Известия | Юрий Снегирев | 10.04.2008 |
Но в среду в Погановском овраге произошло еще одно чудо. Затворники, которые еще недавно напрочь отказывались общаться, сами позвали журналистов и рассказали, как все было.
Вот что рассказал Виталий Недогон. В ноябре, когда 39 погановцев прочно окопались в пещере, от обезвоживания умерла Мария — прихожанка из Бреста. У нее в Белоруссии осталось двое взрослых детей. В феврале ушла в мир иной 56-летняя Тамара из Благовещенска. Она скончалась от рака. У нее есть племянница Елена, которая продолжает сидеть под землей рядом с трупом тети. Ни одной фамилии сидельцы не знают — обращались друг к другу по именам.
Наша встреча с затворниками походила на детектив. Новость пришла ночью. Журналисты «сыграли подъем» и галопом побежали к оврагу, где находятся последние 11 (или 9?) сидельцев. Нам чудились спасательные работы и экскаваторы. Но была тишина. И темнота. Заблудились, конечно. Только на рассвете вошли в Погановку. И тут неожиданно к нам подошла крестьянка.
Женщина прошептала:
— Журналисты, вы случаем не Виталия Недогона ищете?
— Его!
— Он ждет вас в том доме…
Дверь открыла старушка в черном. Молча проводила нас в светелку. Недогон от волнения теребил свою редкую козлиную бородку. Левый глаз его наполовину карий, наполовину серый. Но взгляд добрый, без злобы.
— Я решился на интервью только потому, что чувствую: нас хотят разлучить! — заявил он «Известиям». — Приехали двое на машине с черными стеклами. Говорят: собирай своих и по двое в сельсовет для дачи показаний. Я им говорю: «Берите здесь показания». А они: «Там компьютер установлен». А я отвечаю: «Ноутбук на что? Вот розетка! Это мы электричеством не пользуемся. А вам-то можно, наверное… Мы договаривались с начальством местным, что нас трогать не будут». — «А эти — местные нам не указ». Я вот заявление написал. Выражаю протест. Разлучат нас, потом кто случайно от желтухи помрет, кто под машиной, а кто в психушке! Только присутствие прессы дает надежду.
Недогон говорил разумные вещи.
— А как сестры преставлялись? Что говорили напоследок?
Тут крохотная 78-летняя матушка Антония (пока погановцы коротали время в пещере, ее тоже записывали в число лидеров), сидевшая мирно на сундуке, пожелала поучаствовать в пресс-конференции:
— Говорите громче! У меня аппарат! Так вот: хорошо они ушли. Марию — первую — похоронили рядом с алтарем. Она держала «сухой» пост. Это когда нельзя пить воду. Выдержала 40 дней. Но не хватило сил. Мы хотели напоить сестру святой водичкой. Но она отказалась. У Тамары рак был. Мучилась, но не проронила ни звука! И умерла тихо, с улыбкой. В полном сознании. Только просила: «Сестры, читайте»! И мы читали молитвы. Дьявола отгоняли! Мы ее положили в бывшей спаленке. И присыпали песочком. Запаха не чувствовали! Это значит, они в рай попали! Я мечтаю так умереть!
Описывать жуткие события продолжил Недогон.
— Келью, где покоится тело Тамары, мы решили сделать постоянным склепом. Она была влажной, и там живым было неудобно лежать. Тамара и сейчас там. А вот Марию присыпало обвалом. Мы ничего не скрываем.
— А что произошло с Петром? — спрашиваю. — Следователи говорят: самоубийство…
— Ну, мало ли что говорят, — ухмыльнулся Виталий. — Чурбаком по голове можно себя ударить. Но не семь же раз! Не скрою, он сам просил, чтобы я убил его. Я отказался. Ведь мы были с ним одно целое. Сейчас он снова со мной -астральная связь налажена. Петр пришел к нам в пещеру летом. И открытку принес. С обратным адресом, но без печати. Она пришла в Беково на имя его тетки. Там было написано: «Ты монах скинееретический Максим! Тебя ждет суд и кара небесная!» И подпись — уполномоченный по инквизиции иеромонах Тихвинского монастыря Аркамада. Петр плакал и приговаривал: «Убьют Петра! Убьют Петра!»
(Судя по всему, история с открыткой была чья-то неудачная или злая шутка. Во-первых, инквизиции ни в Тихвине, ни в РПЦ вообще нет. Во-вторых, смущает имя подписавшегося — Аркамада созвучно имени Торквемада — основателя испанской инквизиции, отличавшегося небывалым размахом репрессий.)
— Где сейчас эта открытка?
— У сына моего, Сергея. (В среду мы просили Сергея найти открытку. Но он не нашел. Или сделал вид. — «Известия»)
Тут опять вмешалась матушка:
— Зачем рассказываешь? Ведь говорил, что не надо…
— Да они все равно прознают. Истину не утаишь. У меня главная цель — предупредить всех, что конец света близок.
— А не хотите в Москву? Выступить по телевидению. В прямом эфире, — начал было мой коллега заманивать Недогона в одно телешоу.
— Вот я — галош. И ты галош! И ты! — Виталий указал на меня. — Чем наполнишь, то и получится. Маслом наполнишь — одно. А г… - совершенно другое… Что я там скажу?
Мое воображение живо нарисовало, что представляет Виталий о нашем с коллегой наполнении, и я немного потупился.
— Проповедовать можно отовсюду. И с Москвы и из пещеры. Хотя сам лично считаю, что нет никакой необходимости сидеть им там. Но если они так решили, — пусть!
— Да, да! — встрепенулась Антония. Ее ножки в чувяках не доставали до пола. — Мы все выходили добровольно! Иначе живыми бы не вышли.
— Я, конечно, там психанул, — продолжает Недогон. — Выстрелил. Каюсь. Cитуация какая была? Переговорщик, мне сверху в трубу говорит: давай казацкие песни петь! Ты казак и я казак. А я слышу, сверлят стену. Чтобы газ пустить. Чтоб нас на посмешище буддистов или мусульман выставить. Нас и из космоса сверлили. И ультразвуком! А мы сядем на канистры с бензином и готовимся поджечь себя, только бы не позор!
Тут Виталий умерил пафос:
— Кофейку не хотите?
Пока мы ставили чайник, он, потупясь, спросил меня:
— А у тебя рыбки нету? Хочется рыбы очень. Только не думай, что за интервью. Просто по-братски. И масла — чтобы пожарить. Нет так нет.
Я метнулся в сельпо.
— Только чтоб штрих-кодов не было! — услышал вслед.
На минтае их не оказалось. На масле тоже. А вот с банки кофе пришлось зубами срывать этикетку. Когда я добежал до конспиративной избы, у крыльца стояла «Нива» главы района Владимира Провоторова. Почуяв неладное, я вошел в сени. Из-за дверей было слышно, как оправдывается Недогон. Я дождался героя дня на крыльце. Вручил сумку. Недогон долго жал руку. И было видно: не за рыбу. За внимание. Простое, человеческое. Потом вздохнул:
— Рыба потом. Сейчас поедем на переговоры в овраг. Вдруг сегодня выйдут?
Я пожелал успехов.