Правая.Ru | Анна Сапрыкина | 14.05.2008 |
Вот в чем суть, если совсем коротко и просто. Первая позиция: брак дозволен как средство к деторождению, существует исключительно как продолжение рода; крайние фланги этой позиции испытывают гнушение брачным сожительством, даже состоя в нем, и отказывают супругам в способности к истинно духовной жизни. Вторая позиция: брак благословен и является одним из основных путей ко спасению. Конечно, между этими позициями множество промежуточных.
Собственно, вопрос не нов: ереси гнушающихся браком осуждались на Вселенских соборах, где им раз от раза отводилось особое внимание. А подобные споры о браке, его природе и особенностях пути ко спасению семейных людей возникали на протяжении всей истории христианства, и один из последних и наиболее ярких примеров представляют дискуссии начала двадцатого века.
Современные «бракофилы» и «бракоборцы» забрасывают друг друга длинными выписками из святых отцов, сыпят цитатами из Священного Писания, благо, многие из них «богословы» и почему-то постоянно оказываются иеромонахами, игуменами и даже архимандритами. Впрочем, дискуссией это назвать трудно: обмениваясь словесными ударами противники друг друга не слышат и слышать не собираются. Читая часто непечатные выражения участников, кажется, что они готовы друг друга не просто убить, а, видимо, еще и помучить перед смертью — потому что простой смерти мало.
Не рискую выступать в роли богослова — псевдотолкователей у нас и так предостаточно. Могу только предложить тем, кто интересуется отношением Церкви к семье и браку читать не тех святых, кто адресовал свои писания монашествующим, а тех, кто обращался к семейным людям — тут вне конкуренции, конечно, святитель Иоанн Златоуст, его толкования Евангелия и апостольских посланий. Довелось тут на днях услышать, что православие ничего не говорит о семье, потому как об этом не пишется в книжках о монашеском делании.
Проблема в том, что такие дискуссии, к сожалению, не остаются в теоретической плоскости. Они уже давно начали влиять на нашу реальную жизнь, и, похоже, это влияние будет только расти. «Брак создан исключительно для деторождения» — этот тезис красной нитью проходит через выступления многих богословов и священников. В частных беседах они оговариваются: конечно, это не единственная, но — основная цель брака, поэтому мы и говорим об этом. К тому же, надо бороться с абортами, а то если сказать, что у брака есть иные цели, все будут делать аборты.
Для рождения — значит, воспитание не так важно. Для рождения — значит, отношения между супругами не так важны: главное, чтобы в результате этих отношений появлялись дети. Для рождения, как во многом было в Ветхом завете — значит, и многоженство оправдано. Конечно, многие проповедники «брака ради рождения» будут протестовать против такого «оголтелого» толкования. Но от него никуда не деться. От него не деваются многие и многие семьи, православные семьи, многодетные семьи. Те самые «идеальные», которые «абортов не делали, не предохранялись». Чем дальше, тем больше встречается таких семей: в начале девяностых они воцерковились, к сегодняшнему дню уже родили много детей, и… завод кончился. То тут, то там срабатывает эта страшная бомба замедленного действия.
Семья священника. Тринадцать детей. Тринадцатому ребенку еще не было годика — и папу благословили «в монастырь». Папа ушел, с тех пор ни слуху ни духу — спасается. А матушка в глухой деревне растит тринадцать детей. Нет, конечно, не тринадцать — старшие уже создают свои семьи. И дети вполне готовы к семейной жизни: мама, памятуя свою горькую супружескую жизнь, подливает огонь во все конфликты своих взрослых детей с их супругами. Кто благословил папу так поступить? Есть такие, которые «благословляют» — и вполне логично поступают: ведь брак уже исчерпал себя, принес необходимый и единственно значимый плод: рождение детей. Вот они, рождены, теперь можно начать спасаться. И вот «православная» семья начинает распадаться. Таких семей немало. Таких семей очень и очень много. О них не говорят — и правильно делают: зачем сор из избы выносить. Но только эта зараза распространяется все больше, и поражает семьи: незаметно, с каждым годом, становясь все привычнее.
Критерием «православности» становится количество детей. И чем-то совершенно неважным, второстепенным, не собственно православным оказывается воспитание этих детей, и уж тем более — отношения между мужем и женой. Я однажды услышала такую фразу: мы сначала должны стать людьми, потом — христианами, потом — православными. Так вот, не убивать абортами собственных детей, вообще любить детей, радоваться их рождению — это вовсе ещё не православие. Это человечность. Более высокая ступень — родив ребенка, не просто заботиться о нем, но воспитывать его хорошим человеком. И при этом уважать своего супруга, поддерживать его во всем — и в воспитании детей, и в работе, и в увлечениях. Но и все это — еще не православие! Это только то, что нас возвышает над животными. Убийство детей делает нас хуже животных, но не убивать — еще не значит быть хорошим. Не убивать своих детей — это не добродетель, это отсутствие преступления. К тому же, рождение, причем и рождение большого числа детей, может происходить и вне брака. Так что рождение детей — не вопрос собственно брака.
Быть многодетным родителем сегодня не проще, чем еще сто лет назад, хотя технический прогресс вкупе с улучшением бытовых условий налицо. Многодетная мама целый день готовит-моет-убирает, непрерывно беременно-кормящая таскает то в себе, то на себе малыша, когда старшие то на те же руки просятся, то под руки лезут. А их еще воспитывать надо, а не только кормить. Ноги болят, спину ломит, глаза на ходу закрываются от недосыпу. Вот такую-то жену получает многодетный папа, поздно вечером возвращающийся с трех работ домой. И так — много лет подряд. А за кадром те самые «православные» советники зомбируют: «Брак — для деторождения». То есть все в порядке, семья строится как надо, продолжайте, не задумывайтесь. И еще за кадром — родственники, «доброжелательные» соседи: нарожали, обвешали себя детьми, всю жизнь свою загубили. Пытку такой жизнью вот и не выдерживают. Ломаются. Сбегают в монастыри под покровом ночи. По благословению.
А если жить по-другому? Если на первое место встанет собственно брак, единение мужа и жены, единомыслие и единодушие, их совместный путь к Богу? Любовь… Вот какого слова почему-то так боятся на тех самых дискуссиях в ЖЖ «бракоборцы». А ведь если в семье на первое место встанет любовь, любовь к Богу, любовь мужа и жены между собой — тогда как сможет папа бросить свою жену и детей под видом «духовного делания»? Если именно любовь будет признана той самой ценностью брака, его смыслом — неужели это девальвирует смысл православной семьи? И почему-то красной нитью такое странное суждение: если заикнуться о любви, то детей рожать перестанут. Почему-то любовь должна привести к бесплодию, а оголтелый детородный материализм — к плодородности. То есть любовь для всех христиан — но не для тех, кто в семье?…
Папа приходит вечером с работы, усталый, а мама — ничуть не менее усталая — должна купать и укладывать детей, одновременно мыть плиту и полы. А что, если в этот момент мама посчитает самым важным не детей и не хозяйство, а мужа? Если она, зная, что должен прийти муж, причешется, расправит плечи — и встретит любимого с улыбкой, замаскировав все следы усталости? Усадит его за стол, а потом уже вернется к детям, чтобы их купать и укладывать? Дети все равно будут уложены, и плита вымыта, только на десять минут позже. А в выигрыше — папа, который будет каждый раз радоваться приходу домой. В выигрыше — мама, которая, получая в ответ восхищение мужа, в конце концов, выполняя предназначение быть помощницей супруга, получает новые силы для дальнейшей «борьбы». В выигрыше дети, которые всегда проигрывают от натянутых, и тем более враждебных отношений между родителями, и всегда выигрывают от их любви между собой, даже если им самим родители не уделяют много внимания. А что будет, если прежде, чем говорить о рождении как главной задаче женщины, говорить о ее послушании мужу? Если сами советчики будут поддерживать этот авторитет мужа перед этой самой женой? Что, если говорить мужчине о том, что его долг как главы православной семьи — любить свою жену как собственное тело, как Христос любит Церковь, даже до смерти?
Православный человек по определению стремится к духовной жизни, к жизни в Боге. Вот, он вступает в брак… И оказывается, что смысл этого состояния — в рождении детей. Даже если не развивать эту мысль до логического завершения, сводя смысл брака к «брачному сожительству» как таковому, то все-таки рождение как таковое — действие физическое, а не духовное. И человеку, ищущему духовной жизни, действительно однажды, когда «игра гормонов» ослабнет, придет в голову: пора и спасаться начинать. В таком случае с браком завязываем, и за духовной жизнью идем в монастырь.
О православных многодетных семьях снимают фильмы, пишут в газетах. А потом эти семьи — не все, слава Богу, что отнюдь не все! — разрушаются. И это страшнее во сто крат, чем ставшая привычной статистика: на три брака два развода. Потому что разрушение такой семьи — как разрушение храма: срывают веревками крест, в клубах пыли оседает высокая колокольня. И в душах очевидцев поселяется страх, неверие, отчаянье, боль…