 |
| Prokimen.Ru | Елена Балашова | 26.07.2008 |
После революции для семьи настали трудные времена, которые они пережили благодаря помощи Божией, посланной через дядю маленького Олега, приютившего их у себя. В 1922 году по его приглашению они выехали в Москву, и Ольга Петровна, мать Олега, устроилась преподавательницей музыки в средней школе. Они получили комнату. Семья жила бедно, но Олег смог поступить на медицинский факультет Московского университета. Душа Олега искала деятельной помощи ближнему, и он стал принимать активное участие в борьбе с беспризорностью.
Ольга Петровна, будучи человеком глубоко религиозным, не противилась христианскому подвигу сына. Она воспитывала детей в покорности воле Божией. «Что бы ни случилось, — говорила она детям, — никогда не забывайте, что на все воля Божия». С детства она приучила их ходить в храм. Олег с сестрой Ольгой пели на клиросе, а младший брат Георгий был в храме чтецом и прислуживал в алтаре.
В 1927 году после смерти матери Олег был призван на военную службу. Учебу в институте пришлось оставить (он проучился до четвертого курса). Служа в армии, Олег не скрывал своей веры и христианских убеждений и всегда, прежде чем сесть за стол, про себя молился, а затем крестился. Это было замечено начальством, и его посадили на пять суток на гауптвахту.
По возвращении из армии Олег стал посещать Высоко-Петровский монастырь, настоятелем которого был в то время епископ (с 1934 года архиепископ) Варфоломей (Ремов).
Владыка благословил Олега обращаться для руководства в духовной жизни к архимандриту Никите (Курочкину), насельнику Зосимовой пустыни, человеку, приобретшему долгим подвигом истинное смирение и любовь к людям. Летом 1929 года Боголюбский храм в Петровском монастыре был закрыт (храм преподобного Сергия был закрыт еще в 1924 году) и монахи перешли в храм преподобного Сергия на Большой Дмитровке (до наших дней не сохранился). С переходом в приходской храм монашеской братии богослужения в нем стали совершаться по монастырскому уставу. Здесь Олег принял твердое решение — всю жизнь свою посвятить только Господу, не разделяя и не смешивая своих душевных устремлений ни с чем земным, встать на путь монашеского подвига и идти по нему до самой смерти. Грозным предупреждением звучали в его душе слова Господни: никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия (Лк. 9, 62).
4 ноября 1930 года Олег принял монашеский постриг с именем Феодор в честь преподобного Феодора Студита и был рукоположен в сан иеродиакона ко храму преподобного Сергия. В то время община Высоко-Петровского монастыря продолжала жить глубокой духовной жизнью, во всем основанную на монастырском уставе Зосимовой пустыни, закрытой властями еще в 1923 году, насельники которой, приглашенные в Высоко-Петровский монастырь владыкой Варфоломеем, составили духовный костяк обители. Духовники руководили небольшими монашескими общинами в традициях старческого руководства, воспринятыми ими еще от Оптиной пустыни. Сам владыка, помимо того, что был духовником одной из таких общин, был также руководителем Московской Духовной академии, продолжавшей свое существование в те годы уже нелегально. Лекции в этой Академии посещал и иеродиакон Феодор.
Среди братии Высоко-Петровского монастыря был в то время молодой архимандрит Алексей (Сергеев). Он не любил монашеского образа жизни и не стремился к духовному подвигу. ОГПУ предложило ему сотрудничество, на что он дал свое согласие. В начале 1933 года архимандрит Алексей подал в ОГПУ сведения о том, что при храме преподобного Сергия созданы нелегальный монастырь и Духовная академия. Он показал на следствии: «Сергиевская церковь по существу является нелегальным монастырем, где группируются контрреволюционные антисоветские элементы… Руководящую роль в контрреволюционной деятельности нелегального монастыря занимают, кроме епископа Варфоломея (Ремова)…» — и далее он перечислил восемь священноиноков, среди которых назвал и иеродиакона Феодора. — «…Контрреволюционная организация в процессе деятельности успела обработать в контрреволюционном духе молодежь, завербовав в тайные послушники следующих лиц… (далее он перечислил имена четырнадцати человек)… Я участия в этой контрреволюционной деятельности не принимал, просто в силу служебных обязанностей по монастырю пришлось быть свидетелем означенных контрреволюционных действий, о чем чистосердечно сообщаю». 28 марта 1933 года иеродиакон Феодор был арестован. Всего по этому «делу» было арестовано двадцать четыре человека — священнослужителей и мирян.
Вместо отца Феодора следователь написал его «показания», сведения в которых были, вероятно, от того же доносителя. Прочитав их, отец Феодор написал: «Содержание данного протокола считаю НЕ соответствующим действительности». Слово «не» отец Феодор написал большими буквами и подчеркнул жирной чертой. На этом допрос был закончен. И сколько впоследствии не допрашивал его следователь, отец Феодор отказывался давать какие бы то ни было показания. «Не ведают, что творят», — говорил о них впоследствии отец Феодор, жалея их.
Приговорили отца Феодора к трем годам исправительно-трудовых лагерей. В мае 1933 года он был отправлен этапом в Новосибирск, а через год направлен во Владивосток. Во время посадки заключенных на пароход у него отнялись ноги. Несмотря на жесточайшие побои, он не смог встать, и конвой вызвал врача. Осмотрев его, врач убедился, что перед ним действительно больной, которому нужна неотложная помощь.
Узнав, что отец Феодор имеет незаконченное высшее медицинское образование, врач взял его к себе помощником. Иеродиакону Феодору пришлось ассистировать более чем при ста операциях аппендицита, удалять зубы и даже принимать роды, так как в лагере, кроме врача и иеродиакона Феодора, медицинского персонала не было. Желая как можно больше принести пользы страждущим, он явился для них врачом не только телесным, но и духовным, укрепляя словом больных и умирающих.
При освобождении отца Феодора из заключения врач снабдил его документами и характеристикой, в которой отмечал его исключительную добросовестность и редкие способности к медицине, и приложил ходатайство о предоставлении ему возможности закончить медицинское образование.
Однако, вернувшись из лагеря в апреле 1936 года (уже после разгрома общины Высоко-Петровского монастыря в феврале-марте 1935 г., расстрела владыки Варфоломея и высылки старцев) отец Феодор принимает решение и дальше следовать по тесному и скорбному пути священноинока, который в то время неизбежно вел на голгофу. Его духовный отец и восприемник при постриге архимандрит Никита, который в то время вернулся из ссылки, предоставил ему самому свободно решить этот вопрос. Около года отец Феодор служил иеродиаконом в селе Амельфино Московской области, снискав своей кротостью, скромностью и полной нестяжательностью искреннюю любовь престарелого настоятеля храма и его прихожан.
В мае 1937 года отошел ко Господу духовник и наставник отца Феодора архимандрит Никита, служивший в храме иконы Божией Матери Знамение села Ивановское неподалеку от Волоколамска. Смерть духовника стала большой потерей для отца Феодора. Вскоре храм в Амельфино был закрыт. Прихожане храма в селе Ивановском предложили отцу Феодору занять место почившего священника, на что он дал свое согласие.
Отец Феодор был рукоположен в сан иеромонаха в Москве. Первую свою службу иеромонах Феодор совершил на сороковой день после кончины архимандрита Никиты. С великой ревностью и самоотверженностью исполнял отец Феодор свои пастырские обязанности. Когда нужно было причастить больного, он отправлялся из дома в любую погоду — в дождь, в сильный мороз и в распутицу, идя по топкой от грязи дороге. Денег за требы он не брал, а когда видел нищету, то сам по мере возможности старался помочь. Своим усердием и милосердием он стяжал любовь всех своих прихожан. Судя по некоторым данным, служа в Знаменской церкви села Ивановское и бывая наездами в Москве, иеромонах Феодор был духовником некоторых продолжавших тайно существовать небольших монашеских общин бывшего Высоко-Петровского монастыря.
Однако вскоре храм в селе Ивановском был закрыт за невозможность оплатить непомерно высокий налог. Отец Феодор перешел служить в Троицкий храм села Язвище. В декабре 1940 года власти и здесь потребовали от него собрать и уплатить заведомо завышенную сумму налога. «Будем говорить прямо, — сказал ему один их представителей властей. — Мы тебе зла не желаем, ты еще молодой, может быть, опомнишься. Дадим тебе такой хороший приход, что всегда будешь сыт. Налог с тебя будет снят вовсе. За это с тебя потребуется очень немного: подпиши вот эту бумажку, что когда будешь служить на этом приходе, то будешь держать нас в курсе дел и записывать наблюдения о своих прихожанах. Внимательно смотри, что там делается, и передавай нам». «Я не воспитан доносчиком!» — ответил им отец Феодор.
За этот отказ иеромонаха Феодора лишили права проживания в Московской области. Он уехал в село Завидово Тверской области, где снял маленькую комнату. Но большей частью он бывал в Москве у своих духовных детей или за городом у сестры Ольги в поселке Востряково.
22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война. В самый день начала войны, 22 июня, власти выписали ордер на арест иеромонаха Феодора, предполагая предъявить ему обвинение в том, что он «является одним из руководителей антисоветской подпольной организации церковников… устанавливает широкие связи с антисоветски настроенными церковниками в Москве и Московской области… создал в Москве пять домашних церквей на квартирах активных участниц организации…»
Незадолго до этого был арестован игумен Митрофан (Тихонов, погиб в тюрьме, возможно расстрелян в 1943 году) — один из бывших духовников Высоко-Петровской обители. Узнав об аресте отца Митрофана, отец Феодор и сам стал готовиться к аресту. С большим трудом он добрался до дома сестры в Вострякове, где поселился в маленькой комнате, ставшей его кельей. Уезжая в Москву на несколько дней, сестра снабжала его продуктами, это были хлеб и вода, так как от всего другого он отказался, и вешала на наружную дверь замок, что должно было показывать, что в доме никого нет. В тишине и уединении отец Феодор сурово постился и много молился, готовясь к смерти. Его сестра Ольга, тоже бывшая прихожанкой Высоко-Петровского монастыря в пору его расцвета до 1935 года, приняла его с истинно жертвенной любовью, ибо знала, чем грозит укрывательство.
Власти арестовали отца Феодора только 8 июля 1941 года. Он стоял перед ними светлый, в белом подряснике, с очень бледным, но спокойным лицом, крайне исхудавший за время своего затворничества и постничества. При обыске у отца Феодора нашли исписанный мелким почерком листок бумаги, но он вырвал у них из рук этот листок и на их глазах разорвал его на мелкие клочки и, раскидав по полу, сказал: «Это вам нельзя читать, это переживания человека, которые, кроме меня, никто не должен знать». Сотрудники НКВД пришли в ярость и выхватили револьверы. Ольга Павловна стала их успокаивать и увещевать, что это исповедь, которую священник обязан сохранить в тайне.
«Вот сколько икон понавесили, — сказал один из офицеров НКВД. -Моя мать давно выбросила из своей хаты все иконы, хоть и старая уже». «Ну что же, остается ее только пожалеть, что на старости лет она потеряла разум», — ответил батюшка. Сотрудник НКВД, перехватив сочувствующие взгляды молодых солдат, обращенные на священника, с яростью закричал: «Ты что тут пропагандой занимаешься! Как смеешь еще разговаривать!» Обыск в комнате продолжался. Сотрудник протянул руку к серебряной дарохранительнице, стоявшей на столике у окна рядом с кроватью отца Феодора. Заметив это движение, отец Феодор решительно сказал: «К этому вы не смеете прикасаться, это Святые Дары!» Он сказал это таким решительным тоном, что рука того невольно опустилась.
Сестра предложила отцу Феодору покормить его, но он отказался и попросил, чтобы ему дали возможность помолиться перед уходом. Батюшка надел полумантию и отслужил в комнате молебен перед Казанской иконой Божией Матери. Двери в этой комнате не было, и сотрудники НКВД наблюдали за ним из соседней комнаты. Помолившись, отец Феодор подошел к платяному шкафу, достал из него свою зимнюю ватную рясу, скуфью, которые хранились у Ольги Павловны, так как ему все время приходилось ездить в штатском, чтобы не подводить людей, у которых он бывал, и надел. При виде этого один из сотрудников НКВД закричал: «Это еще что за маскарад?» «Это не маскарад, — спокойно ответил отец Феодор. — Я счастлив, что могу наконец надеть одежду мне подобающую».
Подойдя к плачущей сестре, он утешил ее: «Глупенькая, ну что ты плачешь, радоваться надо, а не плакать!» Услышав эти слова, она открыла глаза и увидела перед собой светлое, совершенно преображенное, сияющее радостью его лицо. Прежде чем сесть в машину, он обернулся и перекрестил широким крестом сестру и весь дом.
Начались новые допросы, пытки. Следствие велось сначала в Москве, а затем, когда немцы стали стремительно приближаться к столице, иеромонах Феодор вместе с другими заключенными в московских тюрьмах в конце июля 1941 года был перевезен в Саратов. Отца Феодора ежесуточно в течение долгого времени вызывали на допросы ночью, не давали спать, а на допросах беспощадно избивали и топтали ногами. Однажды его приволокли с допроса в камеру с лицом, превращенным в одну кровавую массу, у него была вырвана часть бороды вместе с кожей. От него требовали, чтобы он назвал всех своих духовных детей и людей, с которыми близко общался. Понимая, какой вред это может им принести, отец Феодор отказался называть их имена: «Никаких своих знакомых я следствию называть не буду, потому что они знали, что я являюсь священником и что мне был запрещен въезд в Москву, а они, зная об этом, тем не менее меня принимали и давали мне возможность ночевать. Я прекрасно понимаю, что их за это могут привлечь к ответственности, и поэтому фамилии их назвать отказываюсь. Но одновременно с этим я утверждаю, что никакой контрреволюционной деятельностью я с ними связан не был». «Я считаю для себя нравственно невозможным называть следствию лиц, у которых я проживал». После очередного требования назвать своих помощников, следователь был вынужден записать в протоколе: «На этот вопрос обвиняемый дал столь контрреволюционный ответ, что я его не записал».
Следствие длилось больше двух лет, но из-за отсутствия показаний никого привлечь по делу так и не удалось, и власти решили осудить хотя бы одного отца Феодора… за дезертирство. Святой родился в 1905 году, а значит, подлежал призыву на фронт во время Второй мировой, — но обстоятельства помешали ему получить повестку и явиться в военкомат: в день, в который он должен был быть призван, в нужном направлении попросту не ходил транспорт. Материалы же дела говорят об этом так: «Вел антисоветскую агитацию и уклонился от службы в Красной армии… виновным себя не признал. Изобличается специальными материалами».
26 июня 1943 года Особое Совещание при НКВД постановило приговорить иеромонаха Феодора к пяти годам ссылки в Красноярский край. Но спустя всего месяц после приговора — 19 июля (по новому стилю) — преподобномученик Феодор (Богоявленский) умер в городе Балашове Саратовской области от невыносимых условий тюремного содержания и был погребен в безвестной могиле.
Святый преподобномучениче Феодоре, моли Бога о нас!
