рукополагал меня. Тем более что это произошло очень неожиданно. Ведь меня об этом никто не предупреждал. Дело в том, что после подачи мною прошения о хиротонии и ее утверждения прошло к тому времени шесть лет, и я уже перестал ждать. Помню, что это был праздник Благовещения Божией Матери, и Патриарх Пимен спросил меня, кушал ли я утром? Я ответил, что ничего не кушал. Тогда он сказал старшему иподиакону, что будет меня рукополагать. Когда я узнал об этом, то подошел к Святейшему и сказал, что не читал правило. На что он мне ответил: «Потом прочитаешь». Таким образом домой я вернулся уже диаконом. Все это было для меня большим потрясением. После хиротонии он сказал мне по отечески очень теплые слова, которые я запомнил на всю жизнь. Да и вообще в течение этих двенадцати лет он очень по- доброму как родной отец относился ко мне. Не случайно мы столько лет работали вместе.
— Патриарх оказал влияние на Вас как на будущего пастыря?
— Безусловно. И не только на меня. Личность Святейшего Патриарха Пимена, его качества как проповедника, как архипастыря и священнослужителя были для окружавших его примером. Многие из тех, кому посчастливилось служить рядом с Патриархом Пименом, в дальнейшем стали епископами. Все они брали от него удивительно правильное отношение к богослужению: тот трепет, с которым он совершал богослужение, то тщание и ту любовь, которую он вкладывал в каждое слово. Он любил служить. Это была его жизнь.
