 |
| Фома | Владимир Легойда | 30.04.2008 |
Не стоит, потому что слезинки его остались неискупленными. Они должны быть искуплены, иначе не может быть и гармонии… Не хочу я, наконец, чтобы мать обнималась с мучителем, растерзавшим ее сына псами! Не смеет она прощать ему!..»
Вряд ли кому-то удавалось лучше, чем Достоевскому, передать страшную боль этого вопроса, поэтому нередко и говорят о «карамазовском вопросе». Хотя он, скорее, общечеловеческий — и в том смысле, что не герой Достоевского первым сформулировал этот крик души, и в том, что в жизни каждого человека бывают ситуации, когда разум просто не способен примирить веру в доброго и благого Бога с теми жизненными ситуациями, которые обрушились на тебя, на близких или друзей. Разум не принимает, душа кровоточит: почему это происходит, где же Бог, как Он допускает, где гармония?..
Гармония и мир царствовали в сотворенном Богом Эдеме: люди жили в любви не только друг с другом, но и со всем миром Божьим, в котором изначально не было зла, ненависти и неправды. Но от этой гармонии и мира человек отказался сам, отринув жизнь в Боге и любви и выбрав такую жизнь, когда ведется «война всех против всех» и нередко побеждает не любовь, но хитрость, обман и жестокость, а мучители губят маленьких детей и остаются безнаказанными. Первоначальный мир был утерян, произошла вселенская катастрофа…
Прав Иван Карамазов — слезы ребеночка и его матери должны быть искуплены. Но не наказанием или смертью мучителя ребенка — ибо любое насилие или зло не искупительно, оно может на какое-то время останавливать неправду, но в результате порождает новое зло и насилие. Карамазовская логика не работает, будучи «человеческой, слишком человеческой» — смерть виновника мучений ребенка не вернет матери радости от дитяти, не вернет ребенка. Вселенские катастрофы не исправляются простым насилием.
Зло искупается животворящей любовью. Только жизнью можно победить смерть, и ее побеждает дарующая жизнь любовь Бога-Творца; она возвращает жизнь и соединяет мать с ребенком. И научает прощать. И слезинка ребенка, и все раны человечества были искуплены Самим Богом — искуплены против всей человеческой и нечеловеческой логики: не демонстрация силы и не новое насилие над человеком побеждает смерть, но то, что Бог Сам, добровольно восходит на Крест и принимает смерть, чтобы воскреснуть и Своими страданиями и Своим Воскресением вернуть человеку надежду — на жизнь, на любовь и на прощение.
Слезы искуплены, а мы можем и должны прощать, потому что две тысячи лет назад с Креста на Голгофе прозвучали совсем не карамазовские слова: Отче! прости им, ибо не знают, что делают (Лк 23:34). Это о распинавших Христа, о воинах, которые рядом, у голгофского Креста, в присутствии Бога делили Его одежду — не понимая ни того, что происходит, ни Того, Кто сейчас искупает и их вину. Мы можем и должны прощать, потому что нельзя жить так, как будто этих слов не было, как будто все, что есть в нашем мире — это тотальная вражда.
Но как научиться прощать?
У самого Достоевского есть, как мне кажется, прекрасный ответ Ивану Карамазову. На почти карамазовский вопль одной из пришедших к нему за советом посетительниц («Это убийственно, убийственно!»), старец говорит:
«Без сомнения убийственно. Но доказать тут нельзя ничего, убедиться (курсив мой — В. Л.) же возможно… Опытом деятельной любви. Постарайтесь любить ваших ближних деятельно и неустанно. По мере того, как будете преуспевать в любви, будете убеждаться и в бытии Бога, и в бессмертии души вашей. Если же дойдете до полного самоотвержения в любви к ближнему, и никакое сомнение даже и не возможет зайти в вашу душу. Это испытано, это точно».
Наверное, в эти радостные пасхальные дни особенно важно вспомнить о том, что и все наши грехи, и все наши слезы уже искуплены и что мы призваны любить и прощать. И — самое главное — что только путем благодатного изменения собственной души можем мы обрести мир с собой и с теми, кто нас окружает. Христос Воскресе!
