 |
| Татьянин день | Даниил Сидоров | 17.05.2008 |
Поэтому любое вторжение экранизаторов льюисовских книг в пространство сюжета воспринимаешь настороженно, почти болезненно. Тем более что если во «Льве, Колдунье и Платяном шкафе» сценаристская «самодеятельность» была сведена к минимуму, и в целом фильм смотрелся вполне органично, то «Принца Каспиана» та же съёмочная команда «перепахала» вдоль и поперёк, ища добро от добра, а это до добра не доводит.
Сценарист умнее писателя?
Очевидно: поскольку Льюис писал для детей, то и герои любой из семи книг ещё только входят в пору взросления. Не просто так заглавный персонаж «Принца Каспиана» изображён 13-летним мальчиком, только-только начинающим осознавать мир вокруг себя. Ему незнакомы интриги королевского двора, при котором он вырос, и когда происходит какое-то беспокойство о «здоровье королевы» — его бездетной тётки — он совершенно не подозревает, что королева скоро родит сына, а это угрожает смертью принцу, законному наследнику узурпированного трона. Бегство мальчика от неминуемой гибели происходит, как и положено в сказке, тайно: ночью принца будит наставник, и, сказав ему несколько слов, незаметно выводит из замка и велит бежать в лес. Там Каспиан невольно оказывается во главе «старых нарнийцев»: гномов, кентавров, великанов и говорящих животных, которых так мечтал увидеть, — и лишь затем, столкнувшись в бою с войсками своего дяди, превращается в смелого и умного воина.Что же показано в фильме? Каспиан оказывается семнадцатилетним юношей (а играет его двадцатишестилетний актёр), о волшебном прошлом своей страны почти ничего не знающим. Его одинокий ночной побег превращается в погоню вооружённых всадников за принцем, а сцена встречи с гномами и говорящим барсуком — в драку; наконец, вызов главных героев — великих королей древней Нарнии, в нашем мире простых английских школьников — происходит по недоразумению, а вовсе не из-за веры в спасение.
Дальше — больше. Дядя Каспиана, король Мираз — этот властный, надменный, грубый и не особенно дальновидный узурпатор — превращается в тонкого и расчётливого интригана, окружённого такими же хитрыми и коварными соратниками. Если в книге Льюиса тельмаринские военачальники Глозель и Сопеспиан появляются всего в двух эпизодах, то в фильме они входят в число главных героев, а интриги двора оказываются на первом плане. (Кстати, Глозель в русском переводе почему-то говорит голосом, подозрительно похожим на голос Дмитрия Дюжева, а внешность Сопеспиана до боли напоминает Саддама Хусейна и Иерусалимского Патриарха Феофила (да простят мне это неосторожное сравнение!). Без улыбки смотреть на этих героев невозможно).
На этом творческая фантазия сценаристов не остановилась. Не кажется ли вам, дорогие зрители, что герои Льюиса слишком дружелюбны? Так придумаем конфликт между Каспианом и явившимся ему на помощь верховным королём Питером! Пусть они постоянно кричат друг на друга, спорят по любым вопросам и, чуть что не так, хватаются за мечи. Не думаете ли вы, что в сюжете недостаточно психологизма и мистики? Введём в повествование мотив кровной мести, а одной из центральных сцен сделаем «спиритический сеанс» с пробуждением Белой Колдуньи. У Льюиса эта сцена прерывается не начавшись, но мы покажем изумлённому залу, как Колдунья тянет вою ледяную руку к жаждущему смерти Мираза Каспиану, и как лишь случай срывает её пробуждение. Наконец, не думаете ли вы, что пуритански воспитанный автор совсем забыл о чувственных переживаниях своих героев? Возьмём и создадим роман между Каспианом и Сьюзен Пэвэнси, которая в финале заявляет принцу: «Всё равно бы ничего не вышло, я ведь старше тебя на тысячу тридцать лет», — а потом на глазах у всех вешается ему на шею, и под сентиментальнейший саундтрек они начинают целоваться. Честно говоря, на иные режиссёрские «новшества» ещё можно смотреть сквозь пальцы, но от такой наглости поневоле передёрнешься. Господа, ну что за дешёвое опереточное издевательство над творчеством целомудреннейшего из британских писателей! Зачем пытаться быть умнее, чем он?
Чего не увидели режиссёры
Иногда отступление от авторского замысла бывает вынужденным, необходимым, чтобы фильм получился цельным и выразительным. Увы, в «Принце Каспиане» этого не произошло: бесконечные споры, политические интриги, красочные батальные сцены со множеством спецэффектов только растянули сценарий, сделали его мутным, тяжёлым, неубедительным. Вместо чёткой, красивой и очень динамичной льюисовской сюжетной линии появилась запутанная, рваная и не особенно логичная. Вместо милых с детства образов: мудрого наставника Каспиана доктора Корнелиуса — отважного гнома-полукровки, живущего верой в старую Нарнию, или доброй и смиренной няни принца — зрителю предлагаются суррогаты: няня в сценарий вообще не попала, а Корнелиус превращён в толстого бородатого деда (наденьте на него красную куртку и колпак, и будет вам Санта-Клаус).Но главный просчёт создателей картины — не в этом. Льюисовская книга была и останется великой притчей о тотальном неверии в очевидное. Никто из тельмаринов уже не думает, что рядом с ними живут сатиры, фавны, говорящие звери и ожившие деревья: всех волшебных существ истребили или изгнали их предки, зверей и деревья заставили замолчать, а потом просто забыли. Прекрасный мир Нарнии лишили его души, примитивизировали, превратили в пустышку. Эта идея Льюиса особенно важна для российского человека, который неизбежно прочтёт «Принца Каспиана» как рассказ о госатеизме. Но в фильме-то этого и нет! Мираз — уже не косный невер, на дух не переносящий рассказов о волшебном прошлом своей страны и считающий Каспиана выжившим из ума (даже когда приходит вызов на поединок от легендарного короля Питера, правившего Нарнией тысячу с лишним лет назад), а человек, всегда знавший о существовании волшебных обитателей Нарнии и боровшийся с ними потому, что они мешали ему жить. Притча о возвращении человека к Богу становится в лучшем случае рассказом о некоем «возврате к истинным ценностям» (цитата из интервью Дугласа Грешама, пасынка Льюиса и наследника его авторских прав; это, конечно, верно, но очень упрощённо), а в худшем — космической сагой, описанием очередной «битвы двух Галактик». Иными словами, Клайва Льюиса превратили в Клайва Лукаса.
Нет в фильме и другой, не менее важной составляющей: образа Аслана. Точнее, лев есть, и формально он не сильно изменён; но это — не великий и мудрый Творец Нарнии. Почти не показав путь братьев и сестёр Пэвэнси к встрече с ним, когда каждый должен был преодолеть собственные пороки, чтобы увидеть Аслана (Христа!), авторы фильма многого лишили и финальную победу Льва над тельмаринской армией. Не вошла в сценарий яркая, «карнавальная» сцена вакхического торжества воскрешённой Природы, так ясно напоминающая нам о Пасхальной радости. И сам Аслан, что больнее всего, лишён своей потрясающей красоты, силы и притягательности. Его образ не удался не только сценаристам и режиссёрам, но и художникам: даже минотавры и великаны выглядят в фильме правдоподобно, убедительно, лев же так и остаётся нарисованным, мультяшным. Да, он громко рычит, он приносит победу одним своим появлением, он произносит нужные слова — но нет в нём той могучей силы, которой наделил своего Аслана Льюис. Это просто умный и красивый лев, разве что очень большой.
Почему фильм нам всё равно дорог
Кроме того, чтобы разбирать все недостатки и просчёты фильма, важно задуматься над мыслью: осталась ли картина христианской? Не исчезла ли из неё, в угоду голливудским законам, ещё и нравственная сторона?Нет, не исчезла. «Принц Каспиан» не стал лживее или злее. В нём по-прежнему проповедуются дружба, а не предательство, любовь, а не коварство, великодушие, а не подлость, служение истине, а не потакание своим страстям, самопожертвование, а не эгоизм. Всё это осталось, и на фоне многих и многих современных фильмов (в том числе художественно более удачных) «Принц Каспиан» несомненно выигрывает. Он не принесёт никакого вреда ребёнку, если тот его посмотрит: скорее наоборот. Но, разрушив цельный льюисовский замысел, сведя противостояние тельмаринов и нарнийцев к битве «плохих ребят» с «хорошими», превратив Аслана в обычное сказочное существо, авторы картины создали фильм, хоть и христианский по своим идеям, но без Христа. А следовательно, и без глубинного, сущностного, подлинного Христианства.
Мы так часто ругаем Голливуд! Голливуд — фабрика по производству картонных героев и мыльно-розовых сюжетов, Голливуд — огромная безликая машина, перекраивающая любое великое произведение по своим шаблонам, Голливуд — убийца живого, авторского кинематографа. Но вот в чём дело: самому Голливуду наши причитания безразличны. Число яркой, зрелищной и технологически современной кинопродукции из года в год не уменьшается. Так что очень хорошо, что в массовом американском (читайте — мировом) кинематографе появляются добрые и светлые фильмы. Картина «Хроники Нарнии: Принц Каспиан» неадекватна требованиям человека, воспитанного в традиционной культуре, но важна для современного кино. Этот фильм не принесёт ничего дурного, а если посредством его к христианству придёт хотя бы пять человек (что, конечно, затруднено, потому что христианские параллели сильно затуманены), это уже будет великим благом. Другое дело, что любящему Льюиса читателю хотелось бы большего; хотелось бы не только зрелищной и не вредной, но и адекватной экранизации. А её, увы, не получилось.
