 |
| Татьянин день | Виктор Москвин | 13.05.2008 |
СССР и ГУЛАГ
— Виктор Александрович, вы возглавляете издательство, которое издает эмигрантскую литературу. Как так получилось, что вы начали этим заниматься?— Началось это очень давно. После окончания университета в 1973 году я начал работать экскурсоводом в отделе пропаганды Останкинского дворца-музея, поистине удивительном месте Москвы. Наш экскурсионный отдел находился в церкви Живоначальной Троицы, которая была превращена в административное здание. Мне посчастливилось работать с Борисом Борисовичем Михайловым — тоже научным сотрудником. Он был выпускником истфака МГУ, успел закончить аспирантуру у Д. Сарабьянова и поработать в одном из московских вузов, откуда был уволен за то, что отказался включить в курс скульптуры одного из тогдашних советских корифеев. Кроме того, Борис Борисович был человеком православным и входил в круг людей, близких к Александру Исаевичу Солженицыну. Мы с ним быстро сдружились, несмотря на разницу в возрасте в 14 лет. Б. Михайлов приносил мне эмигрантскую литературу. Книги он получал во французском посольстве, где у него были друзья. Это был мощный канал получения тамиздата. Я был одним из читателей изданий ИМКА-Пресс, «Посева», «Ардиса». В декабре 73-го усилиями Струве в Париже был опубликован «Архипелаг-ГУЛАГ». С этого момента началась кампания против Солженицына. А Б. Михайлов выступил с открытым письмом в его защиту, которое опубликовали на Западе. Власти решили за это уволить его из музея. Обычная история, сначала увольняли, потом сажали или отправляли в психушку, в лучшем случае высылали заграницу.
— Вы пробовали что-то предпринять?
— Да. Все это случилось осенью 1974 года. Тогда мы сделали с ним вещь по нынешним временам невероятную. Мы добились того, чтобы он остался сотрудником музея.
— Как вам это удалось?
— А я ему предложил воспользоваться кодексом законов о труде РСФСР и переиграть ситуацию. По тем законам члена профсоюзного комитета нельзя было уволить без согласия остальных. Как раз должны были пройти выборы. Мы решили провести негласную избирательную кампанию и выбрать в комитет своих людей. Нам это удалось. В итоге, я стал председателем, а Михайлов заместителем.
— Да, нужна была определенная доля смелости, чтобы решиться на такое. Скажите, сомневались ли вы до этого случая в безупречности системы?
— Безусловно, я понимал, что что-то не так. Потому что для молодого человека всегда остро воспринимается фальшь. А эта фальшь чувствовалась во многом. Работа машины впустую, тех же молодежных организаций. Причем видно было, что огромные деньги растрачиваются просто так. Неэффективность экономики была видна любому, кто хотел это видеть. Наплевательское отношение чиновного аппарата. Двойная жизнь страны. Можно взять хотя бы мои детские воспоминания. Мои предки из Дмитровского уезда. Летом мы с родителями ездили на родину. По пути туда я видел разрушенные церкви. Понимал, что такая красотища в таком состоянии. Или кладбища с поваленными памятниками. Сразу возникало чувство протеста, что так быть не должно. И эти пустые магазины. Чтобы купить молока, надо выстоять огромную очередь. Неправильная жизнь в разных аспектах. Она не укладывается в понимание рациональных основ. Она иррациональна. Из этого возникает чувство протеста. А потом когда ты сталкиваешься с людьми, которые разделяют твои взгляды, это переходит уже в твою жизненную позицию. Когда начинаешь читать литературу, то перед тобой совсем другая картина. Тот же «Архипелаг-ГУЛАГ» Солженицына, который я прочитал в 74-м, как только он вышел. Как можно относиться к режиму, когда ты про него уже все знаешь?
ПЕРВАЯ ВЫСТАВКА: КНИГИ против КГБ
— В конце 80-х я работал в библиотеке иностранной литературы и заведовал лекционно-выставочным отделом. В 1988 году, когда появилась первая возможность, я поставил в план работы проведение выставки эмигрантской литературы издательств ИМКА-Пресс, «Ардис», «Жизнь с Богом». И в сентябре 1990 года была открыта выставка ИМКА-Пресс. Это было значительное событие, мы с размахом его организовали. У нас была не только экспозиция, но и читальный зал, в него стояла длинная очередь, где были и университетские профессора и студенты. Кроме этого, мы устроили книжный магазин по продаже запрещенной литературы. В сентябре 90-го года мы получили эти книги. Это было просто чудо. Как мы потом узнали, в КГБ по этому поводу был страшный скандал, и пострадавшей стороной была советская таможня, которая не досмотрела.— Что помогло вам провести выставку?
— Чтобы в 90-х годах провести такую выставку нужны были люди, которые помогли бы. Нужно было получить лицензию на ввоз книг. И лицензию нам подписал Дмитрий Федорович Мамлеев, первый заместитель председателя государственного комитета по печати СССР. Благодарен ему за то, что он это сделал. КГБ было против. Хотя во многом тогда их действия были парализованы горбачевской командой.
— Как получилось, что таможня пропустила те запрещенные книги?
Представьте такую картину: пятница, начало сентября, я и Екатерина Гениева, заместитель директора библиотеки иностранной литературы, сидим в ее кабинете, ждем книги для выставки и вдруг видим, за окном едет желтое московское такси, а за ним огромный грузовик. Дело в том, что французский шофер ни слова не знал по-русски, въехал в Москву и нанял таксиста, чтобы тот показал дорогу к иностранке. И он не поехал на таможню, хотя должен был сначала ехать туда. Он решил, что в пятницу там делать нечего. Уже на следующий день мы с Екатериной Юрьевной поехали в таможню. Если сейчас таможня это дело сложное, тогда это было проще. Центральная таможня находилась на площади Трех вокзалов. В тот день дежурили два таможенника. Один старший — пожилой, а другой — молодой парень. И они маются теплым пятничным днем на работе, к тому же в 90-м году делать там было особо нечего. А мы говорим: «Вот выставка, оргкомитет, в который входят Ельцин, патриарх Алексий, министр культуры СССР Губенко, Лихачев"… Называем массу известных фамилий.
— А что это был за оргкомитет?
— Мы создали этот оргкомитет специально. Но у многих его членов не было времени участвовать в работе. Ельцин нам так и не ответил на письмо, но мы решили, что он должен поддержать идею.
— Чем же все кончилось с таможней?
И вот, услышав все это, старший таможенник пытается дозвониться до начальства. Он набирает номер по обычному телефону — мобильных тогда не было — начальства нет. Все на даче — бабье лето в разгаре. А молодой, который явно не хочет там сидеть, канючит: «Давай съежу и посмотрю». В итоге старший сдался. И мы вместе с этим молодым пошли смотреть книги. По дороге в иностранку узнали, что его сыну накануне исполнилось пять лет, что такой юбилей надо отпраздновать. Мы привели его в кабинет директора, там был коньяк. Отметили пятилетие сына, а потом пошли книжки смотреть. Картинка была потрясающая. Таможенник этот французскому водителю жестом показывает, чтобы тот снял пломбы. Этот распахивает дверцы, а там стоят поддоны с книгами. Бердяев, Солженицын, Булгаков. И таможенник сказал: «Я их столько уже перевидал». Махнул рукой и нужные поставил печати. Все-таки это была счастливая случайность. И то, что влиятельные люди вошли в оргкомитет, и то, что машина пришла в пятницу. А потом был скандал.
Продолжение следует…
http://www.taday.ru/text/114 509.html
