Радонеж | Сергей Белозерский | 05.05.2008 |
Само по себе намерение поддержать умеренных мусульман против экстремистов понятно; в самом деле, война с экстремизмом и терроризмом — это и внутриисламская война тоже, в которой миролюбивые и рассудительные люди среди самих мусульман — наши союзники, заслуживающие и уважения, и поддержки. Нередко так бывает, однако, что благие намерения оборачиваются отнюдь не благими результатами. Есть даже такая английская поговорка — «Дорога в ад вымощена благими намерениями».
Куда благие намерения авторов проекта могут завести нас в этом случае? Дело в том, что действия, выглядящие как покупка лояльности, делают выгодной нелояльность. Почему мусульманские организации получают щедрые дотации от государства, а, скажем, буддистские — нет? Причина обозначена достаточно явно — потому, что в среде буддистов пока нет опасных вооруженных экстремистов, и финансировать лояльное буддистское духовенство в целях борьбы с ними никто не будет. Почему нет государственного финансирования православного книгоиздания и православных учебных заведений? Да по той же причине, самые свирепые из православных экстремистов не пролили еще ни капли крови, а чтобы получить финансовые вливания, надо иметь в своей среде террористов и мятежников. Представим теперь, что экстремизм в мусульманской среде совершенно искоренился; продолжит ли государство щедро выделять средства на мусульманское образование? Очевидно, нет. Делает ли такая политика выгодным избавление от экстремизма? Как раз наоборот. Мы, православные, конечно, не можем говорить о самой возможности смертоубийства и мятежа, но с чисто коммерческой точки зрения это была бы неплохая идея; экстремисты учинят какие-нибудь безобразия, умеренные получат щедрую помощь от государства. Более того, чем более серьезной выглядит угроза со стороны экстремистов, тем охотнее государство будет выделять деньги; такая политика будет поощрять не благоразумных и ответственных мусульманских лидеров, а, напротив, людей склонных к шантажу. Всем любителям детективов известна ситуация, когда сначала банда хулиганов бьет стекла в магазинчике, а потом к его владельцу приходят вежливые, хорошо одетые люди и предлагают обеспечить его безопасность за соответствующую плату, а то ведь в следующий раз побитыми стеклами дело может и не ограничиться. В нашем же случае государство само, по собственной инициативе ищет людей, которые пообещали бы ему безопасность в обмен на деньги. Конечно, такие люди найдутся; только можно ли таким образом обеспечить прочную безопасность? Это весьма сомнительно.
Это становится еще более сомнительным, когда мы видим, как расходуются выделенные государством средства. В аналитической записке указывается, например, что 14.800.000 руб. (более 630 тысяч долларов США) через Рособразование пошли на создание интернет-сайта для развития и обеспечения мусульманского образования. Это в разы превосходит все возможные реальные затраты. Куда ушли остальные деньги, стоит призадуматься.
Идет ли тут речь о плате за конкретную работу или о плате за что-то другое, о простой попытке купить лояльность?
На что в итоге будут употреблены деньги при таком, фактически отсутствующем контроле, сказать невозможно. Будут ли они расхищены и употреблены на чье-то личное обогащение? Это было бы еще полбеды. Контроль за непрозрачными и слабо контролируемыми государством финансовыми потоками как правило захватывают люди жесткие, энергичные и не стесняющиеся в средствах. В мусульманской среде такие люди есть — и это явно не те умеренные мусульмане, которых теоретически предполагается поддержать. Не получится ли так, что государство возьмет на себя финансирование тех самых экстремистов, для борьбы с которыми, теоретически, все и затевается?
Государство обеспечивает соблюдение порядка и законности вовсе не тем, что щедро оплачивает его соблюдение; таких государств не существует, и любое государство, которое попробует это делать, скоро неизбежно развалится. Государство поддерживает закон тем, что неуклонно наказывает его нарушителей. Законопослушные граждане находятся под защитой государства; законопреступники отправляются в места лишения свободы. Это относится к православным, атеистам, буддистам, иудеям — и должно точно также относиться к мусульманам.
Выделение мусульман в привилегированную группу, причем привилегированную на основании наличия в их среде опасных экстремистов, было бы во всех отношениях неразумно. Значит ли это, что никакие формы поддержки традиционного Ислама невозможны? Нет; они возможны в рамках продуманной и последовательной политики государства в области взаимоотношений с религиозными объединениями вообще. Обучение основам Ислама возможно — но в рамках общего для всех традиционных религий подхода, когда детям из православных семей преподают Православие, детям из исламских — Ислам. Мы могли бы воспользоваться опытом европейских стран, где обучение основам религии давно уже входит в школьную программу. Там, где мусульмане составляют значительную часть населения, уже преподаются «Основы Исламской Культуры». Важно то, что их преподавание не является «платой за лояльность» но просто отражает сложившиеся в том или ином регионе духовные традиции. Точно также, как преподавание Основ Православной Культуры не является платой за лояльность, но отражает те духовные основания, на которых выросла наша культура.
Иначе мы окажемся в очень странном положении — наличие экстремистов будет вознаграждаться, а православные подвергнутся дискриминации за то, что не выдвинули из своей среды террористов.