 |
| Вера-Эском | Игумен Игнатий (Бакаев) | 10.04.2008 |
Для этого Церковь и установила посты. Если человек говеет хотя бы по средам и пятницам, он сможет хоть в чём-то взять себя в руки, выключить телевизор, встать на молитву. А многодневные посты, особенно Великий пост, — это если и не полный университет воспитания благой воли, то один курс точно. Перед началом поста есть подготовительный период, когда все действия Церкви настраивают на покаянный лад, каждый христианин ищет, в чём провинился он перед Богом и Церковью, перед ближними и дальними, перед самим собой. Увеличивается число поклонов, а за три дня до начала говения мы начинаем читать молитву Ефрема Сирина: «Господи и Владыка живота моего, дух праздности, уныния, любоначалия не даждь ми. Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любве даруй ми, рабу Твоему. Ей, Господи Царю, даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего». Здесь всё сказано: что надо делать, что делать нельзя. Когда молимся, совершаем земные и поясные поклоны, которых в суточном круге богослужения насчитывается 170.
Начинается пост с продолжительных служб. Более пяти часов они длятся по утрам, около двух часов вечером, с чтением Покаянного канона св. Андрея Критского. При этом мы поначалу отказываемся от варёной пищи, или вообще от любой, первые четыре-пять дней совершается особый подвиг. Всё это в сочетании с поклонами способствует духовному ободрению. И вот что замечательно: народу в храме не становится меньше, наоборот, приток усиливается. Ведь хотя каждый поклон требует усилий, но наполняет радостью, что мы в силах, оказывается, пусть иногда, пусть поддерживаемые братьями и сёстрами, овладевать собой.
Но, увы, даже те, у кого воля пробуждается после расслабления, вдруг обнаруживают, что физически не способны выстоять службу. Каюсь, у меня самого дела со здоровьем некоторое время назад оказались запущены дальше некуда. Вся моя сознательная жизнь в христианстве была много лет подчинена вопросам души, а интересы тела игнорировались, даже поесть забывал, не говоря о чём-то ещё. Чтобы не быть рабом плоти, я старался забыть про неё, и к чему же пришёл? Плоти стало так много, что она начала побеждать. Весу я набрал сто семнадцать килограммов, врачи диагностировали высокое артериальное давление, ишемию сердца, сахарный диабет и прочие неприятности. Перед постом прошёл комиссию в медицинском центре, узнал, какие лекарства мне требуются, но на всё не хватило денег. И слава Богу, что не хватило.
Стал «бегать» на лыжах. Беру в кавычки слово «бегать», потому что с моим весом на бег это мало похоже. С другой стороны, и слово «ходить» не подходит, я старался всё-таки так быстро двигаться, как мог. На спуске читаю: «Господи, помоги!», чтобы не упасть. И на подъёме: «Господи, помоги!» А на ровном месте Иисусову молитву, как во время крестного хода. Трудно было, особенно поначалу. И в сознании всё крутилась мысль: «Может, не дело игумену на лыжах „носиться“». Правда, и на лыжне я не оторван от дел. Со мной телефон, и приходится отвечать на звонки прихожан и служителей нашего храма. Редкий круг обходится без этого. Потом приходит новая мысль: «А хорошо бы побольше христиан встало на лыжи, занялось физкультурой». Нам не хватает физических нагрузок, мы дряхлеем, жалко бывает смотреть на людей.
Вот у католиков есть такая уверенность, закреплённая в их катехизисах, что главное — это умерщвление плоти, высвобождение духа. А святой Григорий Палама учил, что убивать плоть вовсе и не нужно, она — дар Божий, за который нужно благодарить, но и смирять, конечно, владеть ею, как и всяким даром. А когда мы пренебрегаем ею, умерщвляем, то теряем над телом власть. Кто-то может посмеяться: как это — христианин и физкультура. У святых отцов ни о какой физкультуре речи не идёт, и на лыжах монахи древности не ходили. Но у них другое было — труд. Труд и молитва — вот на чём держалось монашество, причём труд был нелёгкий, тело никогда не было в небрежении.
А у нас даже если крепко захочешь, возможностей для здоровой, физической работы на свежем воздухе стало намного меньше. Многие из моих прихожан годами корпят за столами, у них, что называется, сидячий образ жизни. Да и у тех, кто вертит баранку или слесарничает, нагрузки распределены очень неравномерно. Труд стал слишком специализированным. И вот уже сформировался такой странный образ православного человека: склонена на бок головушка, личико бледненькое, тело — хилое. Но таковы ли были иноки Ослябя и Пересвет, отправленные преподобным Сергием Радонежским на Куликово поле? Далеко бы уехали с таким отношением к себе русский крестьянин, воин? Значит, нужно чем-то восполнять. Помню, смотрел фильм «Послушник». Дело происходит в Сибири, и, кажется, тобольский архиерей играет с монахами в футбол. Бегают черноризцы по заснеженному полю, гоняют мяч. Но не развлекаются, а укрепляют себя. Но как редко встречается такое отношение…
Прервалась традиция. Мы — нынешние православные — пришли в Церковь почти одновременно и начали убеждать друг друга, что довольно молитвы, чтения. И началась физическая деградация, не ведомая нашим предкам-христианам. Вспоминаю одну женщину: она была полноватой, обессиленной, но взялась поститься так, как будто всю жизнь коромысла с полными вёдрами носила, рубила дрова, скирдовала сено. Накануне Пасхи её увезли в больницу с прободной язвой, там она и всю Светлую седмицу провела, и едва ли не Троицу там же встретила. Пост, дорогие мои, он не для уничтожения тела установлен, борьба наша не против плоти, а против духов тьмы. Пост учит нас владеть душой и телом, но, чтобы воля пришла в действие, нужны и кое-какие силы.
…Так вот, я сказал, что на лекарства денег не хватило. Но они и не понадобились. После нагрузок на лыжной трассе и недели поста сбросил пять килограммов, артериальное давление снизилось до нормы, сахар в крови тоже начал к ней приближаться. Прости, Господи, что до сих пор пренебрегал телом, которое дано мне Тобой для спасения моей бессмертной души. Слава Тебе, Боже, слава Тебе!
