Благословение | Динара Филиппова | 30.04.2008 |
— Какой ВУЗ Вы выбрали для своей профессии?
— У меня образование филолога-русиста и филолога-испаниста (то есть закончила филологический факультет МГУ по специальности русский язык и по специальности испанский язык). Но работать преподавателем русского языка стала только в Воскресной школе. А всю жизнь преподавала испанский язык в ВУЗах (это мое второе образование). Когда встал вопрос, на какое отделение поступать — на западные языки или русское, решила, что нужно закончить сначала русское, а потом заниматься западными языками и закончила оба отделения. Теоретический курс лингвистики легче усваивать на базе русского языка. Потому что, когда приходят дети после школы поступать на западное отделение с английским или французским языком, они не могут усвоить сложные теоретические понятия относительно иностранных языков, которые понимают дети, занимающиеся профессионально русским языком. Важно знать и понимать, как устроен язык, как функционирует, какую имеет структуру. Выучить это все на материале чужого языка очень трудно.
— Расскажите, пожалуйста, как Вы пришли к вере? Как вера помогает Вам в работе?
Вокруг моего дома находится 11 храмов и монастырей. Я дышала этим воздухом. В музыкальной школе у меня был преподаватель, аспирант Московской Консерватории, который защищался по «Страстям» Баха. Поэтому в 12 лет уже знала, что было четыре Евангелиста, что такое страсти (то есть, страдание).
На первом курсе мы изучали старославянский язык, читали Евангелия.
В 70−80-е гг. в Университете читалось несколько курсов, посвященных Православию. На исторический факультет слушала курс, посвященный источниковедению, то есть восстановлению датировок исторических событий по православным праздникам. Ведь в летописях не всегда указывался год и день, но обязательно праздник. Поэтому историкам, чтобы уметь читать летописи, надо было знать годовой богослужебный круг. С историками я ездила в экспедиции по старообрядческим скитам, где мы отстаивали длинные службы, изучали рукописные дониконовские книги.
Как в такой ситуации не придти к вере? У меня другого выбора не было!
И потом, дети. Не представляю, как можно воспитывать детей вне храма? У меня три дочери: все поют на клиросе, младшие ходят в Воскресную школу, а старшая дочь, студентка первого курса. Не знаю, как можно жить по-другому!
— Каковы Ваши методы преподавания? Как Вы строите урок?
— В Воскресную школу приходят дошкольники. Я преподаю им родную речь и церковнославянский язык для того, чтобы они могли понимать молитвы и все то, что происходит в храме. У маленьких деток всё происходит по периодам. Один из таких периодов, который важно не упустить — это дошкольный. Потому что нравственные понятия, законы любви очень хорошо усваиваются маленькими детьми, так как любовь — это их стихия. Жизнь человеческой души, все оттенки переживаний глубоко ощущаются детьми. Поэтому им нужно помочь закрепить это на вербальном и понятийном уровне, а не только по ощущениям, помочь осознать то, что они чувствуют интуитивно. Жизнь души — это вся русская литература — без базового церковнославянского курса остается частично непонятной. Например, раньше детей дома учили читать по Псалтири и Часослову по-церковнославянски, а только потом они начинали изучать русский язык в школе.
Удивительные дети приходили. Например, я помню, вела урок «Родная речь» и была группа мальчиков (человек 20). Был урок накануне Дня защитников отечества. Спрашиваю: «Дети, что такое Отечество?» Все молчат. Пытаюсь подсказать: «А как твое отчество?» — молчат. Тогда говорю: «Все знают молитву „Отче наш“. Что означает слово „Отче“?» Молчание. Они не понимают связи «отечество- отче». И на уроке «Родная речь» приходится им это объяснять, формировать понятия Родины, отечества. Это такие понятия, которые в школе обычной не объясняют. Получается, что Воскресная школа как бы дополняет обычную школу в патриотическом воспитании, что очень ценится мальчиками. Уже через год обучения мы с ними читаем отрывки из «Сказания о Мамаевом побоище», из жития святого преподобного Сергия Радонежского.
— Почему в языке наступают изменения? Становится ли язык, изменяясь, лучше? Мне кажется, что изменение языка — процесс неровный. Язык — как река, то плавно несущая свои воды по глади равнин, то низвергающаяся водопадом в горных ущельях. Изменения языка как знаковой системы, его звукового строя зависимы от состояния общества. Это так?
— Да, безусловно, изменяется жизнь, меняется и язык, потому что язык отражает жизнь. Язык — это система.
— Язык всегда совершенен для общества, которое им пользуется. Меняется жизнь, потребности людей, меняется и язык. Как Вы считаете, преобразование языка — это его старение?
— Нет, преобразование языка — это не старение. Язык не может ни стареть, ни молодеть. Он может только обедняться, потому что у людей обедняется их жизнь, мышление, представление о красоте.
— Современный русский язык характеризуется упорядоченностью фонетики и грамматики, строгими нормами, например, орфографическими правилами. Какое место в языке занимает норма?
— Нормы цементируют речь всего общества и противостоят диалектному многообразию и просторечью. Новшества зарождаются в употреблении, а норма их сдерживает и некоторые закрепляет. Норма подвержена влиянию, прежде всего свободной разговорной речи, которая наиболее динамично отражает изменения в жизни.
— Допускается ли вариативность норм, ведь норма — это регулятор, обеспечивающий стабильность литературного языка?
— Да, конечно. Например, свёкла — свеклa, твoрог — творoг. Но вариативность норм обычно не избыточна и отражает стилевое разнообразие.
— Интересно, что русские люди сегодня не могут читать свободно написанное даже в XVII веке, а чтобы прочесть рукописи старше XIV века, должны специально учиться. В чем же заключается трудность? Ведь все-таки это один и тот же русский язык!
— Трудность состоит не столько в старой азбуке, но именно в непонимании реалий, понятий и отношений языка.
Раннее преподавание церковнославянского языка в Воскресной школе привело к неожиданным результатам, что меня поразило: дети, которые начинают читать по-церковнославянски до семи лет, очень хорошо чувствуют и понимают произведения Державина, Ломоносова. Для них это перестает быть древностью. Что здесь происходит? Поэзия, написанная до XVII века, отражает жизнь души. Такие понятия как милосердие, сострадание — это все понятия, заложенные при чтении Священного Писания на уроках церковнославянского языка. Литература XVII — XVIII веков отражает внутренний мир души человека. Люди не язык не понимают, а то, что скрыто за языком, то есть сферу тонких чувств и переживаний, которая им не знакома по опыту. Если, например, сейчас мы попробуем прочитать по-русски «Пользование по управлению самолетом», то для нас это будет сложно, поскольку мы этого не видим и не знаем. Так и здесь. Не увиденное, не пережитое, не испытанное понять невозможно, даже и по-русски.
— Церковнославянский язык — очень древний, ему больше тысячи лет. Это близкий и родственный язык древнерусскому, но освященный Благодатью Духа Святого. Можно противопоставить эти языки, ведь развивались они самостоятельно? Или они сосуществуют?
— Церковнославянский язык — это письменный язык переводов греческих книг, выполненных святыми равноапостольными Кириллом и Мефодием. Этот язык был создан для всего православного славянского мира: для жителей Македонии, русского народа, чехов, болгар. Поэтому я не могу сказать, что у них разные системы. Просто, один язык — письменный, а другой — живой и развивающийся.
— Какие Вы видите проблемы современного русского языка?
— Самая главная проблема — вспомнить, что у человека есть душа и что в ней происходят изменения, знать, как все это называется. Например, когда пытались переводить по-английски святителя Тихона Задонского, не нашли эквивалента ни для русской кротости, ни для смирения (а самая распространенная русская фамилия — Смирнов — то есть отражает свойство русской души). А раз нет слова — нет и понятия, переживания, нет и такого душевного состояния.
— М.В. Ломоносов отметил такие черты русского языка, как великолепие, пристойное испанскому (с Богом говорить), живость — не хуже, чем во французском (с друзьями беседовать), крепость — как в немецком, сверх того — богатство, сильную в изображении краткость греческого и латинского языков.
Н. В. Гоголь дивился драгоценности русского языка: что ни звук, то подарок; все зернисто, крупно, как сам жемчуг, и иногда название драгоценнее самой вещи.
По Гоголю, сердцеведением и мудрым познанием жизни отзовётся слово британца; лёгким щеголем блеснет и разлетится недолговечное слово француза; затейливо придумывает свое, не всякому доступное умно-худощавое слово немец; но нет слова, которое было бы так замашисто, бойко, так вырывалось бы из-под самого сердца, так бы кипело и животрепетало, как метко сказанное русское слово!
Каково на Ваш взгляд главное богатство русского языка?
— Возможность отражать все сложное многообразие жизни: ремесла, науки, искусства.
А главное же богатство нашего языка — это, конечно же, Православие!
Беседовала Светлана Варварина
Язык — это и историческая святыня, и действующее орудие, требующее сознательного и бережного обращения. Русский язык — плод многовекового творчества и труда великого русского народа. Поэтому долг каждого русского — знать, любить и хранить свой язык, чтобы передать его во всем богатстве следующим поколениям. А в первую очередь необходимо беречь церковнославянский язык, потому что это ядро русского языка, ядро, которое на протяжении тысячелетий остается в нетленном виде! Ведь именно на церковнославянском языке заложены все основные понятия нашей жизни.
Об этом нельзя забывать ни школьнику — на уроке, в разговоре, дома или на улице, ни писателю, ни инженеру, ни артисту…
http://blagoslovenie.su/index.php?option=com_content&task=view&id=219&Itemid=43