«Захолустный» свидетель уходящей России

Сравнительно недавно из печати вышло научное издание дневника Л.А. Тихомирова (1852 — 1923) за 1915 — 1917 гг., подготовленное доктором исторических наук А. В. Репниковым[i]. Издатель источника — видный современный специалист по русскому консерватизму[ii], сделавший хороший подарок читателям изучающим историю России, внимательно относящимся к деталям в истории Русской Церкви, философски мыслящим. Именно этим читательским категориям ознакомиться с «Дневником» будет интересней всего, но ими, уверен, круг тех, кто возьмет в руки новую книгу, не ограничится. Ведь автор дневника — человек удивительный. Казалось бы, эта историческая персоналия хорошо знакома всем современным людям, небезразличным к своему прошлому. О Тихомирове в последнее десятилетие пишут диссертации, статьи, книги. Однако обращение к его дневниковым записям позволяет ближе познакомиться не только с Тихомировым-мыслителем и Тихомировым-гражданином, но с Тихомировым-личностью.

Последнее окажется особенно интересным для историков Русской Церкви. Им обязательно надо полистать, а лучше — прочитать «Дневник» по целому ряду причин. Во-первых, Лев Александрович Тихомиров, некогда пламенный революционер, ставший затем убежденным монархистом и консерватором, получивший Высочайшее одобрение за свое «преображению», был, кроме человеком, внесшим определенный (и можно, не боясь, сказать весьма весомый) вклад в подготовку Священного Собора Православной Российской Церкви 1917 — 1918 гг., хотя бы своими записками первых лет XX в., вызвавшими бурную дискуссию и интерес у самого царя. Но спустя полтора десятилетия после появления этих записок, когда столь желанный им собор начал свою работу, Тихомиров пребывал в забвении и был далек от эпицентра как церковной, так и общественной жизни. Характерна запись в дневнике в день открытия собора: «Было „торжественное“ по случаю Поместного Собора молебствие на Красной Площади. Я не выходил. Спрашивал по телефону знакомых» (С. 362). Из вторых рук узнает о великом событии тот, кто был к нему во многом причастен! Еще в большей степени дневнике Тихомирова подчеркивается то, что автор отошел и от общественной жизни. В тексте источника много горести по поводу ухода из жизни и отхода от активной деятельности его знакомых, коллег, людей схожих взглядов и схожего круга, в частности московских «церковных интеллигентов» (Самариных, Хомяковых), к коим себя причисляет Лев Александрович.

Тоска по близким по духу людям, тоска о собственной «старости» и «немощности» (хотя Льву Александровичу было в годы написания дневника 63 — 65 лет), разлитая по всему тексту, проходящая в нем красной нитью, — это все-таки не уныние. Ведь он живет полноценной жизнью христианина: приобщается Святых Таин, духовно отмечает важнейшие даты церковного календаря, превозмогая немощи, часто ходит на богослужение. Эта тоска — скорее наставшее внезапно на склоне лет одиночество, резко контрастировавшее с его жизнью в период подъема публицистической деятельности.

Тоска имела своей причиной и происходившее в стране. Шла ожесточенная, невиданная ранее война. Тихомиров пристальнейшим образом по газетам, по слухам и по сообщениям связанных с фронтом знакомых следит за войной. Почти каждый комментарий — огорчение. «Почему так происходит? Почему кругом бездействие, доходящее до измены?» — эти вопросы задавали, пожалуй, в то время все те немногие люди, которые, как Тихомиров, не желали участвовать во всеобщей спекуляции и обдирании ближнего. В этих условиях Лев Александрович старается думать лишь о душе и о благополучии (хотя бы относительном) своей семьи после своей смерти. Уже в 1915 г. он записывает: «А теперь единственно живой вопрос — чтобы дал мне Господь спасение души» (С. 55). Тем не менее, Тихомиров продолжал в эти годы трудиться над книгой «Борьба за Царствие Божие», которая в итоге получила название «Религиозно-философские основы истории».

Предчувствие скорого социального катаклизма, неоднократно высказанное на страницах «Дневника» — вовсе не талант пророка, а витавшее в воздухе ощущение, требовавшее лишь самого минимального чутья. В 1916 г. Тихомиров неоднократно отмечает всеобщее падение авторитета монарха. И для него тоже поведение Николая II резко контрастировало с тем идеалом монарха, который он некогда описал в одном из главных своих трудов — «Монархической государственности». И вот он, убежденный монархист, сравнивает переживаемое им время с предреволюционной эпохой во Франции, с последними годами правления Людовика XVI (С. 309 — 310). С тяжелым чувством Тихомиров наблюдает за «министерской чехардой», за неразберихой в армии и Святейшем Синоде (смена обер-прокуроров, выдвижение на первые роли «распутинских» иерархов).

Упомянутая тоска Тихомирова, конечно, коренилась в невозможности для него что-либо сделать, как-то изменить создавшуюся тяжелейшую ситуацию в стране. Он живет то в Москве, то в Сергиевом Посаде, где ощущает себя «захолустным человеком» (С. 309), «провинциалом» (С. 79). В начале 1917 г. Тихомиров констатирует: «Переворот какой-то, кажется, неизбежен» (С. 332). Впрочем, еще раньше, в 1915 г. Тихомиров писал: «Боюсь, что если война не окончится блистательно, то у нас будет революция без сравнения сильнейшая, чем в 1905 году» (С. 70). Вокруг — всеобщий дефицит самых необходимых продуктов и товаров (часто искусственно вызванный), начинающийся голод. Свершившаяся в феврале — начале марта 1917 г. революция, вызывает даже у монархиста Тихомирова радостное чувство. В тоже время, она заставляет его практически прекратить ведение дневника.

Едва ли «Дневник» имеет первостепенное значение как источник по церковной истории. И все же, повторюсь, историк Русской Церкви должен с ним ознакомиться. Хотя бы потому, что на страницах его неоднократно появляются выдающиеся православные мыслители начала XX в., хотя бы потому, что Тихомиров переписывается с митрополитом Владимиром (Богоявленским), архиепископом Арсением (Стадницким), епископом Гермогеном (Долгановым), регулярно общается с архиепископом Никоном (Рождественским) и хотя бы потому, что сын его — иеромонах Тихон (Тихомиров). В связи с последним в «Дневнике» иногда приводятся любопытные штрихи к истории Русской Церкви предреволюционных лет, например о волнениях в новгородской семинарии в конце 1915 г. (С. 161 — 162, 184). Ценны и некоторые свидетельства Тихомирова-обывателя, например, когда он неоднократно отмечает то, что в 1916 г. храмы Москвы и Сергиева Посада были «набиты битком» (С. 218). Или вот любопытная зарисовка, сделанная 1 июля 1916 г.: «Вся эта проза монашеского быта мне очень нравится. У них тут, в глуши — такая демократия, как нигде. За простым деревянным столом сидят: архиепископ, архимандрит — казначей, и двое послушников, один, впрочем, пострижен в монахи, — пьют вместе чай и беседуют, как равные. А ведь Никон — член Синода и Государственного Совета» (С. 252).

Одновременно весьма ценными для исследователя политической истории России начала XX в. можно считать записанные в «Дневник» личные воспоминания Тихомирова об А. А. Нейгардте (С. 171 — 181) и П. Н. Дурново (С. 124 — 135).

«Дневник» Тихомирова за 1915 — 1917 гг. фрагментарно печатался ранее[iii], а в интерпретации А.В. Репникова частично опубликован в Интернете[iv]. Но все же, думается, комплексное впечатление от Тихомирова-личности и Тихомирова-мыслителя можно получить лишь при полном прочтении источника за указанные годы. Поэтому в завершение несколько слов о самом издании. Публикация выполнена на высоком археографическом уровне. Тексту источника предшествует обстоятельная вступительная статья А. В. Репникова. Главный недостаток публикации, пожалуй, в том, что комментарии публикатора носят почти исключительно биографический характер и, при этом, сделаны достаточно избирательно. Так, представляется, что в научном издании источника нет никакой нужды в комментировании имен С. Ю. Витте, К.П. Победоносцева, П. А. Столыпина, А. В. Керенского, а тем более А. С. Пушкина или В. С. Соловьева. В то же время, имя графа С. С. Татищева (С. 53), хотя и известного в начале XX в. государственного деятеля, но все же не знакомому широкому кругу читателей, нуждается в комментарии. Кто такой Лаврентий, неоднократно упоминающийся в «Дневнике», ни из текста источника, ни из комментариев вообще не выясняется. Впрочем, указанные недостатки не умаляют значение публикации. При этом трудно разделить пессимизм А. В. Репникова, который пишет во вступительной статье: «Вряд ли когда-нибудь удастся опубликовать весь Дневник Тихомирова, поскольку это требует многолетней кропотливой работы и значительных материальных затрат» (С. 31). Напротив, при современных средствах цифровой обработки источника, огромной работоспособности самого А.В. Репникова публикация всего дневника представляется вполне возможной и хочется пожелать старшему коллеге ее осуществить в ближайшем будущем.

[iv] См. также здесь.

http://bogoslov.stack.net/text/311 871.html