Кто главный в браке?

Вообразим себе чисто гипотетическую пару. Допустим, муж находит вдохновение в словах, которые он услышал на венчании: «жена да убоится своего мужа», а тем временем его дорогая жена вовсе не намерена «бояться», но становится убежденной феминисткой (скажем, православной феминисткой, такие тоже бывают). Муж считает, что все зло как в мире, так и в его жизни, происходит от женского непослушания: он должен быть в семье главой, просто потому, что «так правильно». Но ему мешает одна беда — жена это главенство никак не желает признать, а вместо того задает мужу неприятные вопросы: «Ты считаешь, я должна готовить тебе ужин? Почему? Как, по-твоему, на работе я устаю меньше тебя?»

Кто тут прав и как тут разобраться?

Кто прав?

Подобные споры представляют собой великую путаницу. Кто что кому должен? Должен ли, скажем, муж стыдиться, когда жена зарабатывает больше, а сам он сидит с детьми? Должна ли жена уступать мужу, если у него есть иное мнение насчет того, надо ли отдавать ребенка в садик?

Прежде всего, тут надо быть крайне осторожным с готовыми ответами.

Быть может, жена отчасти права. Феминистская критика (но не позитивная программа!) отчасти вызывает мои симпатии: угнетение женщин было и во многом остается. И если женщина работает, а потом обязана делать все домашние дела, это, быть может, слишком для нее тяжело. Однако нужно ли борьбу за права женщин переносить в брак?

В чем-то прав и муж — люди вовсе не равны. Идея равенства появилась в XVIII веке и применялась (параллельно с гильотиной и разрушением церквей) после французской революции. Иногда идея равенства помогает защитить угнетенных — и тогда это хорошо. Но это не идеал, а ответ на вопиющее нарушение справедливости. Хорошо, что иногда можно вызвать домой милиционера — скажем, если муж бьет жену. Но это не равносильно утверждению, что присутствие милиционера необходимая часть брака. В хорошем браке милиционер не понадобится. Равенство — это нечто вроде милиционера.

В жизни семьи никакого равенства нет. Взять детей: если один ребенок в семье болен диабетом, никто не станет распределять сладости поровну. Душевно то же самое: одному ребенку нужно больше ласки, другому — больше строгости, и стремление к равенству тут обернется несправедливостью и непониманием потребностей живых людей.

То же самое касается мужчины и женщины. Они неравны, потому что разные. Но «неравны» вовсе не означает, что кто-то из них выше или кто-то слабее.

Сегодня никакой серьезный ученый не посмеет сказать, что женский ум уступает мужскому. Он мог казаться менее совершенным только тогда, когда за эталон принимали ум мужской. Да, мужчине обычно легче даются абстракции и обобщения, зато женщине легче понимать отношения и эмоции. Их умы неодинаковы, но каждый оказывается компетентнее в какой-то своей сфере.

Кроме того, и лидерство бывает разное, оно не сводится к позиции начальника. Психологи заметили, что лидер, который принимает ключевые решения, хуже общается и меньше склонен к состраданию. Человек же, свободный от лидерской роли, часто лучше слушает, понимает, заботится о гармонии и прощает. Последнее в семье не менее важно, чем принятие решений. Можно назвать второго человека «подчиненным», а можно — «альтернативным лидером»: лидером в сфере отношений и эмоций. Это просто вопрос употребления слов. Возможно, во многих (но не во всех) семьях мужчина склонен занимать роль того, кто принимает решения.

Но это никогда не дает мужчине повод качать свои права. Мужу из нашего примера можно посоветовать повнимательнее прочесть венчальное чтение из Послания к Ефесянам. Там и мужа, и жену призывают к добровольному (! — это значит, его по определению нельзя требовать от другого) служению друг другу. А мужу сказано: будь готов отдать свою жизнь за жену, но не сказано, что он обязан добиваться от нее послушания. И когда муж настаивает на своих правах, он скорее отрицает, чем утверждает, то, к чему призывает мужей апостол.

И наконец, самое важное, чего не понимают эти супруги: они вовсе не борются за правду. Они просто играют в широко распространенную супружескую игру — в борьбу за власть.

Борьба за власть

Такая борьба неизбежна для любой пары. Она необязательно выглядит как борьба двух эгоизмов — кто-то может искренне верить, что «так правильно» и что он просто заботится о благе семьи и другого. Тактики тут бесконечно разнообразны, от прямого насилия до тонкой игры на чувстве вины, а цель всегда одна и та же: изменить другого человека. Если такая борьба окончится чьей-либо победой, это будет победа над браком.

Влюбленность создает иллюзию одинаковости. Когда ее гипноз проходит, люди открывают, сколь во многом они не согласны друг с другом: начиная с бытовых мелочей и кончая важнейшими вещами. И с этим что-то приходится делать. Практически все люди начинают с попытки любыми способами утвердить свою правду. Им предстоит открыть, что из этого ничего не получается. Им предстоит научиться терпеть свои различия, а потом увидеть, что именно эти различия и есть драгоценное богатство совместной жизни. Это легко сказать, но почти невозможно понять без долгой практики. Так что сначала самые прекрасные супруги просто пытаются изменить друг друга. Психологи говорят, что в среднем это продолжается 7−8 лет.

Борьба за власть похожа на игру в том смысле, какой в слово «игра» вкладывал Эрик Берн. И у всех таких игр есть одна примечательная особенность: неискренность. Люди могут сознательно лгать (о чем-то умалчивать) или просто не понимать, чего они хотят, но в игре они всегда выражают свои желания косвенным образом.

Естественно, это создает порочные круги. Чем больше я хочу во что бы то ни стало изменить другого, вынудить его «понять истину» (обязательно «мою истину»), тем сильнее другой сопротивляется. Мы оказываемся в полном тупике.

Выход тут только в отказе от контроля над другим. Любовь и контроль несовместимы. Из ситуации тупика выводят только односторонние действия, каковым является, в частности, прощение, — попытка изменить себя, а не другого. Оказывается, другой охотнее меняется сам, когда ему этого не навязывают или даже когда от него этого не ждут. А место «хитрой» борьбы за власть должно занять честное общение о том, кто чего хочет. Не для манипуляции поведением другого, но для обмена переживаниями и для поиска совместных решений. Феминистка, о которой мы говорили в начале, могла бы просто сказать мужу, что устает и ей трудно справляться с делами, и попросить помощи. А ее муж также мог бы — без ссылок на свои богословские представления о мужской и женской природе — говорить о том, что его расстраивает. Решать проблемы таким образом сложнее, чем бороться за власть и разговаривать об абстрактных правах, но иного хорошего выхода просто не существует.

Кто же главный?

Ответ на этот вопрос лежит в иной плоскости. Для христианской семьи этот ответ прост. В браке уже есть Глава — Христос. Это может показаться читателю просто благочестивой мыслью, не имеющей отношение к реальности. И действительно, быть может, у пары жизни не хватит на то, чтобы это полностью реализовать. Но уже с самого начала понимание того, что брак не автономный союз двух людей, а что над ним Некто стоит, смягчает (если не упраздняет) вопрос о том, кто главный. Тогда дело супругов не «искать своего», но служить друг другу. Тогда каждый делает главным не себя, а другого, и никто не настаивает на своем — даже на самом «правильном» своем. Тогда наши отличия: отличия мужчины и женщины и тысячи других отличий между двумя людьми — занимают должное место.

Без этого муж, претендующий на первенство, может стать просто тираном, эгоистом, который пользуется незаслуженными привилегиями. А жена может этому сопротивляться — либо безрадостно подчиниться. Но в браке мы призваны к куда более прекрасным вещам, для чего необходимо остановить борьбу за власть и выйти за пределы вопроса «кто главный?».

http://www.ioannp.ru/publications/99 081