 |
| Седмицa.Ru | А. Вышиванюк, Протоиерей Владислав Цыпин | 30.05.2008 |
Основными многочисленными церковными формациями, возникшими в годы войны, были «Украинская Автономная Православная Церковь», которая формально сохраняла связь с Московским Патриархатом, и раскольническая «Украинская Автокефальная Православная Церковь (УАПЦ)». В Юго-Западной части Украины, находившейся в оккупации германо-румынских войск (Одесская и часть Николаевской и Винницкой областей), церковной жизнью руководила Румынская православная миссия. Кроме того, в самых западных украинских областях определяющее влияние на население оказывала Греко-Католическая Церковь.
Советское правительство с самого начала не допускало существования на территории освобожденной Украины ни одного из перечисленных православных объединений, управление Церковью должна была взять на себя Московская Патриархия. В отношении Греко-Католической Церкви это стало актуально только в начале 1945 года. До этого времени власти не имели намерения упразднять Униатскую Церковь, предполагая, что через митрополита Андрея Шептицкого, который после бегства немецких оккупантов всячески демонстрировал свою готовность сотрудничать с новыми властями, удастся повлиять на прекращение деятельности украинских националистов и установить контакты с Ватиканом. Однако данному замыслу помешала осуществиться смерть митрополита, а также антисоветская позиция Папы Римского Пия XII, высказанная им в Рождественской речи в преддверие 1945 года.
В феврале 1944 года Священным Синодом Русской Православной Церкви на должность Митрополита Киевского и Галицкого, Экзарха Украины, был назначен архиепископ Ярославский Иоанн (Соколов). Для изучения ситуации и принятия необходимых мер по ликвидации автокефалистского раскола в марте того же года на Волынь прибыл епископ Курский Питирим (Свиридов). В течение марта-июня он объехал Ровенскую и Волынскую область, утверждая на приходах автономных священников и перерукополагая тех, кто получил хиротонию в «УАПЦ» 1942−1943 годах.
Не смотря на то, что Автономная Церковь всегда признавала свое подчинение Московской Патриархии, т. е. по сути была частью Русской Православной Церкви, отношение к ее духовенству было настороженным как со стороны светских властей, так и со стороны церковных. Из 6 архиереев-автономистов, остававшихся в Украине, трое были арестованы органами НКВД и осуждены «за сотрудничество с оккупантами», еще один скончался в начале 1944 года, и только два епископа — Симон (Иваницкий) и Иов (Кресович) — по прошествии двух лет были назначены на украинские епископские кафедры. Рядовое же духовенство должно было пройти процедуру «утверждения» на своих приходах. Также не сразу было принято решение о признании священнических хиротоний, совершенных автономными епископами в 1941—1943 гг.
В отношении «автокефалистов» власти первое время демонстрировали терпимость, не предпринимая никаких ярко выраженных форм силовой борьбы против их духовенства. Еще в июне 1944 года в докладе уполномоченного по делам Русской Православной Церкви в УССР отмечалось, что характерным моментом первого полугодия являлось противостояние среди духовенства между последователями патриаршей ориентации и так называемыми «автокефалистами» («самосвятами»), которые к тому моменту уже несколько месяцев оставались без епископа. Наиболее ярко эта борьба проявлялась в Киевской области. Раскольников пытался возглавить явочным порядком один из «автокефалистов», протоиерей Андреевского собора в Киеве под фамилией Редько, самочинно называвшийся Администратором всей «Автокефальной Церкви» на Украине. В информационном отчете по Винницкой области за 1945 год сообщалось, что автокефальные священники, особенно в районах, где их было много, оказывали тихое сопротивление и под любым предлогом уклонялись от визита к православному архиерею. Какое-то время в одном из районов даже благочинный оставался автокефальной ориентации. «Однако, — отмечалось в докладе, — все же наблюдается тяга автокефалистов к перерукоположению. Являясь к Экзарху, они приносят свое раскаяние в расколе». Как видим, при рассмотрении информационных отчетов уполномоченных создается впечатление, что советские власти в 1944 году и, по крайней мере, в начале 1945-го не оказывали давления на «автокефалистское духовенство». Помочь переходу раскольнических священников в Православную Церковь со своей стороны пытался также Экзарх Украины митрополит Иоанн, который не воспрещал совершать богослужение на украинском языке в тех церквях, где того хотят верующие. Именно, благодаря этому факту, по мнению уполномоченного, к Экзарху обратилась корпорация раскольнических священников во главе с уже упоминавшимся Редько с готовностью к воссоединению с Русской Православной Церковью. На данном этапе исследования невозможно установить, было ли разрешение на употребление украинского языка в богослужении собственной инициативой церковного руководства или же это была вынужденная мера, принятая под давлением властей. Однако, вполне очевидно, что данное решение было санкционировано властными структурами. В Винницкой области советскими органами был устранен от занимаемой должности один из благочинных за то, что в категорической форме запрещал местному духовенству, среди которого многие были в недавнем прошлом «автокефалистами», служить на украинском. Также согласно информации Волынско-Ровенской епархиальной консистории за июнь 1947 года, в одной трети храмов епархии богослужения совершались полностью на украинском, еще во второй трети — смешанно (т.е. литургия — на украинском, всенощная и требы — на церковнославянском). Хотя уже в это время в церковной политике властей наметился курс на ужесточение, как в общем плане, так и в вопросе украинского языка в богослужении.
На уступки аналогичного характера Священный Синод пошел и в отношении румынских приходов в Черновицкой епархии: здесь в виде исключения разрешалось служить по новому стилю.
В связи с ликвидацией влияния Греко-Католической Церкви на Украине властями была предоставлена целая программа льгот и возможностей для активной деятельности Русской Православной Церкви в тех областях республики, которые по преимуществу были заселены униатами. В частности, православным священникам предоставлялось право на проведение миссионерской работы и издание епархиальных ведомостей. Для подготовки необходимых кадров: священнослужителей и миссионеров — в таких крупных городах как Киев, Луцк, Львов и Одесса должны были открыться пастырско-богословские курсы. Также предписывалось организовать православные братства в городах Луцке и Львове, целью которых являлось, — цитирую из устава: «… содействие укреплению православия в данной местности и привлечение к православию католиков». Так, например, в задачи братства должны были входить: опека богословско-пасторских курсов; издание листков религиозно-нравственного содержания и молитвенников; устройство торжественных богослужений в дни местных праздников; благотворительная деятельность.
Хотелось также обратить внимание на географию городов, в которых планировалось открытие богословско-пасторских курсов: она несколько шире района распространения Греко-Католической Церкви, но в то же время ограничивается городами, которые были в годы оккупации раскольническими центрами. Так Киев и Луцк были центрами базирования «автокефалистов», в Одессе находилось главное местопребывание Румынской православной миссии, и собственно, Львов — кафедральный город униатского митрополита. Таким образом, пасторские курсы устраивались не в центральных и восточных областях, где потребность в духовенстве была реально выше, но в местах идеологически неблагонадежных для советских властей. Кроме того, контрастность взаимоотношений между представителями властей и Церковью в западном и центрально-восточном регионах Украины обусловливалась и субъективными причинами. Поскольку население в западной части республики, в отличие от остальной территории Украины, в подавляющем большинстве оставалось верующим, местные представители власти, выходцы из этой среды, часто оказывались далеки от атеистической идеологии. Для наглядности приведу несколько примеров. Так, в Ивано-Франковском области, в с. Яснинск, председатель Сельсовета, присутствовавший на собрании общины, был избран председателем приходского собрания. В Измаильской области уполномоченные по делам Русской Православной Церкви и по делам культов местными органами были размещены в доме, расположенном внутри церковной ограды действующего храма. В этом же доме, во второй половине, проживал и священник данного прихода. При этом, ни секретарь обкома КП (б)У, ни председатель Облисполкома не находили ничего предосудительного в том, что уполномоченный находится в здании «под православными крестами и иконами».
Противоположная картина наблюдалась в центральной и правобережной Украине. В докладе по Кировоградской области сообщается, что местные власти в 1945 году по своему усмотрению использовали церкви под зернохранилища. На просьбу уполномоченного к председателю Обкома товарищу Ищенко освободить церковные здания, тот отвечал, что обойдется и без этого, что «церкви скоро будут освобождаться от зерна и общины смогут ими пользоваться, и вообще он смотрит на это дело так, что это дело временное: кончится, мол, война и с церковью как очагом мракобесия будет покончено немедленно». В другой раз, когда уполномоченный обратился к товарищу Ищенко с предложением подписать ответное письму к архиерею с благодарностью за пожертвование 100 тыс. руб. в фонд Красной Армии и аргументировал это доводами, что товарищ Сталин подписывает подобные письма, — товарищ Ищенко все же отказался подписать, заявив: «пусть товарищ Сталин подписывает, а я не буду». Кроме того, здесь намного острее стоял вопрос об изъятии у общин молитвенных помещений, оборудованных ими в годы оккупации в зданиях, которые до 1941 года находились в пользовании разных государственных и общественных учреждений. Взамен изымаемых зданий верующим должны были предоставляться другие помещения. Однако, местные власти не считали нужным выполнять свои обязательства по отношению к Церкви. К примеру, в Сумской области вместо 41 изъятого помещения верующим было предоставлено только 9. Ситуацию пытался исправить Совет по делам Русской Православной Церкви. Он возвращал для повторного пересмотра решения Облисполкома об отказе в предоставлении общинам церковных помещений, отмечая, что все решения пестрят недостаточной обоснованностью, тогда как этот вопрос на данном отрезке времени имеет важное политическое значение. Приведенные примеры по данному региону свидетельствуют, что администрация на местах часто не понимала происшедших изменений в церковной политике государства. Это вызывало необходимость вмешательства компетентного органа по религиозным вопросам во взаимоотношения местных властей и Церкви.
Роль арбитра в отношениях между церковными и местными советскими органами выполнял Совет по делам Русской Православной Церкви, что, в данной ситуации, очень способствовало реализации им своей главной функции — контроля над Церковью. Епархиальные архиереи оказались под неусыпным наблюдением со стороны областных уполномоченных. Республиканский уполномоченный Совета по Украине П. Ходченко в ноябре 1945 года писал своему подчиненному — одному из областных уполномоченных: «… дискредитация епископа нам не выгодна. Наоборот, нам нужно его держать в своих руках и направлять по правильному пути… Вообще, епископ должен быть под Вашим влиянием, а не вражеских элементов. Это вопрос политики». Относительно же активных священников, которые «заслужили у своих прихожан авторитет и послушание» применялись частые перемещения с прихода на приход. В тех случаях, когда ситуацию не удавалось контролировать, в дело вступало НКВД. Известен случай, когда в мае 1946 года в Почаевской Лавре паломники устроили несанкционированный крестный ход. На процессию набросились сотрудники милиции, порвали и уничтожили хоругви, избили людей и священников, многих арестовали. В 1945—1947 годах в западных областях проводились аресты духовенства по обвинению в сотрудничестве с оккупантами и украинскими националистами, причем, пик этой кампании пришелся на 1947 год.
Несмотря на демонстрацию властями лояльной политики по отношению к Русской Православной Церкви, за 1944−1945 годы было удовлетворено очень незначительное количество заявлений верующих об открытии церквей. По состоянию на 1 июля 1946 года в УССР действовало 8550 храмов — что на 2 тысячи больше, нежели их было в годы оккупации. Но данное увеличение произошло главным образом за счет присоединения униатских приходов в западных областях и Мукачево-Пряшевской епархии. Это количество составляло 87,7% всех церквей в СССР. С середины 1947 года было полностью прекращено открытие храмов, начато планомерное уничтожение монастырей. Такое положение отображало уже общую для всего Советского союза картину намечающегося охлаждения взаимоотношений между правительством государства и Русской Православной Церковью.
Львовский Cобор 1946 г. и его последствия
Протоиерей Владислав Цыпин (МДАиС; ПСТГУ)
(Доклад на ежегодной богословской конференции Православного Свято-Тихоновского института, 1998 г.)
Во время Великой Отечественной войны высшее униатское духовенство весьма лояльно относилось к немецкой администрации; глава Униатской Греко-католической церкви митрополит Андрей Шептицкий благословил 14-ю эсэсовскую дивизию «Галичина». Полковник из этой дивизии Е. Побигущий (Рен) спустя много лет после войны писал: «Что бы ни писали всякие разумники о нашем легионе, однако никто не отнимет у нас того, что на борьбу с коммуной его благословил сам великий святитель. И поэтому все, что чинили наши воины, делалось во имя и с благословения церкви нашей и митрополита Андрея"[1].
Униатские епископы и священники поддерживали такие контакты с ОУН (Организацией украинских националистов) и УПА (Украинской повстанческой армией), которая продолжала вооруженную партизанскую борьбу с Советской властью после окончания Второй Мировой войны, вплоть до середины 50-х годов. Оуновские террористы убивали коммунистов, поляков, евреев и православных священнослужителей.
Скомпрометированные связью с фашистским оккупационным режимом и бендеровской УПА, многие священнослужители-униаты были репрессированы НКВД; часть из них пострадала невинно. В ту пору судебные процессы против коллаборационистов шли во всех европейских странах, освободившихся от фашистской оккупации. Назначенный после смерти многолетнего главы Греко-католической церкви Андрея Шептицкого в ноябре 1944 г. его преемником Иосиф Слипый был арестован в апреле 1945 г. вместе со всеми епископами Униатской церкви: Н. А. Чарнецким, Н. М. Буткой, Г. Л. Хомышином и И. Ю. Лятышевским по обвинению в коллаборационизме.
Униатская церковь после этих арестов оказалась в исключительно трудном положении. В этой ситуации 28 мая 1945 г. во Львове образовалась Центральная инициативная группа по воссоединению Греко-католической церкви с Православной Церковью. Ее возглавил настоятель Преображенской церкви города Львова протоиерей Гавриил Костельник, а первыми членами группы стали генеральный викарий Дрогобычской епархии священник Михаил Мельник и декан Гусятинского деканата (благочиния) Станиславской епархии священник Антоний Пельвецкий, представлявшие три униатские епархии Галиции.
Не может быть сомнений в искренности религиозных мотивов, побудивших о. Гавриила Костельника взять на себя инициативу воссоединения униатов с Православной Церковью. Свою приверженность праотеческой вере Западной Руси — Православию — он доказал своей прежней деятельностью. Гавриил Костельник родился в 1886 г. Происходил он из бачванских (югославских) русин. Образование получил на богословском факультете Загребского университета, во Львовской Духовной Академии и на философском факультете во Фрейбурге, где его удостоили докторской степени. Это был превосходно образованный богослов, церковный историк, философ и поэт. В сан пресвитера он был рукоположен в 1913 г. и с тех пор священствовал во Львове до 1930 г., состоял профессором Львовской Богословской Академии. Изучение творений Святых Отцов убедило его в том, что Православие хранит в неповрежденной чистоте веру Древней Церкви. Свои богословские воззрения Г. Костельник высказывал в печатных трудах, и в 1930 г. был за это лишен профессорской кафедры. Хотя его лишили и возможности публиковать свои работы, посвященные критике католической доктрины, в 30-е годы он написал большую часть своих богословских трудов. У отца Гавриила сложилось твердое убеждение в богословской несостоятельности и беспочвенности унии, в ее антицерковной и антирусской природе и в неизбежности ее гибели.
Инициативная группа, убеждая священнослужителей-униатов войти в ее состав, призывая народ Галиции возвращаться к своим религиозным корням, вернуться в лоно Матери — Православной Церкви, действовала не на голом месте. Уже ранее среди униатов проявлялось стремление к воссоединению с Православной Церковью. Так, на рубеже Х1Х-ХХ столетий, от 1890 г. до начала Второй Мировой войны, в Соединенных Штатах около 90 тысяч эмигрантов-русинов из Галиции и Карпатской Руси перешли из униатства в Православие. В начале XX в. в среде лемков распространилось движение за воссоединение с Православной Церковью. В 20−30-е годы стремление вернуться к вере предков с особенной силой обнаружилось в Карпатской Руси, которая после Первой Мировой войны отошла к Чехословакии. В Марамороше эти переходы из униатства в Православие приобрели массовый характер. Аналогичные явления, хотя и не в тех масштабах, что в Карпатской Руси, наблюдались и в Галиции, где польские Власти, в отличие от правительства Чехословакии, к Православию относились с нескрываемой враждебностью и пытались подавить это движение. Тем не менее, как писал историк Православия в Польше А. Свитич, «к началу 1928 г. в Галиции насчитывалось уже 40 православных приходов… Село за селом и уезд за уездом возвращались под родной кров Православной Церкви. В течение 1 года и 4 месяцев к Православию присоединилось свыше 50.000 галичан"[2]. Конец этому движению положили прямые репрессии польских властей.
В послевоенные годы в трех униатских епархиях Галиции с их 102 деканатами служило 1270 священников, и менее чем за год существования Инициативной группы к ней присоединилось 997 священников — 78% униатского духовенства. Конечно, не все делали это искренно, по убеждению. Некоторые из униатских священников вошли в состав Инициативной группы, не видя иного выхода для униатов Галиции в обстановке, когда епископы арестованы и обвинены в государственной измене, когда над всей церковью висит не лишенное оснований обвинение в коллаборационизме с немецкими оккупантами, в связях с бендеровской УПА, когда арестам, часто необоснованным, подвергались униатские священники и миряне.
Власти советской Украины оказывали поддержку Гавриилу Костельнику и его сподвижникам. После образования инициативной группы ее участники обратились в Совнарком УССР с письмом, в котором сообщили о своем намерении. В своем ответе на обращение Инициативной группы, датированном 28 мая 1945 г., уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви при СНК УССР П. Ходченко поддержал ее начинание. Несомненно, что у высшего руководства Советского Союза уже существовал твердый план ликвидации Униатской церкви на территории Галиции. Но несомненно и то, что советская власть не посвящала в свои планы сочувствующих Православию униатских священников; и возглавив движение за возвращение униатов в лоно Матери-Церкви, они действовали не как агенты властей, а исходя из собственных религиозных убеждений.
Патриарх Алексий I сразу после своего избрания Патриархом обратился с посланием «Пастырям и верующим Греко-католической церкви, проживающим в западных областях Украинской ССР», в котором выразил радость по поводу воссоединения западных русских земель с Родиной и одновременно сожаление о том, что западные братья остаются «отринутыми от своей Матери — Русской Православной Церкви». В этом послании Патриарх обвинил униатских архипастырей в том, что они призывали паству «склониться под ярмо Гитлера». Патриарх Алексий I обратился к галичанам-униатам со словами: «Молим вас, братья… порвать ваши связи с Ватиканом, который ведет вас во тьму и духовное падение своими ересями… Поторопитесь вернуться в объятия вашей истинной Матери, Русской Православной Церкви» [3].
Московская Патриархия, естественно, с сочувствием отнеслась к почину протоиерея Гавриила Костельника и его единомышленников. В феврале 1946 г. предприняты были уже решительные шаги к воссоединению. 23 февраля в Киеве митрополитом Киевским и Галицким Иоанном (Соколовым) были воссоединены с Православной Церковью основатели Инициативной группы: протоиерей Гавриил Костельник, священники Михаил Мельник, Антоний Пельвецкий и еще 10 униатских священнослужителей. За этим последовал постриг отцов Михаила Мельника и Антония Пельвецкого с сохранением их имен, а 24 февраля митрополит Иоанн возглавил хиротонию иеромонаха Антония во епископа Станиславского и Коломыйского; на следующий день, 25 февраля, иеромонах Михаил был хиротонисан во епископа Дрогобычского и Самборского.
8 марта во Львове открылся собор греко-униатских священников и мирян. Заседания его проходили в митрополичьем кафедральном соборе св. Юрия и продолжались два дня. Председательствовал протоиерей Гавриил Костельник. Участниками собора были также епископы Станиславский Антоний, Дрогобычский Михаил и те священнослужители, которые воссоединились с Православной Церковью в Киеве 23 февраля. На собор прибыли почетные гости: митрополит Киевский Иоанн, епископ Львовский и Тернопольский Макарий, епископ Мукачевский и Ужгородский Нестор, управляющий делами Киевского экзархата протоиерей Константин Ружицкий. В деяниях собора участвовало 204 священника-униата и несколько мирян — всего 216 человек.
Главный доклад на соборе сделан был протоиереем Г. Костельником. Говорил он взволнованно, патетически, ярко. Брестская уния в его докладе была представлена как большая беда в религиозной и национальной судьбе Западной Руси. В конце своего выступления он сказал: «К Киевской Руси — туда, откуда воссияла святая вера для всех славянских народов — украинского белорусского и русского, к святому Киеву — этому православному Иерусалиму, нам нужно обратить очи свои, свои сердца… Из Киева, где и сейчас нерушимо покоятся носители прадедовской православной веры, мы должны начать свой великий путь возвращения к нашей общей Матери — Православной Церкви. Наступает новая историческая эпоха — эпоха расцвета славянских племен. Пусть же с этими великими эпохальными событиями, столь радостными для всех славян, соединится наше единодушное возвращение к святому Православию… Слава Богу, — продолжил докладчик, — что теперь есть возможность быть свободными от разных фальшивых, папских учений и свободно вернуться к Православной Церкви. Отдайте же свои силы для Святого Православия и без всякого колебания отвергните папскую унию. И пусть будет одна Церковь и одно стадо, чтобы святой огонь благодатный пылал у нас так, как пылал он у святых Апостолов».
8 марта на соборе выступили епископ Антоний (Пельвецкий), священники Миронович, Лопотинский, Венцецкий, Иванов, Закаляк (впоследствии епископ Григорий), Гривнак, Лысюк. По предложению о. Гавриила Костельника уже в первый день заседаний собор принял принципиальные положения, которые должны были лечь в основание Соборного постановления:
1. Ликвидировать унию 1596 г.
2. Оторваться от Рима.
3. Вернуться к прадедовской Православной вере.
4. Воссоединиться с Русской Православной Церковью.
На следующий день в соборе св. Юрия 12 священников, уже воссоединенные с Православной Церковью в Киеве и приглашенные из православной церкви Львова, приняли исповедь у участников собора — униатов. Потом епископы Львовский Макарий, Мукачевский Нестор, Станиславский Антоний и Дрогобычский Михаил приняли отречение от римо-католических заблуждений у 204 священников греко-униатов, участвовавших в Соборе, и по чтении разрешительной молитвы воссоединенные с Православной Церковью участвовали в совершении Божественной Литургии.
После Литургии возобновилась деятельность Собора. Были приняты тексты телеграмм и обращений к Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси Алексию I, к Местоблюстителю Патриаршего Престола в Константинополе, обращения к духовенству и верующим Западных областей Украины, к Сталину и главе правительства УССР Н. С. Хрущеву.
В обращении к Патриарху Московскому и всея Руси говорилось:
«После многих столетий Божие Провидение послало нам тот день свободы, которого ожидали лучшие сыны нашего народа в западных областях Украины, а отец Иван Наумович даже предсказывал его в 1869 г. словами: «Уже и Холм воссоединился в 1875 г., а Червонная Русь дожидается дня свободы, когда скажет свое громкое слово, и недалеко уже то время, когда вся Русь восхвалит Бога едиными усты и единым сердцем. Мы — представители Галицкой Греко-католической церкви, собравшись сегодня на Собор в г. Львове, проанализировав исторические, богословские и политические положения, единодушно постановили разорвать с Римом, отказаться от церковной унии с Римско-католической церковью и возвратиться к нашей прадедовской вере, являющейся самой правильной, без всяких отклонений, христианской верой, ибо это вера Вселенских (действительно Вселенских) Соборов с первого тысячелетия. Просим Ваше Святейшество признать наше постановление и принять нас в лоно Всероссийской Православной кафолической Церкви"[4].
Участники Собора в этом обращении предвидят серьезные трудности в том, чтобы убедить народ Галиции воссоединиться с Православной Церковью по искреннему убеждению, по совести: «Мы не забываем и того, что наш Собор является скорее началом начатого нами дела, нежели окончанием его. Мы должны еще побороть многие препятствия, чтобы Святое Православие восторжествовало в каждом приходе нашей Церкви. Даже такой искусственный продукт как уния имеет свои глубокие корни в сердцах некоторых наших людей (особенно монахов и монахинь) потому, что они с детства были ослеплены славой Римской церкви"[5].
Среди документов, принятых Собором, особенно важным было Обращение к духовенству и верующим Греко-католической церкви. От того, как оно будет воспринято народом, зависел действительный успех Львовского собора. В этом обращении акцент делался на том, чтобы убедить народ Галиции, что уния создана искусственно, внешними силами по отношению к православным Западной Руси, что она насильственно навязана была народу польскими властями и Ватиканом, а также на том, что уния разорвала религиозное единство Украины и всей Руси, что существовать она может только в государстве, где господствует католический элемент, но не в православном мире, где для нее места нет: «Братья, опомнитесь! Жертвами миллионов наших братьев вы освобождены и уже являетесь не безмолвными невольниками! Освободитесь и от римского угнетения духа и от тех остатков полонизма, которые у вас еще остались! Не тратьте своих сил и сил народа для реализации ошибочных идей! Если Православная Церковь не является правдивой, то в таком случае ни одна христианская Церковь не может быть правдивой, так как Православная Церковь — первичная Церковь христианского Востока и Запада, из нее образовались все другие Церкви. От нынешнего дня мы принадлежим Святой Православной Церкви, которая является Церковью наших отцов, исторической Церковью всего украинского народа и всех ближайших нам народов по крови. А Господь благословит наше святое дело"[6].
После того, как были приняты Соборные документы, в храм св. Юрия прибыл Патриарший Экзарх всея Украины митрополит Иоанн. От лица 216 делегатов Собора священник Евгений Юрик (впоследствии митрополит Николай) зачитал приветственную телеграмму на имя Экзарха.
Месяц спустя после Львовского Собора, 5 апреля 1946 г. делегация его участников во главе с протоиереем Гавриилом Костельником была принята в Москве Патриархом Московским и всея Руси Алексием. Протоиерей Г. Костельник был награжден высшей для священника из белого духовенства наградой — саном протопресвитера. В Москве члены делегации давали интервью корреспонденту ТАСС. На вопрос интервьюера: «Как восприняли решение Собора духовенство и верующие греко-католических западных областей Украины», — протопресвитер Г. Костельник ответил: «Православная сознательность никогда не была потеряна украинцами-греко-католиками западных областей УССР, и они использовали все положительные моменты в своей истории для возвращения к православной вере. Об этом свидетельствует массовый переход греко-католических приходов в Православную Церковь в 1914—1915 годах, об этом также свидетельствует православное движение в Лемковщине в 1925—1939 годах. Следует также сказать, что создание унии, закрытие и уничтожение сотен православных церквей, насильственный перевод православных украинцев в римско-католическое вероисповедание, обязательное введение целибата греко-католического духовенства и другие мероприятия, проводившиеся Ватиканом и старой империалистической Польшей, усилили ненависть к Ватикану и способствовали укреплению и расширению православной сознательности. Это подтверждается сотнями телеграмм, полученных 8−10 марта с. г. Президиумом Собора от отдельных верующих и целых приходов, в которых выражалось желание вернуться к Православной вере. Как на Соборе, так и после Собора не было никаких отрицательных проявлений со стороны верующих и духовенства. Они восприняли решение Собора как вполне понятное мероприятие: продиктованное желанием верующих и ходом истории"[7].
Решительное большинство униатов после Львовского Собора действительно воссоединилось с Православной Церковью. Они приходили молиться в храмы, перешедшие в юрисдикцию Московской Патриархии, крестили в них своих детей, приобщались Святых Тайн. Несомненно, что значительная часть из них делала это вполне сознательно, искренно читая себя православными. Многие, вероятно, оставались прихожанами своих церквей, перешедших из унии в Православие, подчиняясь обстоятельствам. После Львовского Собора власти сняли с перерегистрации тех священников, которые отказались подчиниться его решениям.
Греко-католическая церковь прекратила легальное существование в Галиции. Горстка духовенства и мирян в этих условиях сохранила верность Ватикану, часто жертвую ради папского престола своей свободой. Несомненно, что репрессивные меры властей против остатков униатского духовенства в сознании многих галичан подогревали совершенно несправедливую мысль о том, что Православная Церковь несет ответственность за политику Советского правительства, за действия НКВД.
Сама подвергшаяся несравненно более страшным ударам в 20−30-е годы, она никакого влияния на руководство советского государства не имела, и ни о какой помощи со стороны НКВД в святом деле воссоединения униатов, насильственно оторванных от Православия, с Матерью-Церковью, не ходатайствовала. А то обстоятельство, что это воссоединение соответствовало видам государственной политики, не могло и не должно было, конечно, удержать Православную Церковь принять с распростертыми объятиями тех, кто возвращался в Отчий дом. Неужели церковные власти должны были, предполагая неискренность обращения некоторых греко-униатских священников, деморализованных и сломленных, тех, которые не по убеждению, а страха ради отреклись от униатства, добиваться от них признания в этой своей неискренности и не принимать их?
В духовной трагедии тех, кто по малодушию, а не по убеждению присоединился к Православной Церкви, виноваты все-таки скорее высшие власти Греко-католической церкви, своей антирусской и антиправославной политической ангажированностью во время Второй Мировой войны поставившие духовенство и паству в фальшивое и трудное положение; виноваты советские власти, проводившие свою традиционную репрессивную политику и в Галиции, размах которой превосходил масштабы преступного сотрудничества униатской верхушки с оккупантами. Виноваты, в конце концов, сами священнослужители и миряне, ради сохранения свободы поступавшие против своей католической униатской совести; но совсем не Православная Церковь, которая, по существу дела, великодушно предоставила убежище тем, кто искал в ней такое убежище.
Что же касается Львовского собора, то не только католические и униатские, но и часть православных авторов писали о его неканоничности, о неправомерности его решений. При этом обычно ссылаются на то, что в его деяниях не участвовали униатские епископы, а только епископы, которые прежде были униатскими священниками, а в канун собора присоединились к Православной Церкви и получили архиерейскую хиротонию. Но подобные рассуждения о каноническом достоинстве собора строятся на основании странной предпосылки, будто бы существуют согласованные нормы канонического перехода верующих из одной конфессии в другую; в данном случае из Католической церкви в Православную. Но таких норм нет и быть не может по самому существу дела, потому что переход из одного вероисповедания в другое имеет прямое отношение к делу спасения. Католическая и Православная церкви не имеют канонического общения и не имеют поэтому единой канонической базы.
Каноническое наследие Древней Церкви, которое составило основу канонического корпуса Православной Церкви и частично вошло в систему действующего права Католической церкви, такой базы не создает; и поэтому никакого арбитража относительно правомочности подобных переходов быть не может. Если бы во Львовском Соборе участвовали все униатские епископы и вместе с ними сотня епископов латинского обряда, то уже в силу принятых им решений он все равно был бы абсолютно неканоническим и церковно преступным с точки зрения католического права как всякий собор раскольников. Равным образом и для Православной Церкви всякое собрание, где бы вынесено было решение изменить Православию, было бы в глазах православных разбойничьим сборищем, даже если бы в нем участвовал сонм епископов во главе с Патриархом. Во Флорентийском соборе Православная Церковь была представлена и на высоком уровне и весьма широко, и все равно это для Православной Церкви разбойничье сборище; а поддержавшие его епископы, в прошлом православные, — ренегаты, вероотступники. Но с другой стороны, даже если бы во Львове собрались одни миряне-униаты, вовсе без священников, и там заявили об упразднении унии и присоединении к Православной Церкви, — Православная Церковь не могла бы не благословить их святое намерение и не могла бы не принять их в свое лоно. Это по поводу каноничности или неканоничности Львовского собора в связи с характером его решений.
Что же касается терминологического вопроса: может ли собрание духовенства и мирян, состоявшееся в марте 1946 г., именоваться собором, то на него следует ответить так. Название Львовский собор — исторически возникшее наименование. Это не собор Православной Поместной Церкви в каноническом смысле слова: так же как и Полоцкий собор 1839 г., вполне законно исторически названный собором, не был Поместным собором. Разумеется, авторитетен Львовский собор был лишь для единомысленных с его участниками, согласных с его постановлениями униатских священников и мирян. Связать совесть тех, кто остался по убеждению униатом, он не мог. И если они подчинились ему, то, несомненно, не вследствие некоего мнимого духовного насилия над ними со стороны Собора, не по долгу церковной дисциплины, а по соображениям совсем не религиозного характера.
Каковы были последствия Львовского собора? Ближайшие последствия представляются вполне благоприятными для Православной Церкви. Из 3431 униатского прихода, существовавших в 1946 г., в 1959 г. зарегистрировано было в Совете по делам
Русской Православной Церкви 3222 в качестве православных. 67 униатских приходов действовало без регистрации, 98 униатских церквей было закрыто, и 18 униатских общин сохранилось на нелегальном положении, в подполье. В 1961 г. органы безопасности выявили 87 нелегальных униатских общин в Львовской и Станиславской областях. Из 1643 бывших униатских священников Галиции в 1959 г. 1243 служили в Православной Церкви, 347 оставались униатами, из них 91 окормляли свои нелегальные общины. Ситуация оказалась значительно более сложной после получения униатской церковью легального статуса в начале 90-х годов: но это уже совсем другая история, которая лишь частично связана с обстоятельствами присоединения греко-католиков к Православной Церкви, с тем, что репрессивная политика советских вла-стей компрометировала святое начинание, предпринятое инициативной группой.
Ради объективности следует только добавить, что репрессии тогда в Галиции осуществляло не только НКВД: многие из мирян и священников, присоединившиеся к Православной Церкви, пали жертвой террористических актов со стороны бендеровцев из УПА. Месть врагов Православия настигла и главного деятеля воссоединения. 20 сентября 1948 г. на паперти Преображенского собора во Львове сразу после совершения Божественной литургии был убит протопресвитер Гавриил Костельник, своей кровью запечатлевший верность Вселенскому Православию. Его убийца Василий Панькив, совершив преступление, тут же покончил с собой.
[2] Цит. по: Поспеловский Д. В. Русская Православная Церковь в XX веке. М, 1995. С. 260.
[3] Алексий (Симанский), патр. Слова, речи, послания, обращения, доклады, статьи. М., 1948. Т. 1. С. 123.
[4] ЖМП. 1946, N 4. С. 24.
[5] Там же.
[6] ЖМП. 1946, N 4. С. 31.
[7] ЖМП. 1946, N 4. С. 37.
(Источник: Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского богословского института. Материалы. М., 1998. СС. 261−267)
http://www.sedmitza.ru/index.html?sid=77&did=52 792&p_comment=belief&call_action=print1(sedmiza)
