 |
| Богослов. Ru | Cвященник Александр Задорнов | 19.04.2008 |
Youth Without Youth [Молодость без молодости] (2007). Director: Francis Ford Coppola. Writers: Francis Ford Coppola (screenplay), Mircea Eliade (novella). Release Date: 15 May 2008 (Russia). Runtime: 124 min. Country: USA / Germany / Italy / France / Romania. Company: American Zoetrope.
Коппола снял свой последний шедевр. Не в том смысле, что дождаться нового от семидесятилетнего мэтра уже безнадёжно — сам фильм невозможно превзойти. Хотя и творческая жизнь мастера небезгранична — с момента выхода предшествующего фильма о нелёгкой адвокатской доле («Благодетель») минуло уже десятилетие, что уж вспоминать о временах «Крёстного отца» или «Дракулы».
Собственно, время — это и есть главный герой нового фильма. Точнее сказать — возможность его преодоления, если быть совсем точным — мучительное нежелание смириться с симметрией и связкой времени и смерти (недаром фильм открывается чередованием часового маятника и оскала человеческого черепа).
Интрига фильма не только в том, что снят он по, скажем откровенно, не самой выдающейся прозе Элиаде (русскому читателю повесть известна в переводе Анастасии Старостиной в издании: Мирча Элиаде. Под тенью лилий. М., Энигма, 1996). К тому же, экранизировали прозу румынского учёного и ранее, причём вещи беспроигрышные для кинематографа — французы сразу после смерти Элиаде сняли «Бенгальские ночи» с Хью Грантом, в 90-е на родине автора появилась «Девица Кристина».
У Элиаде главный персонаж — жадно тянущийся к знанию учёный, для которого, как у Авиценны, «Ангел Знания и Ангел Откровения совпадают». Переполняющее его знание таково, что интриги румынских, немецких или американских спецслужб кажутся настолько из другого мира, что мысль читателя даже не следит за этим сюжетным поворотом.
Образ героя в фильме Копполы усложнён темой двойника. Это не «тёмный двойник» в гоголевском стиле, сепарация от которого — часть инициатической практики, столь подробно и неоднократно описанной тем же Элиаде. Но это и не портрет Дориана Грея, сопровождающий своего нестареющего или, вернее, вернувшего молодость хозяина. Скорее, режиссёр делает двойника профессора Доминика Матея помощником в саморефлексии. Неслучайно столь часто здесь появляется зеркало, в осколках которого в итоге двойник и пропадает.
«Рефлексия» и есть ключевое слово для понимания разницы между текстом Элиаде и фильмом Копполы. Румынский феноменолог религиозных явлений и американский мастер языка кино несопоставимы именно по причине несовпадения стиля мышления. Совпадают они только в одном: оба не любят метафизику.
Здесь читатель, сколько-нибудь знакомый с текстами Элиаде, должен возразить: как сей автор может оказаться антиметафизиком? Четырёхвековая рационализация мира снова приводит сегодня к вопросу о том, действительно ли мир соответствует нашим представлениям или же за ним скрывается Неведомое. Это связано с проблемой философии как метафизики, которая и есть — заглядывание за горизонт обычного человеческого представления. Онтология метафизики (скажем, гегелевская диалектика) и теологическая метафизика (та же схоластика) пришли к тому, что рефлексия метафизики о самой себе стала гносеологией.
Антиметафизические стратегии в посткантовской философии, не считая пресного позитивизма и «философии жизни», вылились как раз в феноменологию и логический эмпиризм. Первая повелела считать предметом философии не «вещи-в-себе», но феномены сознания, второй объявил любое метафизическое высказывание не имеющим смысла.
Для феноменолога (каковым в области религиоведения, безусловно, был Элиаде) философская рефлексия это не только описание, но и размышление о значимости феномена, подвергшегося дескрипции. Философская рефлексия всегда направлена на открытие значимости предмета. Ведь ещё Кант не только описывал феномены (а дескриптивных пассажей у него множество), но и выделял наиболее значимые из них. Поэтому его трансцендентальная рефлексия есть, поэтому, рефлексия об основных понятиях представлений и их смыслах. Это рефлексия выявленного, эксплицированного смысла. Тем самым Кант ограничил философию лишь явлениями и представлениями, ограничиваемыми непознаваемыми «вещами-в-себе».
Но ведь человек живет не в мире «вещей-в-себе», но «вещей-для-человека», в мире вещей опыта и значит — смысла. Задача философии — открыть этот смысл мира представлений. Именно смысл и его выявление в мире опыта позволяет людям сотрудничать с миром, ведь смысл образуется не путём нормативного присвоения, а путём консенсуса. В отличие от феноменологии современный ему неопозитивизм также считал, что философия должна заниматься описанием, но — внешних позитивных фактов. Ведь язык — это не только средство коммуникации и описания, но и средство понимания между людьми.
Отсюда — тот «лингвистический поворот», что привёл от Витгенштейна к структурному анализу и семиотике, для которой рефлексия должна заниматься не представлениями, но предложениями. Рефлексия — такая тематизация языка, где совпадают внутреннее и внешнее и тем самым решается проблема интерсубъективности. Языком здесь выступает любая система знаков, в том числе — кинематографическая.
Именно поэтому всё, что происходит в пределах двух сакральных точек повести и фильма — и есть те феномены сознания, рефлексия над которыми происходит внутри главного героя, почему и возможно их феноменологическое или кинематографическое описание. Скупость стилевых приёмов Элиаде допускает лишь немногие намёки для читателя. Так, упомянутые сакральные точки времени действия повести — это промежуток времени от Пасхи до Рождества 1938-го года. От удара молнии в пасхальную ночь герой преображается и возвращает себе молодость, проживая новую жизнь в течение ещё одной трети века. В рождественскую ночь он возвращается в покинутый им год и город, чтобы там «погрузиться в ясность и покой».
Туда же вернулся, спустя несколько лет после написания повести, её автор, православный христианин и американский профессор. Туда же ведут все нити его текстов — даже для тех, кто, как Коппола, способен их лишь отображать.
