Храм Рождества Иоанна Предтечи на Пресне | Владимир Мельник | 16.05.2008 |
То сердце не научится любить,
Которое устало ненавидеть.
Эти два чувства — любовь и ненависть — определяют все своеобразие его поэзии. Так любовь сливается воедино с ненавистью и порождает в душе Некрасова сложнейшее сочетание простой крестьянской веры в Бога с призывом к бунту.
Из тематического многообразия вырастает выразительный портрет личности Некрасова-поэта, в котором главное — неравнодушная, страстно болеющая за «обиженных и угнетенных» душа, находящая утешение в общении с природой, детьми, животными, с простыми людьми из народа.
Некрасов был сыном своей эпохи. В то время у многих выдающихся деятелей культуры причудливым образом соединялись вера в Христа и революция. В.Г. Белинский, который заметно повлиял на мировоззрение молодого Некрасова, в знаменитом письме к Н.В. Гоголю изобразил Христа первым социалистом-революционером: «Он первый возвестил людям учение свободы, равенства и братства и мученичеством запечатлел, утвердил истину своего учения». В революционных целях пытался использовать религиозность русского крестьянина А.И. Герцен, который 24 марта 1844 года записал в своем дневнике: «Доселе с народом можно говорить только через Священное Писание». В этом сказалось господствующее в среде интеллигенции ХIХ века представление о святости… вне Христа, напоминающее языческую античную философию стоиков. Тип «новой святости» связан с бунтарской мечтой о преобразовании общества во имя кажущихся высокими утопических идеалов. Достижение этих идеалов связано с тезисом: цель оправдывает средства. Некрасов искренне считал, что революционный подвиг декабристов, революционных демократов 1860-х гг. и других разрушителей традиционных ценностей — зиждется на истинно христианских основаниях. Многих из них поэт безо всякой условности называет «святыми». Для Некрасова самопожертвование таких людей, как Белинский, Добролюбов, Чернышевский, таких деятелей, как декабристы и т. п. было, несомненно, окружено ореолом христианской жертвенности. Поэт хорошо помнил слова Иисуса Христа: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Иоанн, гл. 15, ст. 13). Но как он понимал эти великие слова? Для него нет разницы между подвигом самопожертвования и подвигом бунтарства, даже бунтарства, связанного с кровью.
Некрасов выстраивает в своих произведениях целый мир, проникнутый действительно высокой художественной мыслью о героической жертве. Этот мир поразительно напоминает мир евангельский. Подвижники-революционеры (Белинский, Добролюбов, декабристы, вымышленный Гриша Добросклонов и др.) — это горстка апостолов, возвещающих новую правду старому миру. Этот мир гонит их, подтверждая слова Христа: «Они будут отдавать вас в судилища и царям…» (Матф., гл. 10, ст. 17 — 18). Однако этот евангельский мир в творчестве Некрасова вольно или невольно, но часто оказывается как бы перевернутым. Дело в том, что подвижники Некрасова, приносящие свою душу в жертву «за други своя», действуют не во имя Христа. Это жертва не смирения, но бунта. Это принципиально меняет дело. Традиционно православное мировоззрение Некрасова во многих произведениях сохраняет весь привычный набор ценностей лишь внешне, а по существу оказывается в противоречии с евангельским духом. Евангелие призывает к Божией любви и учит ненавидеть только один грех. Формула же Некрасова: «То сердце не научится любить, которое устало ненавидеть» — вся по духу своему чисто мирская, она устанавливает не Божью, а человеческую справедливость и правду. В Евангелии поэт, к сожалению, не воспринял главного — духа смирения, но прочитал его как учение о построении царства правды и справедливости уже здесь, на земле. Христос же сказал: «Царство Мое не от мира сего» (Ин., гл. 18. Ст. 36).
Такой «перевернутый» христианский идеал выражен в стихотворении «Памяти Добролюбова» (1864). Оно содержит в себе черты жития «преподобного» святого. Через все стихотворение проходит мысль о суровости, даже аскетичности революционера Добролюбова:
Сознательно мирские наслажденья
Ты отвергал, ты чистоту хранил,
Ты жажде сердца не дал утоленья…
В стихотворении встречается и обычная для жития преподобного мысль о «памяти смертной» («но более учил ты умирать»), и вообще характерная церковная лексика: «светильник» («Светильник тела есть око» — Матф., II, 34), «светлый рай», «перлы», «венец». Перед нами не революционер, а святой. Некрасов любуется «жертвой» Добролюбова, умершего, как известно, в раннем возрасте от чахотки, ему мало дела до того, что черты «жития» Добролюбова лишь внешне совпадают с житиями святых, ибо отвержение мирских наслаждений и пр. здесь совсем не связано с именем Христа. Таким же святым, «апостолом», был для поэта Н.Г.Чернышевский:
В его душе нет помыслов мирских.
………………………………………
Его еще покамест не распяли,
Но час придет — он будет на кресте;
Его послал Бог Гнева и Печали
Рабам земли напомнить о Христе.
<Н.Г. Чернышевский (1874)>
Выдающимся произведением некрасовской лирики является стихотворение «Влас». В этом стихотворении Некрасов выступает как поэт евангельской традиции. Главная его тема — необыкновенная сила покаяния, возможная для человека. Покаяние для Некрасова — один из величайших христианских подвигов. Некрасова поражает, что покаявшийся грешник, человек, исправляющий свои собственные грехи конкретными делами, преображается и становится святым. Конечно, Некрасова в свое время глубоко поразил пример евангельского разбойника, которого распинали на кресте вместе с Христом и который искренно покаялся. В житиях многих святых описывается именно подвиг беспримерного покаяния, возводящего человека из пучины греха к святой жизни. Не только «Влас», но и многие другие произведения поэта содержат сюжет о раскаявшемся грешнике. «Кающиеся грешники», по сути дела, персонажи, наиболее близкие Некрасову по его собственному религиозному миросозерцанию: он, прежде всего, ощущал себя человеком грешным, но кающимся в своих грехах, желающим искупить их пред лицом Бога и людей. Вот почему героями своих произведений Некрасов делает людей, которые однажды смогли резко переменить свою жизнь, свой образ мыслей, совершить жертвенный подвиг. Один из исследователей Некрасова отметил, что «он творил в минуты искреннейшего покаяния… Поэт чувствовал, что покаяние вызывает лучшие перлы со дна его души, и отдавался всецело душевному порыву».
Уже в третьей строфе стихотворения «Влас» звучат слова: «великий грешник». Далее перечисляются грехи Власа, которые, по признанию Церкви, «вопиют к Небу» об отмщении и являются «смертными грехами». Это грехи страшной корысти: «… втрое с нищего сдерет… брал с родного, брал с убогого». Прожив свою жизнь в постоянной погоне за богатством, разорив многих людей, Влас становится «великим грешником». Некрасов показывает, какими путями человек приходит к покаянию. Сам Господь пожалел Власа: ему в бреду во время смертной болезни дано было увидеть ад, — что, как и во многих описанных в житийной литературе случаях, привело к полному духовному перерождению:
Роздал Влас свое имение,
Сам остался бос и гол
И сбирать на построение
Храма Божьего пошел.
Перед нами, несомненно, поэтический вариант жития, в котором структурная основа: грех — покаяние через тяжелую, близкую к смерти болезнь, — духовное воскресенье. Для Некрасова очень важно показать аскезу жертвенности, недаром он упоминает о тридцати годах скитаний, о подаянии, которым питается бывший богач Влас, о строгом соблюдении обета, о звоне железных вериг. Власа в конце стихотворения окружает ореол не только покаяния, но и добровольного мученичества. Это стихотворение Ф. Достоевский считал лучшим у Некрасова.
В 1863 году Некрасов публикует самое блестящее из своих произведений — поэму «Мороз, Красный нос». Это была поистине поэма исключительной любви Некрасова к русскому крестьянину и русской крестьянке. Ненависти в ней не нашлось места. Поэма «Мороз, Красный нос» остается одним из самых неразгаданных произведений Некрасова. Автор с огромной любовью описывает судьбу и характер крестьянской женщины Дарьи, ее прекрасные душевные качества, христианское терпение, любовь к труду, доброту и поэтичность ее души. Судьба «красивой и гордой славянки» представлена в поэме Некрасова как прекрасный идеал. Но этим глубина замысла поэмы далеко не исчерпывается. Есть в поэме «Мороз Красный нос» и более глубокий, собственно религиозный, идеал. Самый глубокий свет на ее замысел проливают христианские мотивы поэмы.
Сюжет поэмы прост. В крестьянской зажиточной трудолюбивой семье тяжело заболел кормилец — мужик Прокл. Родные стараются спасти его: обращаются к знахаркам, пробуют всевозможные «народные средства». Когда ничто не помогает, жена крестьянина, Дарья, ночью отправляется к чудотворной иконе в соседний монастырь. Она пытается упросить Матерь Божию спасти ее мужа от смерти, а семью от разорения. Однако Прокл умирает. Родители его копают ему на кладбище за околицей деревни могилу. Прокла хоронят, а жизнь крестьянской семьи идет своим чередом. Даже важнейшие события, величайшее горе — не отменяют обычного порядка жизни. Вернувшись с кладбища, Дарья отправляется в лес за дровами. Усталая, она начинает незаметно замерзать на морозе. Ей видятся чудесные картины той хорошей дружной семейной жизни, которую она прожила с Проклом, воспитывая детей. Дарья так и замерзает в лесу, окутанная чудесными видениями-снами. О чем же эта поэма? Прежде всего, бросается в глаза то, что в поэме житейская логика сталкивается с логикой Божественного Промысла. Некрасов как будто подтверждает в своей поэме народную поговорку: «Не так живи, как хочется, а так живи, как Бог велит». Эта пословица, по сути, выражает главную мысль поэмы. Людям свойственно бояться несчастий, смерти и пр. Бог же знает и устраивает загробную жизнь человека — и для его же пользы посылает ему порою болезни, несчастия, даже смерть. Так в произведении сталкиваются две логики: Божеская и человеческая.
В поэме Некрасова «Мороз, Красный нос» противостоят друг другу, с одной стороны, жизненно-реальные, логические, а с другой — алогичные, фантастические и чудесные, мистические начала, — и эта их борьба и взаимопереплетенность многое проясняют. Художественная логика поэмы связана воедино темой судьбы человека перед лицом Божьего Промысла. Именно поэтому чудесному, запредельному, загробному отведено в поэме весьма существенное место. Главная тема в поэме — тема смерти. В начале 1860-х годов Некрасов был тяжко болен и готовился к смерти, поэтому поэма «Мороз, Красный нос», несмотря на действительно присущую этому произведению эпичность, проникнута личной темой, личным настроением поэта. Эти настроения — тревожное ожидание смерти:
А теперь — мне пора умирать…
Не затем же пускаться в дорогу,
Чтобы в любящем сердце опять
Пробудить роковую тревогу…
В финале поэмы Некрасов возвращается к личным мотивам:
И ежели жить нам довольно,
Нам слаще нигде не уснуть!
«Нам» — это тем, кто чувствует себя «у двери гроба». Говоря о том, как замерзает в лесу крестьянская вдова Дарья, Некрасов, несомненно, вносит в поэму и личные переживания. Казалось бы, по настроению поэма, посвященная теме смерти, должна быть проникнута грустным настроением. Между тем у Некрасова нет более оптимистичного произведения, чем «Мороз, Красный нос». Только здесь доминирует не социальный, не жизненно-бытовой, а «вечный», собственно христианский оптимизм. Он не сводится к теме труда и картинам довольства крестьянской жизни. Это «временной» пласт поэмы, за которым раскрывается красота иной, вечной жизни, старательно подготовленной для человека Богом (что так умиляет Некрасова в период его личных переживаний).
В поэме показано целых три смерти: крестьянина, совершившего свой мужицкий жизненный подвиг, его вдовы, понесшей тяжкий подвиг русской женщины, наконец, схимницы в монастыре, отличившейся подвигом духовным. Говорится во введении (оно имеет характер обращения к сестре) и о близко ощущаемой смерти самого автора («А теперь мне пора умирать»), а также о смерти матери:
Буря воет в саду, буря ломится в дом,
Я боюсь, чтоб она не сломила
Старый дуб, что посажен отцом,
И ту иву, что мать посадила,
Эту иву, которую ты
С нашей участью странно связала,
На которой поблекли листы
В ночь, как бедная мать умирала…
Столь широко введенная в поэму тема смерти не только придает ей особенный драматизм, но и влияет на всю ее поэтику, на весь строй мышления автора, на необычное сочетание в ней бытового и мистического, реального и фантастического. Перед нами произведение, в котором сны теснейшим образом сплетены с явью, воспоминания и мечты — с реальностью. Чудесное зачинается еще во введении к поэме. Некрасов напоминает сестре, что на иве, «что мать посадила», «поблекли листы // В ночь, как бедная мать умирала…». Это чисто личное и мистическое по духу событие придает поэме настроение авторской тревоги.
Алогичное, непонятное с житейской, земной точки зрения, продолжается и в разговоре обо всех смертях, изображенных в некрасовской поэме. Нелогична смерть крестьянина Прокла — человека в расцвете сил, который трудился и трудом рук своих содержал жену, детей, родителей. В крестьянском дому упала несущая опора. Алогизм ситуации прежде всех чувствуют родители Прокла. Вот отец Прокла копает ему могилу и думает:
Могила на славу готова, —
«Не мне б эту яму копать!
(У старого вырвалось слово.)
Не Проклу бы в ней почивать…»
Перед нами не просто «ошибка», странный трагический случай. Некрасов показывает, что для родителей теперь померк белый свет, разрушился космос жизни:
Нет солнца, луна не взошла…
Как будто весь мир умирает…
Смерть кормильца настолько трагическое для крестьянской семьи событие, что Дарья, которая отправилась в монастырь к чудотворной иконе выпросить у Пресвятой Богородицы жизнь для Прокла, уверена:
Нет, не попустит Царица Небесная!
Даст исцеленье икона чудесная!
Однако земная логика сталкивается с какой-то иной, более глубокой, но совершенно непонятной «логикой Духа». Умирает не только Прокл, но и, следом за ним, сама Дарья. С точки зрения земных обычных ценностей, совершенно «нелогична», противоестественна, странна смерть Дарьи, только что пришедшей с похорон мужа. Родители умирают в одночасье, дети остаются сиротами, рушится второй «столп» крестьянской избы — «матка». Эти разрушения вопиющи. Встает вопрос о «справедливости» происходящего, о соблюдении хоть какой-то логики, правды и справедливости в этих смертях. Вопрос о справедливости подспудно звучит в произведении Некрасова — и обращен к небесам, к Самому Богу. Некрасов не случайно вводит в текст поэмы эпизод смерти юной схимонахини. Место этого эпизода в композиции поэмы объяснимо лишь одним: желанием автора подчеркнуть мысль о том, что земная логика и Божий Промысл часто не совпадают. То, что с земной точки зрения кажется благом, в духовном смысле гибельно, ничтожно — и наоборот. Кажется, что «несправедлива», «нелогична» смерть схимонахини, совсем еще молоденькой девушки («Спит молодая, спокойная… Всех ты моложе, нарядней, милей»). «Несправедливость» ее смерти автор подчеркивает словами Дарьи:
Ты меж сестер словно горлинка белая
Промежду сизых, простых голубей.
В поэме умирают, уходят к Богу самые лучшие, самые молодые, самые нужные другим: слабым и убогим. В поэме витает вопрос: где же справедливость? Однако вопрос этот задает не автор! Вопрос зреет прежде всего в душе Дарьи:
Слезы мои не жемчужны,
Слезы горюшки-вдовы,
Что же вы Господу нужны,
Чем Ему дороги вы?..
Сам же автор как раз согласен с трагичностью жизни, согласен с тем, что Бог печется о людях лучше, чем они сами, с их своевольными желаниями, планами, стремлениями. Недаром в финале поэмы «Тишина» звучат у Некрасова строки:
Его примером укрепись,
Сломившийся под игом горя!
За личным счастьем не гонись
И Богу уступай — не споря…
Некрасов принимает жизнь не только в ее земной ипостаси, но и в надмирно-духовной. Если на протяжении всей поэмы Дарья говорит о труде, о тяжело заработанной «крестьянской копейке» и т. п., то сам автор всем ходом внутренней идеи поэмы подтверждает, что жизнь человеческая к этому не сводится, что она поистине чудесна, управляема высшими силами. Вот почему в финальных строфах поэмы «Мороз, Красный нос» звучат слова: «Она улыбалась. // Жалеть мы не будем об ней». Некрасов говорит здесь о Божием Промысле, с которым не нужно спорить, ибо Он благ. Более того, смерти, представленные в поэме, выдают подлинную святость людей. Вот почему не нужно жалеть о Дарье. В житиях святых часты упоминания того, что на их похоронах люди чувствовали Пасху, т. е. неизбежность воскресения святого человека. Так ощущает Дарья успение схимонахини, так сам автор представляет успение Дарьи, распростившейся с земной тяжкой долей и теперь безболезненно, в чудном счастливом сне перешедшей к жизни Небесной. Перед нами не смерть, а успение:
Нам слаще нигде не уснуть!
…………………………….
А Дарья стояла и стыла
В своем заколдованном сне…
Точно так же об успении говорит Некрасов по отношению к Проклу, называя его «Уснувшим Проклом». Смерть в поэме не только не безобразна, но даже поэтична: есть эпическая поэзия в описании лежащего на столе под иконами Прокла. В некрасовских строфах подчеркнута своеобразная красота христианского успения:
Лежит неподвижный, суровый,
С горящей свечой в головах,
В широкой рубахе холщовой
И в липовых новых лаптях.
Большие, с мозолями, руки,
Подъявшие много труда,
Красивое, чуждое муки
Лицо — и до рук борода…
Эта красота — красота святости человека, преставившегося Богу. Отсюда образ Прокла у Некрасова охвачен евангельской метафорикой: автор сравнивает его с «голубем»:
Спускали родимого в пролубь,
Под куричий клали насест…
Всему покорялся, как голубь…
Образ голубя в данном случае восходит к евангельским словам Иисуса Христа: «Будьте… просты, как голуби» (Мф. 10, 16). Недаром с голубицей-горлинкой сравнивается и умершая в монастыре схимонахиня: «Ты меж сестер словно горлинка белая // Промежду сизых, простых голубей». Очевидна святость этой почившей схимонахини, которую Дарья не только называет «ангелом», но и обращается к ней, как к святой, за помощью в своем деле:
Этак-то ангелы кротки!
Молви, касатка моя,
Богу святыми устами,
Чтоб не осталася я
Горькой вдовой с сиротами!
Таким образом, перед нами проходят три необычные смерти: смерти святых людей. Несмотря на трагичность событий, мы ощущаем глубокую поэзию в описаниях Некрасова. Все дело в том, что в поэме вершит людские судьбы Божий Промысл. Он-то и является главным героем поэмы.
Конфликт житейской логичности и неожиданно проявляющейся, «алогичной» Божьей воли подкреплен в поэме образом юродивого Пахома. В VII главке поэмы, после описания того, как отец вырыл для Прокла могилу, а мать купила для сына гроб, появляется этот необычный персонаж. Вырастает «старинный знакомец Пахом» в поэме, словно из-под земли; поэт подчеркивает экзотичность и самого появления героя, и его одежды, повадок:
Без шапки, с ногами босыми,
С большим заостренным колом,
Внезапно предстал перед ними
Старинный знакомец Пахом.
Прикрыты рубахою женской,
Звенели вериги на нем…
Перед нами классический юродивый. Зимою он ходит без одежды, без шапки. Возможно, Некрасов и имел опыт личной встречи с подобным деревенским юродивым. В поэме «Мороз, Красный нос» юродивый Пахом выполняет важную художественную функцию. Именно ему дано озвучить Божью волю, подсказать, в чем же заключается собственно авторский взгляд на поднятую в поэме проблему справедливости:
Постукал дурак деревенской
В морозную землю колом,
Потом помычал сердобольно,
Вздохнул и сказал: «Не беда!
На вас он работал довольно!
И ваша пришла череда!
Мать сыну-то гроб покупала,
Отец ему яму копал,
Жена ему саван сшивала.
Всем разом работу вам дал!..»
Именно Пахом сказал, что все случившееся с Проклом — «не беда», ибо входит в Божий Промысл о человеческой душе — ему же во благо. При этом Пахом выражает участие как человек: он мычит «сердобольно». Несомненно, Пахом озвучивает авторскую концепцию случившегося, обозначает внутреннюю тему поэмы Некрасова. Поэма «Мороз, Красный нос» представила глубоко интимный духовный мир Некрасова, рассуждающего о смерти перед собственной, как ему кажется, могилой. В поэме очень много иррационального, интуитивного. Некрасов предстает в ней как человек глубочайшей внутренней веры, взращенной в среде народного Православия.
Любопытно дальнейшее описание юродивого Пахома, исполненное высочайшей художественности:
Опять помычал — и без цели
В пространство дурак побежал.
Вериги уныло звенели,
И голые икры блестели,
И посох по снегу черкал.
Концовка эпизода с юродивым — это классическое изображение воплощенного юродства. В пяти строках перечислена вся основная «атрибутика» юродства: «мычание», внешняя «бесцельность» передвижения, вериги, телесная нагота. Но образ, созданный Некрасовым, очень глубок. Несмотря на бесцельность, внешнюю хаотичность передвижения юродивого «в пространстве», он оказался в нужное время в нужном месте — и возвестил людям Божью волю. Бесцельность передвижения поддержана его «мычанием» (бесцельным звукоизвержением): свой разговор с родителями Прокла он начал мычанием и закончил им же. Но между этими мычаниями — внятная, судьбоносная речь. В приводимых строках — истинная поэзия юродства, этого своеобразного духовного искусства, серьезно, без насмешки воспринимаемого Некрасовым. Поэма «Мороз, Красный нос» во всей полноте отразила неподдельную искренность, смиренность, глубину личной веры Некрасова, глубинное народное Православие, которое автор поэмы впитал с молоком матери.
В творчестве Некрасова есть нечто двойственное. Он стремится к евангельским истинам, но в силу ряда причин все-таки подменяет Евангелие кодексом революционера. Тем не менее, он остается одним из самых великих русских поэтов. Когда Ф.М. Достоевский узнал о смерти Некрасова, он целую ночь перечитывал его стихи: «В эту ночь я перечел чуть не две трети всего, что написал Некрасов, и буквально в первый раз дал себе отчет: как много Некрасов, как поэт, во все эти тридцать лет занимал места в моей жизни!» В литературе их связывала невидимая нить: оба страстно сочувствовали чужому страданию, оба были певцами «униженных и оскорбленных». В своей надгробной речи Достоевский сказал о том, что Некрасова как поэта можно поставить сразу же вслед за А. С. Пушкиным и М. Ю. Лермонтовым. Это была чрезвычайно высокая оценка. Но из многотысячной толпы раздались неожиданные выкрики: «Выше! Выше!».