 |
| Православие.Ru | Сергей Мудров | 06.08.2008 |
* * *
Следует отметить, что в целом оценка интеграции — дело сложное и запутанное, так как однозначность во мнениях и чрезмерное упрощение могут сыграть с исследователем злую шутку. Действительно, дифирамбное восхваление или огульное очернение Европейского Союза — не редкость в публикациях, авторы которых «не видят за деревьями леса» и за массой фактов, благоприятствующих определенным выводам, не замечают сведений противоположного свойства. Анализируя развитие ЕС, я пытался понять, в какой степени христианские ценности вдохновляли создателей («отцов-основателей») единой Европы и продолжают ли эти ценности играть хотя бы малозаметную роль в развитии Союза в настоящее время. Кроме того, меня интересовало, как Церкви воспринимают символы Евросоюза и как они оценивают развитие законодательной базы ЕС. Эти и другие вопросы я попытался поднять в разговорах со своими брюссельскими собеседниками.Римо-католики о Евросоюзе
Пожалуй, ни одна конфессия в Евросоюзе не подвергается столь жестким нападкам, как Римско-католическая Церковь. Католицизм по-прежнему остается доминирующей религией в ЕС, и вплоть до вступления в Евросоюз Румынии и Болгарии (в 2007 году) это доминирование ощущалось достаточно сильно. Не удивительно, что критические стрелы направляются в сторону тех, кого больше. Правда, критикуют католиков по очень разному поводу. Сторонники гуманистических организаций, защитники абортов, гомосексуализма и женского священства утверждают, что Католическая Церковь «переступает свои границы» и стремится к ограничению прав и свобод граждан. С другой стороны, неопротестанты заявляют, что «Евросоюз инспирирован и контролируется Ватиканом». Как же живется католикам «между двух огней»?— Да, мне знакомо мнение о том, что Евросоюз — это католический проект. Но я так не считаю, — объяснил мне Ноэль Треанор, генеральный секретарь (до июня 2008 года. — Ред.) Комиссии католических епископских конференций Европейского Союза (КОМЕСЕ). — Я полагаю, что в этом проекте есть своя логика, обогащенная христианским вдохновением множества участников.
С Ноэлем Треанором мы беседовали в его брюссельском офисе более двух часов. Ирландец, католический священник, он много лет в должности генсека КОМЕСЕ пристально следил за развитием событий в Евросоюзе.
— Более того, — продолжает свою мысль Треанор, — даже те католики, которые проявляли интерес к интеграционным проектам в начале 1940-х годов, говорили о принципах субсидиарности, мира и справедливости. Полагаю, что они рассуждали во внеконфессиональных категориях. Речь вовсе не шла, скажем, о почитании или непочитании святых… Вряд ли Роберт Шуман считал, что те фундаментальные принципы, на которых должно основываться Сообщество, не будут разделяться христианами других конфессий.
Христианское (но не сугубо католическое) вдохновение европейской интеграции — это для Треанора очевидность. Мнение генсека КОМЕСЕ трудно оспорить, так как многие основатели Сообщества оставили о себе память как о людях верующих и глубоко церковных (не случайно в 2004 году возникла инициатива причислить Р. Шумана к лику святых. Правда, официальный Ватикан этой идеи не поддержал). С другой стороны, не получается ли так, что Европейский Союз в его современном облике растерял даже остатки того христианского вдохновения, которым была пронизана европейская политика 1940-х годов? Именно такое впечатление складывается, когда читаешь документ «Иисус Христос, живой в Своей Церкви, Источник надежды для Европы», принятый Синодом епископов Римско-католической Церкви в 1999 году:
«Женщина на звере» («Похищение Европы»?) у здания Совета министров ЕС (Брюссель, Бельгия)
«До настоящего времени унификация Европы следует преимущественно по экономическому пути, а судьба социальных и культурных элементов не определена. Роль Церквей в этом отношении не ясна, но есть серьезный риск того, что их значение будет сведено до минимума в рамках различных социально-благотворительных программ. Ситуация будет еще более усугублена в том случае, если, помимо маргинализации позиции Церкви, приоритет будет отдан социологической интерпретации роли верующих в новой европейской ситуации».
В документе также констатируется, что «Европа в настоящее время выглядит сконфуженной и потерянной, а надежда тает с каждым днем… Многие христиане потеряли веру или же свели ее к номинальным традициям».
Я обращаю внимание Ноэля Треанора на явно пессимистические нотки официального документа Католической Церкви. Генеральный секретарь КОМЕСЕ вначале отвечает дипломатично и несколько расплывчато, но в дальнейшем указывает на следующее:
— Да, такой документ существует. И вы правы, что в нем прослеживается пессимистическое прочтении ситуации в Европе. Но вам следовало бы обратить внимание на другой документ — «Церковь в Европе», подписанный папой Иоанном Павлом II в 2003 году. «Церковь в Европе» лишена того пессимизма, которым отмечен документ 1999 года.
Говоря откровенно, после такого ответа начинают терзать сомнения: а не сформировались ли в Католической Церкви различные «еврофракции», каждая из которых имеет собственный взгляд на интеграцию — от резко отрицательного до глубоко положительного? Не получается ли так, что принятие определенного документа во многом зависит от того, какая «фракция» берет верх во внутренней борьбе? Действительно, познакомившись с мнением одного из ирландских священников, легко заметить резкий контраст его слов с тем, что говорит Ноэль Треанор: «Вначале Брюссель отберет у нас независимость, затем навяжет аборты, эвтаназию и гомосексуальные „союзы“. Все эти вещи, как вы знаете, уже являются частью законодательства в определенных странах Европы. И все это будет навязываться как воплощение европейского стремления к „равенству и справедливости“».
По ходу беседы с генеральным секретарем КОМЕСЕ я вспоминаю, что именно в 2003 году шли жаркие дебаты о включении в преамбулу Конституции ЕС ссылки на христианские корни Европы. Невзирая на просьбы Церквей, упоминание о Боге или христианских ценностях так и не появилось в тексте Основного Закона. Выходит, влияние антицерковного лобби достигло внушительных размеров… Так может, документ 1999 года более правилен и точен, чем «Церковь в Европе» 2003-го?
— С уважением отношусь к вашему заключению, но вынужден его оспорить, — улыбается Треанор. — Если вы внимательно проанализируете «Церковь в Европе», то обнаружите, что документ содержит несколько «просьб» к авторам проекта Конституции. Ссылка на христианские ценности в преамбуле — одна из них. Далее Иоанн Павел II просит признать в Конституции религиозные свободы — как на индивидуальном, так и на институциональном уровне. Он также обращается с просьбой определить механизм диалога между религиозными организациями и институтами ЕС. Так вот, если вы соизмерите эти просьбы с текстом Конституции, то обнаружите, что все они были выполнены, кроме известной ссылки в преамбуле проекта. Более того, в статье 52 (пункт 3) Конституции заявлено о «признании особого вклада» Церквей. Специалисты в области конституционного права, анализируя текст, обязательно обратят внимание на слово «Церкви». Церкви не существуют без христианства. Специалисты также укажут, что Конституция обязывает Европейский Союз наладить диалог с Церквами. Такое происходит впервые.
В своем воодушевлении Треанор заявляет о «тихой революции», прилагая свои слова к кардинальному изменению статуса Церквей.
— Если вы сравните текст Конституции (в той его части, который касается религии) с документами, принятыми ранее, то обнаружите, что Евросоюз сделал значительный шаг вперед, — утверждает он.
Впрочем, так ли уж важен этот шаг в условиях, когда проект Конституции был отвергнут? И неизвестно, будет ли принята Конституция ЕС (или ее подобие) в ближайшем будущем, особенно после провала референдума в Ирландии.
Конечно, мнение Треанора, весьма оптимистичное (и хорошо аргументированное), оставляет впечатление такой же оптимистичности в отношении ЕС, присущей Римско-католической Церкви. С другой стороны, а могут ли католики, признавая свой вклад в начало процесса европейской интеграции, выступать с ее резкой критикой? Вряд ли. Конечно, католики не отрицают негативные тенденции в ЕС и соглашаются, что в отдельных институтах Евросоюза «проходят» откровенно антихристианские решения (типичный пример — резолюция «Женщины и фундаментализм», принятая Европарламентом в 2003 году). Но даже в этом случае, как подчеркнул Треанор, речь идет не о политике ЕС, а о том, что «многие члены Европарламента позволяют быть управляемыми „группами давления“». Правда, вопрос о том, почему именно антирелигиозные «группы давления» чаще всего берут верх, остается открытым.
Элладская Православная Церковь о европейской интеграции
Представительство Элладской Православной Церкви при ЕС, расположенное на улице Сен-Мишель, найти не трудно. Красивый трехэтажный особняк с греческим флагом у входа производит самое благоприятное впечатление. Судя по всему, представительство обосновалось здесь «всерьез и надолго».Готовясь к встрече с епископом Афанасием, главой представительства, я счел нужным ознакомиться с отдельными документами Элладской Церкви и выступлениями ее предстоятеля, посвященными ЕС. У меня сложилось впечатление, что в Элладской Церкви укореняется европессимизм (например, отказ авторов Европейской Конституции включить ссылку на христианские корни Европы был назван «подтверждением политического упадка Европы»). Владыка Афанасий с моим предположением не согласился.
— Выступления Архиепископа Афинского и всей Греции отражают реалии сегодняшнего дня, — заметил владыка. — Эти выступления отражают тенденцию поощрять наших сограждан ощущать важность того, чтобы быть одновременно греками и православными и в то же время чувствовать, что они принадлежат всему миру в целом. Мы чувствуем, что мы должны сказать «да» Западу, не теряя нашей национальной идентичности.
Владыка пояснил, что «да» Западу имеет сугубо политическое измерение и восходит к истории XX столетия, когда поворот лицом к коммунистическому Востоку был невозможен. «Да» Западу не включает в себя религиозно-духовную составляющую, хотя владыка не скрывал:
— Элладская Церковь и Архиепископ Афинский имеют ясные интересы в Европе, особенно с осознанием того факта, что Европе о Православии известно немного.
— Конечно, Архиепископ иногда подвергает критике Брюссель (или то, что мы называем «западным духом секуляризма»), — продолжал владыка Афанасий. — Кстати, такую же, а иногда и более жесткую критику мы слышим со стороны Русской Православной Церкви. Но Церкви не собираются повторять то, что говорят политики, и их критику не следует воспринимать как неконструктивную… Скорее, речь должна идти о конструктивном вкладе в диалог, об определенном видении Европы.
Епископ Афанасий также подчеркнул, что диалог с руководством ЕС проходит на самом высоком уровне — обычно с участием президента Еврокомиссии и главы государства, председательствующего в Евросоюзе. В диалог вовлечены представители всех религий.
Но возникает вопрос: есть ли от подобных собеседований какая-нибудь польза? И слышен ли голос Элладской Церкви в Евросоюзе? Способны ли Афины религиозные влиять на принятие решений в Брюсселе?
— Скажу предельно прямо и откровенно, — ответил мне владыка, — я не верю, что Элладская Церковь способна в одиночку влиять на столь массивный механизм, каким является Евросоюз… Более того, я должен использовать несколько иной язык, вступая в диалог с людьми, которые говорят: да, я вас уважаю, но я неверующий. Да и вообще, чем является Европа, Евросоюз сегодня? Это реальность, предлагающая людям возможность хорошо жить. Девиз Европы: будь счастлив! Но мы, представители Церквей, должны сказать: если вы счастливы, постарайтесь поделиться вашим счастьем с другими. В этом и есть еще один аспект нашей миссии в Европе — не забывать о тех людях, которые менее счастливы. Не стоит предавать забвению тот факт, что, если эти люди менее привилегированны, чем вы, у них отнюдь не меньше прав. Вот в этом и есть права человека, а не в рассуждениях о лесбиянках и гомосексуалистах. Права человека — в заботе о тех, кто менее привилегирован. Часто происходит так, что меньшинства в ЕС создают лоббистские структуры, которые настолько сильны, что навязывают ЕС свою волю вопреки правам большинства. Мы должны напоминать европейским политикам об этих проблемах.
Кстати, епископ Афанасий, как и Ноэль Треанор, не согласился с моим предположением, что европейский проект проходит стадию превращения в проект антихристианский. По мнению главы представительства Элладской Православной Церкви, в Европе схлестываются многие силы, порой идущие в разных направлениях.
— В настоящее время, — подчеркнул епископ, — никто не может навязать свое мнение другим. Ни Церкви, ни атеистическое лобби.
Но как же в таком случае воспринимать довольно-таки странную, с точки зрения христианина, символику ЕС? Хорошо известно, что здание Европарламента в Страсбурге построено в виде Вавилонской башни, Совет министров ЕС в Брюсселе «украшает» скульптура женщины, сидящей на звере (некоторые исследователи ассоциируют ее с блудницей из 11-й главы Откровения), а в головном офисе Еврокомиссии (Берлемоне) находится суперкомпьютер, называемый «Зверь». Может быть, в этом и есть тайный, прикровенный смысл европейской интеграции, позволяющий человеку, знакомому со Священным Писанием, увидеть ее истинный облик? Епископ спешит развеять мои сомнения:
— Да, мне известны все эти апокалипсические аргументы, основанные на тенденции говорить в пророческом духе: «остерегайтесь зверя». Я лично не согласен с такой интерпретацией. Полагаю, что в ЕС находится место для разных символов… Более того, в ЕС я чувствую в значительной степени уважение к себе как к верующему человеку.
Владыка, правда, подчеркнул:
— Идея свободы создает для некоторых людей впечатление, что они могут действовать в неуважительном духе по отношению к символам, представляющим другие реалии.
Впрочем, в беседе со мной епископ Афанасий неоднократно давал понять, что «такова жизнь» и «мы не должны видеть в этом подтверждение того, что Евросоюз — это зверь».
Русская Православная Церковь о Евросоюзе
Представительство Русской Православной Церкви при европейских международных организациях занимает одну комнату в здании при церкви Святой Троицы, что на улице Леон Лепаже в Брюсселе. Глава представительства — епископ Венский и Австрийский Иларион. Владыка много времени отдает делам своей епархии и в Брюсселе появляется нечасто. В бельгийской столице «делами европейскими» занимается протоиерей Антоний Ильин, секретарь представительства. Отец Антоний предложил мне встретиться за чашкой чая в одном из брюссельских кафе. Наш диалог, пусть и не такой продолжительный, как с предыдущими собеседниками, позволил мне уточнить некоторые интересовавшие меня моменты.Так, отец Антоний откровенно заметил, что влияние Русской Церкви в Брюсселе ограничено и не в последнюю очередь из-за того, что Россия не является членом ЕС (как следствие — в Еврокомиссии нет российских комиссаров, а в Парламенте отсутствуют российские депутаты). Поэтому Московский Патриархат лишен тех возможностей продвижения своих инициатив, которые существуют, например, у Православных Церквей Греции, Кипра, Румынии и Болгарии. Тем не менее в 2006 году Русской Церкви удалось внести в текст Рамочной стратегии по недискриминации понятие распределительной справедливости, дающее возможность прочтения и толкования «прав меньшинств» с учетом позиции Церкви. По словам отца Антония, «здесь все меньшинства идут „одним списком“», и «отделять „правильные“ меньшинства от „неправильных“ никто не собирается».
Отец Антоний, правда, признал, что в Евросоюзе есть потенциал русской диаспоры, но она «плохо организована». Диалог с Европейской народной партией «оккупирован Константинополем», поэтому «надо устанавливать отношения с другими партиями Евросоюза». Секретарь представительства также отметил, что епископ Иларион от общих встреч представителей религиозных организаций и руководства Евросоюза вынес мнение о «недостаточности» этих встреч в условиях отсутствия консультативного механизма в промежутках между ними.
Мой вопрос о символике Евросоюза отец Антоний прокомментировал неоднозначно.
— Конечно, если мы примем конспирологическую версию происходящего в мире, то подтекст читается. Но конспирология — вещь опасная, — заключил он.
Тем не менее, отец Антоний отметил, что «звездочки на флаге — интересная тема», хотя «женщина на звере» — «это языческий символ, не столько апокалипсический, сколько свидетельствующий о возрожденческой ментальности» (Европа, похищенная Зевсом).
— Что касается компьютера «Зверь» в здании Берлемон, то какая-то мистика здесь есть, так как раньше на этом месте находился католический монастырь, — сказал секретарь представительства.
Сам епископ Иларион, отвечая на мои вопросы, заданные по электронной почте, отметил, что он не размышлял над символизмом ЕС, но полагает, что выбор символов не был случаен. Тем не менее владыка подчеркнул, что в Евросоюзе сосуществуют разносторонние — как религиозные, так и антирелигиозные — силы, причем каждая из них пытается влиять на европейскую политику. И в этом епископ, судя по всему, был солидарен с моими предыдущими собеседниками.
«Осторожный еврооптимизм» — именно такое мнение я вынес о взглядах своих собеседников, которые чаще всего старались подчеркнуть, что Евросоюз, пусть и заслуживающий критики, пока готов прислушиваться к голосу христианских Церквей. Иногда, впрочем, складывается впечатление, что Брюссель, вежливо выслушивая рекомендации христианского сообщества, все равно поступает по-своему. Так что оправдываются слова митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла, заметившего: «Европа лишается тех черт, которые ей придало христианство… Европа лишается своей души».
