О вреде и пользе водопровода

У нас любят крайности — в том числе и когда спорят о глобализации. К доктрине «глобального мира» мы отнеслись очень по-русски: у нас это явление либо боготворят, либо демонизируют.

Феликс Вельевич РАЗУМОВСКИЙ родился в в 1954 году в Москве. Окончил Московский архитектурный институт в 1978 году. В 1992 году при участии академика А. М. Панченко создал на Российском телевидении регулярную историческую программу о русской цивилизации «Кто мы?», автором и ведущим которой является более 10 лет (с 1997 г. программа выходит на канале «Культура»). Автор многих публикаций по российской истории и культуре.

У нас любят крайности — в том числе и когда спорят о глобализации. К доктрине «глобального мира» мы отнеслись очень по-русски: у нас это явление либо боготворят, либо демонизируют. Одни уверовали в глобализацию, она стала религией — так же точно, как прежде религией сделались в России просвещение и марксизм. С помощью глобализации в очередной раз надеются устроить рай на земле, исправить порядок и строй реальной жизни. В то же время многие православные люди глобализацию безоговорочно отвергают, видят в ней одно только зло и призывают к борьбе до победного конца — демонстрируя при этом удивительную агрессивность.

Мне кажется, подобные крайности очень мешают разобраться в сути дела, они нас в очередной раз обезоруживают и не дают возможность действовать адекватно. Хотим мы того или нет, но глобализация объективно является для России едва ли не самым значительным историческим вызовом. В такой ситуации мы более всего заинтересованы сегодня в трезвой оценке этого явления. Явления сложного, в котором, безусловно, есть и духовно вредные вещи, но одновременно — духовно нейтральные и даже полезные.

Тут, кстати, стоило бы вспомнить один из самых первых в мировой истории глобализационных проектов — Римскую империю. Можно много плохого о ней сказать, и это будет правдой. Но не стоит забывать, что Рим построил дороги, и по этим дорогам потом ходили апостолы, несли Благую Весть всем народам. Я уж не говорю о том, что латынь на тысячелетия стала универсальным языком европейской культуры, что на римском праве базируются законы в большинстве стран, да и церковное право во многом основано на римском. А ведь это всё — плоды той, первой глобализации.

Вообще, я бы сравнил глобализацию с водопроводом. Это некая всемирная сеть, по которой распространяются информация, деньги, ресурсы… Полезен ли водопровод? Почему нет? Конечно, есть своя прелесть в том, чтобы ходить за водой на речку, но большинство все равно будет пользоваться водопроводом, это удобно.

«Цивилизационный стандарт»

Проблема начинается дальше — когда в этой водопроводной воде обнаруживаются вредные примеси. Иначе говоря, когда с помощью глобальных сетей начинают распространяться некие ценности, когда глобализация превращается в своего рода идеологию. А коли это идеология, тут уже повод нам, христианам, насторожиться: какого она духа? Смотрите, что получается, — глобализация создает людям новые возможности. Технические, информационные, экономические. И люди не просто ими пользуются, они пытаются их осмыслить, вписать их в близкую им картину мира, выстроить некую систему ценностей — а далее эти ценности повсюду распространять. Так и возникает идеология глобализации. У нас в России об этом пока не особо задумываются, но на Западе существует мощная пропагандистская машина, там, в отличие от нас, не отказались от агитпропа. У нас, понятное дело, отрыжка на агитпроп советский — и мы, как обычно, кидаемся в крайности, не доверяем уже более никакой идеологии (помните, у Галича: «А бойтесь единственно только того, кто скажет: „Я знаю, как надо!“»). И как следствие — упорно не замечаем присутствие идеологии в жизни Запада. Не замечаем, что, заимствуя сами по себе вполне хорошие вещи — технологии, бытовые удобства и так далее, мы в значительной мере заимствуем и западную идеологию, систему ценностей, смыслов.

А между тем на русского человека то мировоззрение, которое нахлынуло вместе с удобствами и возможностями, подействовало крайне отрицательно. Я знаком с очень серьезными социологическими исследованиями на эту тему, их результаты потрясают. Оказалось, сейчас люди в массе своей испытывают гораздо более сильное ощущение несвободы, чем в прежние времена, когда реально свободы было меньше. И виной тому не материальные трудности, а переживание безвременья, бесперспективности.

Вновь вернусь к моему сравнению. Виноват ли «водопровод» — банковская система, структурное изменение системы хозяйства и так далее? Виновата ли «вода», текущая по этому водопроводу — иномарки, мобильники, компьютеры? Нет, беда не в них, а в «примесях» — то есть в чуждых нашей традиции, нашей культуре мировоззренческих смыслах. Страшен не телевизор как таковой и даже не реклама как таковая — а то, что эта реклама призывает «брать от жизни всё».

Второе искушение

Но что же это за «идеология глобализации»? Какого она духа? Христианского ли? Тут просто нельзя не вспомнить Евангелие — как сатана искушал Христа в пустыне. Сперва он предлагал Иисусу сделать камни хлебами, а затем — власть над всеми царствами и народами. При известном условии, конечно. Это условие — не что иное, как отречение от Бога, следовательно, утрата свободы и худшая форма рабства — духовное.

Искушение глобализации — того же рода. Доктрина «глобального мира» предполагает отречение от национальной культуры, от культурных норм и запретов, от традиций и вообще от Отечества. Весь этот цивилизационный багаж оказывается ненужным и устаревшим. Глобализация вырывает человека из реального мира и предлагает (а точнее, навязывает) ему новый прекрасный виртуальный мир. Индустрия информационного общества легко совершает эту подмену: отныне «все царства вселенной» (Лк 4:4) оказываются виртуальными царствами. Иллюзорная власть над ними совращает человека отказаться от реального Божьего мира, в котором, как ни крути, — всё подлинно. Добро и зло, милосердие и жестокость. И потому никакая злоба и неправда реального мира никогда не избавляли человека от ощущения подлинности добра. (Об этом в свое время очень глубоко писал философ Владимир Соловьев.)

Реальные жизненные пути, реальные судьбы и реальный культурный опыт всегда были и будут разными. Виртуальный опыт можно унифицировать, распространить его на весь мир, попутно взломав национальные границы и опустошив национальные культурные пространства. «Человек глобализированный» не дорожит реальностью, он согласен на мнимое виртуальное единообразие. По сути — это законченный гедонист, легко принимающий пресловутый «цивилизационный стандарт», эдакий «моральный кодекс» обитателя глобального мира. На самом деле, этот мир — еще одна разновидность парадиза, страны счастья или, попросту говоря, рая на земле. Попыток построения такого рая история человечества знает немало. Разница лишь в методах его построения и в способах избавления человечества от страданий.

С точки зрения идеолога глобализации, страдания бессмысленны. Но ни одна христианская цивилизация эту установку принять не может, русская православная цивилизация — в том числе. «Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать», — эта пушкинская строчка может стать эпиграфом к антиглобалистскому трактату. В этом гипотетическом трактате мы готовы бесконечно цитировать классическую русскую литературу. Она, эта литература, не имеет ничего общего с идеологией глобализации, наша великая литература — иного духа. Может быть, поэтому современная Россия отвергла либеральную программу и отправила в политическое небытие ура-либеральные, а по сути — глобалистские партии.

Русский человек едва не задохнулся в атмосфере девяностых. Нам достаточно было одного вздоха, чтобы заболеть опасно и серьезно. Наша депрессия, социальная апатия и, конечно же, наш глубочайший демографический кризис — это не что иное, как реакция на дух глобального мира.

Момент слабости

Да, конечно, нынешняя глобализация — не первая из тех, что переживает наш народ. Петровская секуляризация и приобщение к числу «политичных народов» — эти так называемые реформы тоже воспринимались крайне болезненно. Смена календаря, новая одежда, новая столица, новый тип поведения, новый государственный и общественный быт — всё это очень серьезные и глубокие изменения. Они вызвали настоящий раскол единого русского культурного пространства. Россия разделилась на белую и черную кость. И, тем не менее, некая основа русского мира, наш национальный культурный код и, в первую очередь, убеждение в том, что «не в силе Бог, а в правде», — это осталось неизменным.

Следующий глобализационный проект, инициатором, участником и жертвой которого оказался наш народ, был уже гораздо серьезнее. Я имею в виду проект коммунистический — построение Третьего Интернационала. Это ведь тоже самая настоящая глобализация, попытка построить новый мир на совершенно иных началах. Сейчас не все уже помнят, что вплоть до середины 30-х годов целью была именно мировая революция, а не просто построение социализма в СССР. Международный отдел Третьего Интернационала действовал во многих странах, пытался контролировать там рабочее движение и всеми силами инспирировать революции. Все это, кстати, было оплачено нашими, русскими ресурсами. Но главное, что этот проект имел не только политическое, но, в первую очередь, культурное измерение. Целенаправленно уничтожалась старая и создавалась новая культура. Из русского человека (как и из людей любых национальностей) пытались — и очень жестко! — сделать человека советского.

В известной мере эта попытка удалась — иначе говоря, мы к началу 1990-х годов оказались в ситуации глубочайшего кризиса беспочвенности. Мы практически потеряли себя, потеряли представление о своей земле, о Русской земле; мы не можем понять, кто мы, какое у нас призвание, что за нами стоит, какие духовные и культурные ресурсы растрачены или лежат под спудом, как и для чего нам жить. И именно в этот момент, в момент слабости, перед нами вдруг открылся глобальный мир, а точнее говоря — современный Запад, который мы к тому же моментально и благополучно мифологизировали. Реального Запада мы не знаем и не хотим знать; нам достаточно его сияющей витрины. Именно на этой витрине, рядом с бесспорными достижениями западной цивилизации, выставлена увлекательная идейная программа глобального мира. Возникает очень мощный соблазн принять эту программу, интегрироваться целиком и полностью — чтобы получить все эти блага.

А в ситуации полной разрухи — и духовной, и культурной, и социальной — с таким искушением очень трудно справиться. Вспомним пример с водопроводом: в нашем случае воду с растворенными в ней вредными примесями пьют люди с утраченным вкусом и ослабленными желудками. А очистных фильтров нет…

Естественно, возникает извечный вопрос: что делать? Если глобализация грозит разрушить нашу культуру, лишить нас нашей идентичности, так, может, с ней надо бороться? Встать грудью? Что конкретно здесь подразумевается? Замкнуть страну, выставить железный занавес?.. Технически это, может быть, и возможно — Россия самодостаточная страна в смысле природных ресурсов. Если весь прочий мир за ее границами вдруг исчезнет — представим себе такую фантастическую ситуацию, — то Россия выживет. Но если взглянуть трезво, такой путь окажется тупиковым. Политически это совершенно невозможно. А если б такое и случилось — то кончилось бы полным вырождением. Ведь никакая национальная культура не может быть замкнута сама в себе.

К сожалению, не все это понимают — в том числе и в церковной среде. Страх перед компьютерами, интернетом, движение против ИНН, недовольство объединением с РПЦЗ — все это проявление одной и той же ошибки мысли. Не делается различий между трубами и тем, что по этим трубам к нам течет. Тут же возникает горячее желание решить все просто, раз и навсегда: ликвидировать этот злосчастный водопровод, все эти глобалистские сети, или, по крайней мере, запретить ими пользоваться. Такова позиция маргиналов.

В результате получается, что по этим церковным маргиналам — которые умеют быть громкими! — светское общество судит о Церкви вообще. Отсюда, в свою очередь, рождаются новые мифы — об угрозе клерикализма, будто Церковь призывает верующих отказываться от всех благ цивилизации, будто она хочет вернуть всех в прошлое — в XIX век или в XVI, или в IV — тут уж в зависимости от фантазии. Конечно, все это попросту смешно. На вызов глобализации, конечно же, отвечать надо. Но не так.

Русский мир

А как? Что можно сделать? Единственный вариант, который я вижу, — это возрождать нашу культуру. Здесь и сейчас, в нынешних наших крайне тяжелых обстоятельствах. Вопрос в том, хватит ли нам времени и сил сделать то, что в культуре называется Возрождением? Не модернизация культуры нам нужна, а именно Возрождение. Модернизироваться должны экономическая сфера, техническая, но только не культура. Модернизация для культуры — это гибель. К сожалению, нам придется одновременно и модернизировать экономику, и возрождать культуру. А это очень тяжело, потому что мы все время сбиваемся на то, чтобы модернизировать человека. Сначала мы пытались сделать советского человека, теперь — некоего абстрактного европейца, который, кстати, сам по себе — фикция.

А ведь нам есть что противопоставить «цивилизационному стандарту». Это русский мир — явление, совершенно уникальное в мировой культуре. На просторах России существовали десятки народностей, и никто не приводил их к «общему знаменателю», к единому стандарту, напротив, право быть не похожим на своих соседей и братьев было у каждого. А потому в пространстве русского мира ни один язык не был потерян, и ни одна культура. Разумеется, русский мир не идеален, но на земле вообще ничего не существует идеального. Были, конечно, и в прошлом ситуации, когда наши предки в какой-то момент изменяли своему великому призванию и своему дару — оформления и освоения пространства земли. Но это всегда именно срыв и измена. Это ошибки, это наши грехи, мы их не собираемся скрывать и замалчивать. Но возрождать мы будем наши основополагающие мироустроительные начала: красоту, сострадание и правду.

Красота земли, сострадание слабому и правда в человеческих поступках, мыслях и намерениях — это и есть основы русской цивилизации. И мы должны понимать, что с новым мировым порядком это плохо сочетается. Следовательно, нам и дальше будут настойчиво предлагать забыть себя и «отказаться от своей идентичности». В глобальном мире с его единым экономическим и информационным пространством возрождение русского мира потребует от нас много мужества, в том числе — интеллектуального мужества. На нас будут навешивать ярлыки, объявлять аутсайдерами. В этих условиях нам нужно научиться делать свое дело и внятно разъяснять свою позицию. Нам нужно различать и показывать все проявления западного цивилизационного дарвинизма, и не только сегодня, но и в прошлом.

Почему бы, к примеру, не вспомнить однажды принципы старой немецкой колонизации? Вот есть Пруссия. А кто такие пруссы? Это балтийское племя. Название есть, племени нет. А где, к примеру, полабские славяне? Нет и их, потому что и по ним прошел каток немецкой колонизации. А у нас все сидели на своей земле, говорили на своих языках и через Россию приобщились к мировой и европейской культуре. В России был уникальный механизм объединения разных народов и культур.

Глобалистский проект преследует прямо противоположные цели. От универсализма старой европейской культуры в нем не осталось ровным счетом ничего. Зато есть колоссальные экономические ресурсы и военная мощь, и это подстегивает идеологов глобального мира. Но тут оказывается, что на самом деле они не всесильны. Они могут захватить Ирак или разбомбить Афганистан. Но что дальше? Экспансия глобализма взрывает традиционное общество, и оно неизбежно погружается в хаос. На этом фоне беспомощность созданных на скорую руку квазидемократических институтов более чем очевидна.

Хотя, сказать по правде, в данном случае глобалисты явно поторопились. Прямая военная агрессия — средство давно устаревшее. Гораздо надежнее современные технологии социального манипулирования на основе поп-культуры или попросту — попсы. И тут уж ракеты, самолеты и танки в качестве самозащиты нам не помогут. Противостоять красиво и зрелищно упакованной философии удовольствий может только национальная культура.

Очистные фильтры

Словом, нам надо возрождать национальную культуру. Легко сказать — но как это делать? Тут, разумеется, возникают свои соблазны. К примеру, можно пытаться воссоздавать внешние формы, которые были уместны в XVI, XVIII или в XIX веке. Но при таком механическом копировании старины получится разве что костюмированный бал. Надо возрождать не формы, а те смыслы, те идеи, которыми традиционно жили русские люди. Иначе говоря, возрождать то, что в культурологии называется «культурной топикой». Это становой хребет культуры, базовые ценности — те, что остаются неизменными при всех внешних переменах, заимствованиях (а без заимствований нам не обойтись).

Тут можно привести такой пример. Русская литература вплоть до XIX века не знала такой формы, как роман. Роман пришел к нам из французской культуры, но мгновенно «обрусел», наполнился традиционными для нашей культуры смыслами. Дмитрий Сергеевич Лихачев в свое время сравнивал топику «Войны и мира» с топикой «Задонщины». Между этими произведениями почти полтысячи лет, но топика, то есть система ценностей, у них совершенно одинакова. И безымянный автор «Задонщины», живший в XIV веке, и Лев Толстой — люди одной культуры. Вот такие заимствования, когда чужие формы наполняются своим смыслом, — правильные, нужные. А представьте, что мы бы взяли не только форму французского романа, но и идеи. К примеру, главный герой получил огромное наследство и преисполнен счастья, он уверен, что всего достиг — и это подавалось бы не как гордыня, не как заблуждение, а как безусловно положительное поведение. Или, допустим, человек сделал целью своей жизни наказание всех своих обидчиков. Заметьте, что на русской почве не возникло ничего более или менее похожего на «Графа Монте-Кристо» — просто потому, что в нашей культурной топике месть вовсе не является положительной ценностью.

Теперь сравним это с тем, как делаются современные российские сериалы. Закупается западный сериал, затем он будто бы переводится на нашу почву — Джон и Джек становятся Ваней и Яшей, Пятая авеню превращается в Третью улицу Строителей, и так далее. Но существо событий, характеров, конфликтов — все это остается. Если раньше менялось внешнее и укреплялось внутреннее, то теперь все обстоит с точностью до наоборот. Вот так взрывается культурная топика. А от этого русский человек либо впадает в депрессию, либо в цинизм. Когда его погружают в чуждую культурную среду, когда заставляют менять свое сердце, — иначе и не может получиться.

Поэтому не надо бояться, что благодаря глобализации наша культура перенимает несвойственные ей ранее формы. Если она сможет эти формы переварить, все будет хорошо.

Но тут, конечно, возникает другая, и очень серьезная опасность — имитировать возрождение. Мы вообще здорово научились все имитировать — патриотизм, демократию… Именно так при Ельцине искали национальную идею — кому-то пришло в голову: а давайте-ка отправим умных ребят в санаторий ЦК КПСС, пусть они там покумекают и соорудят нам национальную идею. Не для того, конечно, чтобы ее реально в жизнь воплощать, а просто чтобы припудрить всеобщий развал. Чтобы успокоить людей, выпустить пар… Прямо как нарисованный камин в каморке у папы Карло.

…Так что же нам делать с этим водопроводом? Он нам действительно нужен — но только надо навинтить на трубу надежные очистные фильтры. А главное, должна быть абсолютно доступная информация о том, что течет из этого крана. Причем информация, исходящая от людей, к которым все испытывают доверие. Сегодня из русской жизни напрочь исключен институт духовных авторитетов — ведь глобализированному миру он более не нужен. Но он нужен нам.

Да, глобализация — это вызов нашей культуре. Отгораживаться от него нельзя, нужно его принять. И найти достойный ответ.

Подготовил Виталий КАПЛАН

http://www.foma.ru/articles/1623/