 |
| Благотворительный фонд «Русская береза» | Николай Головкин | 15.05.2008 |
У каждого из нас — свой образ Отечества. Для меня Россию, ее жизнестойкость и красоту символизирует простой цветок, который в нашей стране широко распространен. Это — иван-чай или, как его называют ботаники, кипрей.
Иван-чай Юрия Авдеева
На проходившей несколько лет назад в Государственном музее — гуманитарном центре «Преодоление» имени Николая Островского выставке живописи и графики «Мелиховский колорит» мое внимание привлекло большое полотно — «Иван-чай»: забытый всеми солдат лежит на поляне рядом с землянкой. Место его гибели заросло цветами иван-чая.Автор этой выставки — человек столь же легендарный, как и подвижник-пушкинист Гейченко. Он не считал подвигом дело, которому посвятил почти 40 лет жизни. А между тем именно Юрий Константинович Авдеев, бывший фронтовик, возродил чеховское Мелихово.
Так я открыл для себя замечательного художника-философа, которого мне, увы, знать не довелось, безгранично влюбленного в Чехова и природу родного Подмосковья. Его картины стали для меня откровением.
Организовывать выставку помогала его дочь — литературовед Ольга Юрьевна Авдеева-Ускова. Она предоставила фотографии и документы, фронтовые этюды и наброски, картины, посвященные Великой Отечественной, мелиховские пейзажи.
— Отец говорил, — вспоминает Ольга Юрьевна, — что иван-чай сопровождал их всю войну. Его сиренево-розовые цветы первыми появлялись на развалинах и пожарищах. И для отца иван-чай стал символом возрождения жизни. В память о войне и своих боевых товарищах он и написал большое полотно «Иван-чай», над которым работал долгие годы.
С тех пор я подружился с ней и её семьей. Я бывал у них в гостях в городе Чехове. Бродил вместе с Ольгой Юрьевной по аллеям Мелихова. Побывали мы и на местном кладбище, поклонившись двум ухоженным могилам возле храма.
Сегодня, спустя годы, всё больше и больше осознаешь огромный вклад в отечественную культуру директора Государственного музея-заповедника А.П.Чехова «Мелихово», Юрия Константиновича Авдеева.
Однако мало кто подозревал о том, что этот удивительно скромный человек практически ничего не видел. Он старался, чтобы не замечали его слепоты. Лишь немногие ведали: Юрий Константинович узнает их только по голосам…
И лишь самые близкие люди знали, что Юрий Константинович — профессиональный художник. При жизни у него не было ни одной персональной выставки в столице. Поэтому Авдеев-художник — явление еще в полной мере не оцененное.
Тяжелая контузия необычайно обострила внутреннее зрение, направила волю художника на выражение этической и эстетической сущности, а не на внешнее обличие созерцаемого. В удивительно ярких, чистых красках ликует полнозвучие цвета, поет любовь и… чувствуется горечь потерь.
Юрий Авдеев родился в 1918 году в Серпуховском уезде. Его отец был директором школы, мать работала в театре.
В Серпухове Юрий закончил среднюю и художественную школы, а в Краснодаре — художественное училище. С 1940-го его картины демонстрировались на выставках в Москве.
А в октябре 1941-го он ушел добровольцем на фронт. Попал в 3-ю Московскую коммунистическую стрелковую дивизию, защищавшую столицу. Позже, когда враг был отброшен, эту воинскую часть реорганизовали в кадровую 130-ю стрелковую дивизию и перебросили на Северо-Западный фронт. Она освобождала Новгородскую и Ленинградскую области, Прибалтику. Авдеев сначала был связистом, а потом артиллерийским разведчиком истребительном противотанковом, а затем минометном дивизионе. Награжден солдатской медалью «За отвагу».
Когда же выдавалась свободная минута, Юрий рисовал. В сентябре 1942-го начальник политотдела, случайно увидевший его рисунки, вызвал Авдеева и сказал: «Теперь ваша задача — рисовать портреты героев. Сразу же после боя, в котором они отличились. Это будет им первой наградой».
Ежедневно Юрий рисовал по несколько таких портретов. Рисовал на обрывках бумаги, на тряпках. Краски, которые мать однажды чудом смогла прислать ему, разводил керосином.
В июле 1944-го Авдеев с горечью увидел, как фашисты испоганили пушкинский заповедник в Михайловском. Хотя времени было немного, он успел сделать рисунок заминированной могилы великого русского поэта.
Юрий мечтал о художественной карьере, о том, что после войны будет работать, работать…
Последнее, третье, ранение, полученное в Латвии, было самым страшным — он ослеп.
Пять лет Авдеев провел в госпиталях. Но жажда жизни была настолько сильной, что ему помогали даже те методы, в которые не верили сами врачи.
Через три года восстановилась точка в центре левого глаза, которая, по словам Юрия Константиновича, позволяла ему четко различать в книге две-три буквы, а боковым зрением правого глаза он стал видеть цвет почти так же, как прежде. Цветом он и стал насыщать свои новые картины.
«Перед войной, — вспоминал Юрий Константинович, — я писал портрет Чехова для только что организованного в Мелихове филиала Серпуховского музея (создан при активном участии сестры писателя Марии Павловны и его племянника Сергея Михайловича. — Н.Г.). Тогда мне всерьез предложили поехать в новый музей директором. Но я испугался деревни, отрыва от художественной жизни, одиночества.
Теперь бы такое предложение было желанным. В самом деле, музейный работник должен понимать искусство, иметь развитый художественный вкус…»
И вот в 1949 году, инвалид 1-й группы, он пешком пришел в Мелихово и стал работать… директором музея.
Чеховская усадьба заросла иван-чаем. В полуразрушенном флигеле, где была написана «Чайка», висел портрет Сталина да несколько фотокопий. От столь любимого Левитаном сада уцелели лишь несколько лип и тополей. На месте большого чеховского дома проходила дорога…
Кто тогда мог поверить, что в этом заброшенном месте Юрию Константиновичу и его жене, главному хранителю музея Любови Яковлевне Лазаренко удастся не только возродить Государственный музей-заповедник А.П. Чехова, но и сделать его всемирно известным?
Вот еще фрагмент из воспоминаний Юрия Константиновича:
«А люди шли и шли, спрашивали, почему от усадьбы великого писателя так мало осталось, спрашивали требовательно, как будто именно мы и виноваты в этом. Много лет спустя, когда все было восстановлено, когда <…> посаженный нами молодой сад успел постареть, я пришел к мысли, что люди шли не за тем, чтобы посмотреть фотографии и книги или даже рукописи, <…> а шли, чтобы поклониться земле гения, заглянуть в зеркала прудов, которые он видел, подышать тем же воздухом…»
Юрий Константинович не мог самостоятельно читать. Но как дар судьбы у него открылась феноменальная память. Помнил наизусть все рассказы Чехова, 12 томов его писем, всю бухгалтерию музея, телефоны.
Член Союза писателей СССР, Авдеев и сам написал 12 книг о Мелихове и других чеховских местах Подмосковья.
Авдеев возглавлял музей до последнего дня своей жизни. После его смерти, в 1987-м, музейные фонды насчитывали 17 тысяч единиц хранения.
За почти 40 лет работы Авдееву удалось восстановить чеховский дом, флигель-кухню, сад, отреставрировать церковь и две школы, построенные Чеховым, организовать четыре филиала музея.
Конечно, музей-заповедник, по которому Авдеев так любил водить экскурсии, забирал много душевных сил и времени. Но при всей занятости Юрий Константинович в первую очередь всегда оставался художником. Несмотря на недуг, он постоянно писал картины. Особенно часто рождались пейзажи Мелихова, где Авдеев знал каждый уголок. Но этими границами его творчество не замыкалось — жизненные впечатления фильтровались и являлись на холстах сложившимися образами.
Он мало кому показывал свои работы, их видели лишь близкие. А между тем философский подход, экспрессивность языка делают неповторимыми, самобытными многие работы Юрия Константиновича, как в выражении, казалось бы, импрессионистических мотивов («Дождь», «Цветет сирень», «Весна», «Хоровод»), так и в трактовке исторических образов и сюжетов («Мелиховская церковь», «Георгий Победоносец»).
Картина-фантазия «Георгий Победоносец», столь не характерная для атеистических советских лет, появилась в творчестве Юрия Авдеева, конечно же, не случайно: война навсегда осталась в памяти. Художника волновало, что под Старой Руссой, где он воевал, остались сотни не похороненных однополчан.
Совсем немного фронтовых этюдов и рисунков осталось в домашнем собрании. Целый ящик с фронтовыми работами Авдеева был уничтожен: в него попал снаряд. Сохранились лишь те рисунки, которые вывез в Москву его друг-кинооператор.
Сейчас большая часть рисунков Авдеева находится в Государственном историческом музее, много этюдов — в Новгородском историческом музее. Тусклые, потемневшие от времени, они приближают к нам суровые военные годы.
Заслуженный работник культуры Российской Федерации, Почетный гражданин города Чехова — так оценен вклад Юрия Авдеева…
Да и без этих высоких званий ясно: его заслуги перед нашей культурой огромны!
Юрий Константинович воспринимал Чехова как близкого ему человека, современника. Он сверял по нему каждый шаг.
И чем дальше, тем больше понимаешь: Авдеев совершил свой незаметный подвиг, возродив из забвения усадьбу Антона Павловича и тем обессмертив себя, абсолютно бескорыстно.
Этого качества, увы, так не хватает нынешней России, всем нам, идущим вслед за фронтовиками!
Завещание русского писателя
Как же похож Юрий Константинович Авдеев на парижского мусорщика Жана Шамета — одного из героев «Золотой розы» Паустовского!Оба (в прошлом волею судьбы — солдаты) они нашли в повседневной реальности красоту и гармонию, которую не видели другие.
Шамет собирал годами золотую пыль. Он надеялся, что роза, выкованная из собранного с таким трудом слитка, принесет счастье его воспитаннице Сюзанне.
Авдеев же разыскивал повсюду распыленное войной чеховское наследие.
А наследие замечательного русского писателя Константина Георгиевича Паустовского, произведениями которого зачитывается ни одно поколение читателей во многих странах мира, собирают и пропагандируют такие же, как Авдеев, удивительные энтузиасты, с которыми я дружу уже много лет.
Хотя сам писатель здесь никогда не бывал, аура «Серой дачи» в московском парке Кузьминки, зарастающего летом иван-чаем (Константин Георгиевич очень любил его и называл самоотверженным цветком, цветком-защитником!), очень близка произведениям Паустовского.
С конца 1980-х в этом деревянном доме с двухсотлетней историей — доме садовника князей Голицыных — обосновался Московский литературный музей-центр К.Г. Паустовского.
Константин Георгиевич родился в Москве в последний день весны 1892 года. Семья часто переезжала, в детстве и юности он то жил в Киеве, то возвращался в Москву. А когда стал журналистом и писателем, объездил почти весь Советский Союз, бывал и в Европе — во Франции и Италии, Англии и Болгарии…
Он жил в самых разных домах. Но больше всего любил старые деревянные, со скрипучими половицами. В таких домах жили и его герои — художник Пожалостин, композитор Чайковский.
Это чудо, что на окраине разрастающейся столицы сохранился замечательный островок живой природы — старинный парк Кузьминки, бывшая усадьба Голицыных. Он напоминает пейзаж средней полосы России, который с такой любовью описывал Паустовский в своих книгах (вспомним хотя бы «Мещерскую сторону»).
В «Серую дачу» частенько заглядывают любопытные белки, залетают птицы, прикормленные сотрудниками музея. Им, правда, нужно быть осторожнее: может сцапать кот Кузьма Кузьмич, названный так в честь парка.
Но главное, что сюда с утра до вечера идут почитатели таланта писателя. Взрослые и дети, москвичи и приезжие — не только из России, но и из-за рубежа. Так же, как шли когда-то к самому Паустовскому — в его московские квартиры в Лаврушинском переулке и на Котельнической набережной. Приезжали к нему гости и в Тарусу, где в 1950-е Паустовские купили домик для спокойной работы Константина Георгиевича.
Школьная учительница Зоя Квитко, горный инженер Татьяна Богомолова, военный инженер-электронщик Илья Комаров, нынешний директор музея, удостоенный за свою подвижническую деятельность почетного звания «Заслуженный работник культуры России», — вот лишь несколько имен людей, которые в 1970-е годы буквально по крупицам создавали музей. Они, эти чудаки и романтики, не были знакомы с Паустовским, не встречались с ним в жизни. Но им удалось собрать в музее книги, рукописи, редкие фотографии, полно и многообразно отражающие такое незаурядное явление в отечественной культуре, как Паустовский.
В этом доме, по словам поэта Бориса Чичибабина, «обрела свое пристанище, бродит, грустит, радуется душа Паустовского: этого нельзя не увидеть, не почувствовать».
С 1992 года музей выпускает журнал «Мир Паустовского», главным редактором которого стала ученица писателя Галина Корнилова.
Журнал, посвященный творчеству и личности одного человека, — редкость в отечественной журналистике. Как, впрочем, и сам факт издания музеем собственного культурно-просветительского и литературно-художественного журнала, который зовет нас в удивительный мир последнего романтика XX века.
Хотя люблю Паустовского со школы, а в 1977-м защищал по его творчеству дипломную работу, журнал, который читаю от корки до корки, помог мне по-новому взглянуть на удивительный мир Паустовского. Мир, где в ручьях плещется горная форель, раз в сто лет расцветают зимой сады, сказочники роняют слова добрых предсказаний случайным спутницам в ночных дилижансах… В этом мире не гремят выстрелы и не идут войны.
— Пусть мы далеки от этого мира, — говорит Галина Корнилова, — пусть утверждают иные, что такого мира не существовало никогда. Пусть так. Но без мечты о нем наше существование безрадостно и тускло. Любовь Константина Георгиевича к человеку, родной природе, русскому языку — все это сегодня на чаше весов, которая уравновешивает зло.
Почти ежегодно в местах, связанных с жизнью и творчеством Паустовского, музей проводит литературные праздники. Проходили такие праздники и на Украине, в селе Пилипча-Городище. Здесь была усадьба Паустовских, на родовом кладбище похоронен отец (сам Константин Георгиевич покоится в Тарусе), на базе сельской школы создан музей.
Проводит музей и международные научные конференции «Жизнь и творческое наследие К.Г. Паустовского». Помимо ученых России, участие в них принимают их коллеги из Швеции, Франции, Голландии, Литвы, Словакии, Грузии, Китая…
В 1960-е Паустовский был для многих советских читателей, на которых не действовали идеологические инъекции, эталоном порядочности, что и породило феномен Паустовского. «Обойденный» всеми государственными премиями и наградами, «доктор Пауст», как его нередко называли, тем не менее, оказался самым читаемым из отечественных прозаиков, поистине живым классиком. Сбылось предсказание Бунина: поэзией Паустовского стала его проза.
Слависты всего мира, в том числе из Китая и Бразилии, защищают диссертации по творчеству Паустовского. Его книги постоянно переиздаются и в России, и за рубежом.
Однажды московский музей получил из Голландии 15-е издание «Повести о жизни» — этот цикл автобиографических повестей переиздается здесь ежегодно (!).
В свое время писатель мог даже получить за эту книгу Нобелевскую премию, но не сложилось. Ее получил Шолохов…
«Тихий Дон», — писал Борис Чичибабин, — несомненно, великий эпический роман — представляется мне несколько устарелым, этнографически-архаическим, принадлежащим и интересным скорее минувшему, чем настоящему и будущему. Поэтическая же проза Паустовского с графически — бегло набросанными, но освещенными светом вечности героями, проза, заставляющая читателя думать, воображать, мечтать, кажется мне более современной и перспективной. Будь я в Нобелевском комитете, я проголосовал бы за Паустовского…".
Наш мир, люди и события виделись Константину Георгиевичу Паустовскому сквозь воздух мечты и вечности. Он просто не мог иначе видеть, иначе дышать. Как же нам всем сегодня не хватает этого воздуха!
В то же время он смотрел на мир отнюдь не через розовые очки, многое сумел предугадать. Как тут не вспомнить его письмо-завещание, которое заканчивается большой душевной болью за будущее России:
«…Мы жили на этой земле. Не давайте ее в руки опустошителей, пошляков и невежд. Мы потомки Пушкина, и с нас за это спросится».
Живой и вечный символ
Ощущением «с чего начинается Родина» (мое поколение любило эту песню!) ненавязчиво одарила меня сама природа. Оно возникло еще в детстве и, к счастью, осталось с годами неизменным.Иван-чай, который для меня олицетворяет многовековую историю Отечества, — это и свет из прошлого, и русская грусть, и надежда на будущее.
Сколько раз горела Россия — и в огне отечественных войн, и в огне междоусобных распрей!
Но Бог милостив: никакие враги никогда не смогут сжечь Россию дотла. Она — бессмертна! В это я твердо верю.
Россия спасается и возрождается из века в век. И из века в век одним из первых на гарях, руинах вырастает иван-чай, заживляя раны Русской Земли.
В огне пожаров одного из самых трагических для Отчизны лихолетий — Великой Отечественной войны нередко гибли и леса. Казалось, что никогда не вырастет тут, на этой черной, страшной земле, ни кустика, ни травинки…
Но прошел после войны год, другой. Там, где еще недавно была выжженная земля, широко разлился вокруг, как свидетельствуют очевидцы, нежный малиновый цвет. Это вчерашнее пепелище стал обживать иван-чай. Спасибо ветру! Семена цветка-новосела приземлились здесь на пушистых парашютиках.
Однако недолго лилово-розовые цветы иван-чая были в одиночестве на выжженной земле. Под их защитой поднялись, затем зашумели листьями на ветру березы, осины, сосны. Иван-чай проложил дорогу новому лесу.
Иван-чай подступает к самым окнам наших домов. Не только на селе, но нередко и в городе.
Что же он хочет пожелать нам, живущим в России, обустроившейся на пепелище 90-х годов прошлого века?
Наверное, видеть в окружающем нас мире побольше доброго, светлого и не опускать руки перед трудностями.
Жертвуя собой, иван-чай служит нам, как и нашим предкам, прекрасным целебным напитком. Он вновь и вновь напоминает: «Люди, берегите Россию, родную природу, и они защитят не только вас, но и ваших потомков!»
Сегодня разрушаются отечественная культура, образование, наука, медицина, социальная сфера, сельское хозяйство. То и дело горят леса. Нашей стране грозит демографическая катастрофа.
Враги России потирают руки.
А что мы?
Кто-то в бессилии их опускает, кто-то протестует…
А кто-то тихо жертвует собой, как иван-чай, чтобы людям стало немного теплее. Тем, кто пытается возродить Россию.
Это — делатели! Как и всегда, их немного. Но они — есть, они привносят в нашу жизнь что-то доброе для города, села, где родились или живут, а значит, и для всей России.
Низкий поклон тебе, иван-чай — живой и вечный символ России!
