 |
| Официальный сайт Нижегородской епархии | Протоиерей Леонид Грилихес | 11.04.2008 |
— Отец Леонид, как вы пришли к гипотезе о том, что Евангелие от Матфея было написано раньше Евангелия от Марка и притом на древнееврейском языке?
— Когда я приступал к этой работе, у меня и мысли не было о каких-то гипотезах или книгах. Я просто читал Синопсис, изданный на греческом языке, где Евангелия напечатаны в параллельных столбцах. Читая параллельно Евангелия от Матфея и от Марка, я заглядывал, естественно, в Евангелие от Луки. Но меня в первую очередь привлекли первые два, причем именно те места, где они сближаются почти дословно при наличии минимальных грамматических разночтений. Я стал замечать, что существует ряд очень характерных разночтений, которые повторяются на протяжении всего текста, выстраиваются в определенные группы. Например, Матфей очень любит вводить повествование при помощи «кай иду» — «и вот», а Марк в параллельных местах почему-то избегает этого выражения, хотя остальной текст практически идентичен матвеевскому. Таких мест в Евангелии от Матфея насчитывается примерно двадцать восемь, у Марка они не встречаются ни разу. Регулярность этого разночтения, казалось бы, не очень существенного, заставила меня задуматься о том, что это не случайно.
С другой стороны, в Евангелии от Марка постоянно встречается макролексема, при помощи которой он вводит свое повествование, «эвтюс» — «тотчас», это одно из его любимых слов. В параллельных местах у Матфея оно отсутствует. Кроме того, авторы этих двух Евангелий по-разному вводят прямую речь. Матфей любит употреблять причастие от глагола «лего» — «говоря». Марк тщательнейшим образом этого избегает и пользуется другими словами. По-разному они употребляют артикль и т. д. В общем, наблюдая все эти места, я стал замечать, что те особенности греческого текста, которые обнаруживает Евангелие от Матфея, могут быть очень легко объяснены, если предположить у них некий еврейский бэкграунд. Потому что, действительно, в еврейском языке очень любят вводить повествование при помощи слова «вэгинэ» — «и вот».
В еврейском языке также есть специальное слово «лэмор», которое вводит прямую речь и, как правило, начиная с Септуагинты, переводится причастием от греческого глагола «лэго» и т. д. А те особенности, которые обнаруживаются в Евангелии от Марка, хорошо объясняются, если предположить, что за его греческим языком стоит арамейский оригинал. В частности, за его излюбленным греческим «эвтюс» может стоять «бэдаин», которое примерно с такой же частотностью употребляется, скажем, в арамейских главах Книги пророка Даниила или в арамейском апокрифе на Книгу Бытия, который был обнаружен в середине ХХ века в Кумране. Таким образом, суммируя все сказанное, можно утверждать, что многие разночтения между Евангелиями от Матфея и Марка объясняются достаточно просто, если предположить, что за греческим вариантом первого стоял еврейский оригинал, а второго — оригинал арамейский.
— Какова была языковая ситуация в то время в среде, где создавались эти Евангелия?
— Надо сказать, что оба эти языка — еврейский и арамейский — использовались не только в качестве письменных, но и разговорных в Палестине того времени. До середины ХХ века в основном считали, что разговорным языком был арамейский, все ученые склонялись в пользу этой версии. И все семитские реконструкции Евангелий, которые осуществлялись в это время, как правило, делались на арамейский язык — считалось, что раз Господь и апостолы происходят из Галилеи, следовательно, они должны были разговаривать на галилейском диалекте арамейского языка. Но когда в середине ХХ века, начиная с 1947 года, были открыты кумранские рукописи, которых сегодня насчитывается порядка 800 книг, выяснилось, что большая часть из них написана по-еврейски и значительно несопоставимо меньшая — по-арамейски. Кроме того, были обнаружены личные письма лидера еврейского восстания Бар Кохбы (в 135 году по Р.Х.), тоже составленные на иврите. Правда они написаны уже не на библейском иврите, а на его разговорном варианте. Все эти свидетельства показывают, что иврит, по крайней мере в Иудее, и прежде всего в Иерусалиме, сохранялся в качестве разговорного языка еще до II века по Р.Х. И в настоящее время в тех работах, которые посвящены разговорному языку Палестины времен Спасителя, конечно, учитывается иврит. Причем он существовал в двух вариантах: как литературный язык Священного Писания, на который могли ориентироваться стилистически, особенно при составлении письменных памятников, и как разговорный, который в значительной степени отличался от литературного.
В Евангелии от Матфея, в частности, обнаруживаются гебраизмы не только библейского иврита, но и отражающие живой, разговорный язык времен Спасителя. Например, в библейском иврите слово «паним» имеет значение «лицо» или «поверхность», в постбиблейском языке оно приобретает дополнительное значение — «образ действия». Когда Господь говорит: «Лицо неба вы умеете распознавать», понятно, что это гебраизм, но не библейский, а отражающий поздний живой язык. Ну и существует масса других примеров, которые обнаруживают в Евангельских текстах не просто гебраизмы, а именно мишнаизмы, то есть проявления живого разговорного языка.
Если говорить об иврите, то после вавилонского пленения, вероятно, разговорный язык начал отличаться от письменного. Иудеи писали, ориентируясь на более древние классические образцы, а говорили на несколько ином языке. Это заметно в кумранской литературе, которая стилистически ориентируется на библейские образцы, но лексически в ней очень много появляется более поздних слов. И после Рождества Христова иврит как разговорный язык продолжал сохраняться. Такая же ситуация сохраняется до сегодняшнего дня в арабских странах: все арабы всех стран пишут на кораническом языке, языке культуры, а говорят на различных разговорных диалектах.
— Кому было адресовано Евангелие от Матфея?
— Мою уверенность в том, что за Евангелием от Матфея стоял некий еврейский оригинал — устный или письменный — укрепили и свидетельства некоторых отцов Церкви. Дело в том, что до наших дней сохранилось одно из самых древних свидетельств, которое принадлежит Паппию Иерапольскому (начало II века). Он сообщает, что Матфей написал свое Евангелие по-еврейски (правда называет его греческим словом «логия» — изречения), переводил же их каждый, как мог. Вслед за Паппием все церковные деятели, писавшие на эту тему, утверждали, что Матфей написал Евангелие по-еврейски. То есть моя гипотеза не противоречит древней церковной традиции. Если это так, то кому оно было посвящено? Понятно, что только тем людям, которые говорили на еврейском языке, для которых он был живой, понятный, естественный. Это иудеи, евреи, которые жили в Иерусалиме. А если мы примем во внимание, что Иерусалимская церковь — это церковь апостолов, в Иерусалиме жили люди, которые еще помнили Христа, то становится понятно, что это Евангелие написано не с целью сообщить что-то новое, а с целью зафиксировать уже существующее предание. Потому что Иерусалимская церковь — то место, где это предание сохраняется. Евангелие от Матфея обращено не к тем людям, которые ничего не знали о христианском предании, а к тем, кто, наоборот, владеет этим преданием. Поэтому мы видим, что многие вещи в нем изложены достаточно схематично, конспективно, читателям не нужно все растолковывать — они знакомы с политической ситуацией, знают историю, Ветхий завет, то, что происходило с Христом.
Для Матфея достаточно сказать о Христе, что «Он пришел в город Свой», то есть предполагается, что те, к кому он обращается, знают, о каком городе идет речь. Или когда, скажем, Иоанн Креститель обличает Ирода за то, что он взял в жены Иродиаду, Матфей пишет: «Недостойно тебе взять ее», предполагая, что все понимают, о ком идет речь и почему недостойно и т. д. Потом, в Евангелии от Марка, мы увидим, что эти вещи будут истолкованы и очень конкретно объяснены: «город свой» — Капернаум, «ее» — «сестру брата твоего». И объясняется это тем, что оно было обращено к язычникам.
Интересен и другой вопрос: как формируется повествование в Евангелии от Матфея? И здесь обращает на себя внимание то, что он постоянно пользуется отсылками к Ветхому завету. Как правило, он о чем-то рассказывает, а потом дает определенную цитату из Ветхого завета, которая вводится через определенную форму («все сие было, дабы исполнилось все, прореченное Господом»). Это так называемые цитаты исполнения. Причем если мы обратимся к таргумам, к еврейской традиции, то увидим, что там эти места тоже понимались как мессианские пророчества. То есть Матфей ссылается не просто на произвольные места Ветхого завета или на те, которые ему кажутся мессианскими, а на те, которые еще до него в рамках древней еврейской традиции понимались как мессианские. Ему важно сказать: то, что мы традиционно понимаем как мессианские места, исполнилось в лице Христа. Поэтому можно предположить, что на первохристианских собраниях читалось Священное Писание, которое ограничивалось для слушателей сводом книг Ветхого завета, но их интересовали в первую очередь мессианские места. Кстати, в то время существовали подборки мессианских пророчеств, так называемые тестимонии, и образцы таких подборок тоже были обнаружены в Кумране. Может быть, апостолы именно ими и пользовались, но можно предположить, что на первых христианских собраниях они читали ветхозаветные пророчества и затем толковали их в свете того опыта, того знания, которое имели уже в истории евангельской.
То есть складывались определенные повествования, которые связывали пророчества с их новозаветным исполнением. Вполне возможно, что в Евангелие от Матфея попадает не вся евангельская история, а только то, что высвечено этими пророчествами. Ему в первую очередь интересно то, в чем апостолы видели исполнение пророчеств. А потом эти толкования могли объединиться в более последовательные повествования.
Интересно, что в Евангелии от Иоанна, которое было написано позже всех, трижды повторяется примерно следующее выражение: «тогда апостолы не поняли, позже они поняли и поверили в то, что написано в Писании». Здесь можно увидеть ретроспективное указание на то, что повествование соответствует пророчествам из Писания. Поэтому возникает ощущение, что Евангелие от Матфея создавалось именно в Иерусалиме, в иерусалимской общине, в которой сохранялась традиция, и оно фиксирует эту традицию. Понятно, что объем традиции всегда будет больше, чем объем письменной фиксации.
— А к какой аудитории было обращено Евангелие от Марка?
— Если исходить из того, что оно было написано по-арамейски, значит, к арамеоязычным слушателям. Возможно, жителям Антиохии, где была большая христианская церковь наряду с грекоязычной, — там жили и греки, и сирийцы. В Евангелии от Марка мы видим уже большое количество коррекции текста под языческих слушателей. Кстати, тот же Паппий, когда говорит о Евангелии от Марка, сообщает, что его записал Марк со слов апостола Петра, поскольку сам Марк не следовал за Христом, а апостол Петр пытался приспособить свои повествования к нужным слушателям. Здесь мы видим, что из текста убраны все цитаты исполнений: поскольку язычники не знакомы с Ветхим заветом, для них это неактуально, без этого можно обойтись. Здесь вообще обнаруживается масса деталей, характерных именно для языческой среды. Например, если Матфей говорит: «Молитесь, чтобы бегство ваше было не зимой и не в субботу» (суббота — это чисто иудейская реальность), то Марк о субботе уже не упоминает. Мы видим, что его Евангелие обращено к язычникам, которые не знакомы ни с географической ситуацией, ни с политической, ни с религиозной. Зато в нем содержится огромное количество катехитических уточнений.
Я считаю, что Евангелие от Марка не было написано по-арамейски, это была устная проповедь апостола Петра на арамейском языке. Возможно. он по-арамейски пытался изложить своим слушателям Евангелие иерусалимской общины, которое было у него перед глазами. При этом, обладая авторитетом первоверховного апостола, он исправлял, приспосабливал текст к слушателям, чтобы они понимали, о чем идет речь. Марк был переводчиком и мог тут же переводить устный текст на греческий язык, либо все это запомнил и позже (не обязательно в Антиохи, а, например, в Риме) записал то, что запомнил. Паппий сообщает о том, что единственное, о чем заботился Марк, — с точностью описать то, что он слышал из уст Петра. Более того, я даже думаю, что он пытался передать какие-то особенности разговорной речи апостола, поскольку для него это было очень дорого. И мы постоянно видим там очень характерные для арамейского языка словечки типа «опять». Если Матфей пишет: «и вошли в лодку», то у Марка читаем: «и опять вошли в лодку». Греческое «палин» вместо арамейского «тув», которое очень характерно для этого языка. И в целом у Марка очень много повторений слов, которые характерны для арамейского разговорного языка.
— Почему именно Матфей выступил автором главного Евангелия?
— Он был мытарь, то есть, иными словами, ответственный за сбор налогов. Такие люди были образованными, умели читать и писать.
— Кто записал греческий текст Евангелия от Матфея?
— Одни отцы Церкви пишут, что Матфей сам перевел на греческий свое Евангелие, другие считают, что автор перевода неизвестен. Есть масса вопросов, на которые мы не имеем ответа. Единственное, что я могу сказать с уверенностью, что переводчик еврейского Евангелия от Матфея на греческий язык должен был быть знаком с греческим текстом Евангелия от Марка и в этом случае он получал некий готовый вариант перевода для тех мест, где они совпадают.
— Почему еврейский текст Евангелия от Матфея не сохранился?
— Он сохранялся до определенного времени. Его упоминают блаженный Иероним, Евсевий Кесарийский, они говорят, что видели это Евангелие. Позже, видимо, еврейской национальной церкви как таковой не стало, и апостолы стали тем зерном, которое умерло, принеся большой плод, или закваской, которая заквасила все тесто. У них не было задачи создать национальную церковь, поэтому и национальное Евангелие не сохранилось. Пока существовали иудействующие общины, например назореи, было и Евангелие для них. С их исчезновением исчезло и оно. Видимо, евреи, которые принимали христианство, очень сильно ассимилировались вплоть до потери языка. Ведь по большому счету язык можно потерять раньше, чем свою национальную самотождественность. Кстати, существует довольно интересный полемический трактат XIV века «Эвэн бохан», где помещены отрывки из еврейского текста Евангелия от Матфея, и видно, что автор трактата не перевел их с греческого, потому что он иногда даже оспаривает достоинства текста, а текст существовал до него. Некоторые исследователи обнаруживают там параллели с цитатами из Евангелий в Талмуде, показывая, что это древний текст. Но у меня не создалось впечатления, что это исконный текст Евангелия.
— Чего больше в вашей исследовательской работе: логики или интуиции или они работают во взаимодействии?
— Я думаю, что, конечно, в первую очередь это интуиция. Любая реконструкция требует определенной интуиции. Но когда начинаешь анализировать, понимаешь, что существует десяток различных критериев, на которые интуиция опирается и которыми потом себя же проверяет. Ведь необходимо поработать со словарями, исследовать соответствия, статистические данные и т. д. Поэтому, в конечном итоге, интуиция и критическая работа идут рука об руку.
— Какую реакцию ваша гипотеза вызвала у представителей научной общественности?
— Признаться, я не занимался популяризацией книги. Ее могут оценить только те, кто сами не понаслышке знают об этих проблемах и с текстами в руках попытались все это исследовать. Самым первым на мою книгу положительно, с большим чувством отозвался петербургский библеист архимандрит Януарий Ивлев. С большим вниманием к ней отнесся покойный академик Сергей Сергеевич Аверинцев. Более того, эта книга нас познакомила, он связался со мной по телефону и признался, что идея учитывать оба языка — еврейский и арамейский — показалась ему очень симпатичной. Дело в том, что, как правило, те, кто занимается реконструкцией евангельских текстов, сводят все к одному языку. Когда я публично выступаю со своей гипотезой, она возбуждает большой интерес, потому что соответствует древнецерковной традиции и позволяет несколько по-новому осветить все эти вопросы. Обычно, когда речь идет о синоптической проблеме, она решается исходя из внешних данных: объема текста (как известно, Евангелие от Марка самое короткое), композиции, расположения того или иного материала и т. д. Я подошел к ней совершенно с другой стороны, для меня были важны сами формулировки, выражения, языковые данные, то есть содержательные элементы. Тем более что в целом все предшествующие методы не давали стопроцентно достоверного ответа. Теория двух источников, где приоритет отдается Евангелию от Марка, строится не на железном аргументе, а скорее некой сумме впечатлений. Некоторые исследователи признают его приоритет по причине более живого языка, обилия деталей и подробностей. Но в рамках моей гипотезы эти данные приобретают совершенно другое объяснение: живость языка вызвана тем, что это живая проповедь апостола Петра, наличие деталей — желанием объяснить язычникам то, что было понятно жителям Иерусалима. Я ни с кем не пытался дискутировать или спорить. Мне хотелось написать те вещи, которые вдруг стали понятны, которые в ходе моих исследований приобрели определенное очертание.
— Наслаждение, которое получает исследователь, не всегда доступно рядовому читателю. Что может дать знание вещей, о которых вы говорите, обычным христианам?
— Для тех, кто занимается и интересуется библеистикой, библейским и евангельским богословием, это дает очень многое, это принципиальный вопрос. Мы говорим, что между тремя Евангелиями существовала литературная зависимость, очевидно, что евангелисты пользовались текстами друг друга. И очень важно понять, кто у кого что заимствовал? Одно дело, если Матфей использовал текст Марка и вводил туда какие-то свои дополнения, — получается одна интерпретация. А если, наоборот, Марк пользовался текстом Матфея и каким-то образом его редактировал — совершенно другая. В первом случае получилось бы, что Матфей несколько иудаизировал Евангелие (о нем так и говорят), приспособил к нуждам евреев. Во втором — картина иная. В Евангелии от Марка слово «евангелие» встречается гораздо чаще и те требования, которые Господь в Евангелии от Матфея предъявляет ученикам, у Марка распространяются на всех верующих, то есть растет значение евангельской проповеди. И это очень важно понять. А если наоборот, то получается, что Матфей меньше внимания уделял проповеди, что не соответствует историческим данным. В то же время в Евангелии от Матфея больше внимания уделяется церковному строению, обличению братьев, погрешающих против церкви, там, собственно, и появляется слово «церковь». И это естественно для первого Евангелия.
Для тех, кто занимается подобными вопросами, это принципиально. Библия — центральная книга в христианстве, и все, что с ней связано, всегда вызывает повышенный интерес. Откровение — это основа всякого дальнейшего богословия, некий фундамент, на котором строится жизнь Церкви.
Беседовала Светлана Высоцкая
E-mail: vysozkaya@mail.ru
Справка:
Протоиерей Леонид Грилихес в 1984 году закончил Московский государственный строительный университет. В 1985—1986 годах посещал семинар А.Ю. Милитарева по сравнительному языкознанию афразийских языков. С 1986 по 1991 год работал в Государственной публичной исторической библиотеке России. С 1994 года преподает древнееврейский, арамейский и сирийский языки в Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете. В Московской духовной академии с 1997 года преподает древнееврейский и арамейский языки. С 1998 по 2003 год преподавал на кафедре сравнительного и исторического языкознания Московского государственного университета. Заведующий кафедрой библеистики Московской духовной академии с 8 февраля 2004 года. Член редколлегии ежегодника Московской Патриархии «Богословские труды» и журнала МДА «Богословский вестник». Член Синодальной Богословской комиссии Русской Православной Церкви. Рукоположен во пресвитера в 1991 году. С 1992 года настоятель церкви Преображения Господня в с. Остров Московской области. Автор четырех монографий и многочисленных статей и докладов.
