 |
| Храм Рождества Иоанна Предтечи на Пресне | Дарья Матвеенко | 17.04.2008 |
Древомыслие и народное молитвотворчество составляют тайный орнамент, воплощение молчащих символов. В безусловном художественном мире соединяются молитвенное созидание и молитвенное созерцание, сила замысла распространяется на подвижные образы, на искусство, созданное по образу и подобию творения!
Поэзия — последний колос, являющий собой все плодотворчество и плодотворение полудремных полей, лесов, рек. Все это в полной мере воплотилось в открытом, словно ветер, образе поэта-вестника Сергея Есенина.
Зеленая церковь природы, «алый свет зари», (алый-искушение красного) представляют Вечную женственность поэзии берез и утончение ее сущности. Созерцание таинства наполняет каждый порыв Есенина, происходит одухотворение творения. Он слезно воспевает природу-удел Бога! Из купели словесного творчества выходит человек, примиряющий себя со стихией по-новому: он воспринимает водную стихию как водосвятную, видит умаление огненной стихии в церковной лампаде, святую землю помещает в ладанке и открывает пространства крестным знамением.
Говоря о человеке, как о существе, познающем свое существо, Есенин невольно подводит к тому, что именно с пришествием Христа, на святом водоразделе истории установилось полное примирение пространства. Если запечатлеть жизнь человека в жесте, то этот жест окажется земным поклоном, дающим начало и завершение «творческой ориентации человека». Пуп земли — это Логос, начертание всегда горит во своде Логоса, выявляя незримые оковы пространства. Срывая плоды Божественного творчества, мы сеем зерна для птиц небесных. А в образе, ждущем зерна- покаяние птиц земных. Купол накапливает и удерживает энергию пламени, сам же пламень — удержанное дыхание, вздох. И в этой дымке созерцанья человек пытается вступить в творческую полемику с Богом.
С каждой алфавитной буквы начинается молитва, и, на какой бы стадии понимания человек ни находился, воздух, которым он дышит, всегда стремится в купол пространства соборного уединения.
Поэтические строки Есенина насквозь пропитаны купольным воздухом, древесным цветом иконописания. «Опрокинутость воздуха и земли» напоминает промежуточное состояние между замыслом и актом творения, фиолетовую бездну, которая, также, как и поэзия, тяготеет к искупительно-красному узорешению.(Как известно, фиолетовый цвет обладает двойственностью, находясь на грани живого красного и мертвого синего, словно это первоцвет святой неопределенности). Но первозданность имени всегда превозмогает губительное смешение и мертвенность. Упоминавшийся древесный цвет сохраняет земные шаги Спасителя.
Именно это природно-земное, гласные звуки человеческого сознания, сопровождают человека к роднику его родины.
Человек с первозданным (мирозданным) умом пытается уподобить нечто глобальное обиходному или постоянно встречающемуся предмету из калейдоскопа своего миропонимания, а когда данный масштаб не может быть охвачен в буквальном смысле подобным образом, человек стремится уравновесить творческий хаос мыслей с нетронутым поиском хаосом. В православном калейдоскопе миропознание представляется как миропомазание, идущее благословение изнутри, дабы пролить свет на те или иные объекты сосредоточения.
Пиком такого миропомазания является просвещенная молитва, иначе говоря, покаянная, в ней открывается седьмое чувство-ключ Марии, позволяющее прозревать соответствие небесным уровням венца собственного творения. Творческие грани естества явлены человеку только в л и т у р г и ч е с к о м сне, когда задействованы все органы чувств, когда открыта для прозрений духовная немощь.
Есенинская природа — осенний лес преддверия, место, с которого «Затерялась Русь», пребывая теперь в «тоске журавлиной» в «голубиных облаках»:
Полюбил я тоской журавлиною
На высокой горе монастырь.
Это чувство высшего примирения (венчания) неба и земли, чего так жаждал песенный дар Есенина.
Чахнет старая церквушка,
В облака закинув крест.
Вновь предстает образ ключа от Богоподобной страны, коей заря-«молитвенник красный», грусть — «пастушеская», а «кроткий Спас» — всегда Рождественский и Пасхальный.
Цвет радуницы (поминальный цвет) лежит «особой метой» от края к свету Голубой ризницы — Руси.
Все три образа «существа творчества» (Сергей Есенин выводит заставочный, корабельный и ангелический) приходят к Евангелическому. Крест Марии — вот что очерчивает окружающее пространство поэта. Есенину удалось стяжать иконное в своем п о э т о п и с, а н и и, р о д о с л о в и е народа, увековечить его властью любви, которая всегда от Бога. Без сложившейся иконы мира невозможна четко сложенная картина, в этом смысле мир действительно мозаичен! Определение творческого пути Есенина можно заключить в трех словах: Перед Лицом Бога. «Осел христианства» — воплощение единоустремленной тварности, коей дано славословить Бога без слов и чувствовать Его в большей степени, чем человеку. В этом таинстве прямой благодати стерты границы иерархии, достигается полнота «Божьего терема». Идущая по облакам — Вечная Женственность поэзии, ее Неувядаемый цвет масличной ветви благословляет невозведенный доныне храм Прощения Господня.
Любовь Есенина к страстотерпной русской земле, к земле, что по природе мироносица, простирает ее границы, точно также икона проступает из риз в своем п р, а я в л е н и и родовым окном. Оберегая крестоцвет поэзии, поэт припал к Древу среди берез, обращаясь к его куполу, слыша внутренний мир земли.
