 |
| Русский дом | Виктор Тростников | 04.04.2008 |
Паны вызвали его и предложили за солидное вознаграждение провести их ближайшим путём к боярину. Тот сделал вид, что согласился стать новым Иудой, а сам тайно послал в Домнино своего зятя Богдана Собинина, чтобы тот посоветовал Михаилу Фёдоровичу укрыться в Ипатьевском монастыре Костромы. А сам повёл поляков в непроходимые болота. Когда они поняли, что крестьянин их перехитрил, он был убит, но время было упущено и план их сорван.
В 1619 году деревня Домнино была подарена наследникам Ивана Сусанина в награду за его подвиг — это был щедрый жест, подарок спасённого им Царя, что подтверждала соответствующая грамота. Заметим для точности, что Сусанин спасал ещё не Царя, а кандидата в Цари — Михаил Федорович по просьбе Земского собора согласился стать Самодержцем Руси только 11 июня 1613 года.
Это внешняя канва произошедшего. Но много важнее понять его духовную подоплёку, проникнуть во внутреннюю мотивацию Сусанина и ответить на вопрос, смогут ли нынешние русские люди повторить его подвиг, если окажутся перед аналогичным выбором? Постараемся разобраться прежде всего в том, за что отдал свою жизнь Иван Сусанин.
Как известно, одна из самых гениальных русских опер, а может быть и первая русская опера мирового уровня посвящена именно Ивану Сусанину. Её автор Михаил Глинка дал ей название «Жизнь за Царя». Ясно, что пришедшие в октябре 1917 года к власти большевики не могли примириться с таким наименованием, поскольку одной из главных составляющих их идеологии был антимонархизм. Но отказываться от такого выдающегося произведения национальной культуры они тоже не хотели, поэтому опера была переименована в «Ивана Сусанина», а в её финале вместо «Славься, славься, наш русский Царь!» приказали петь «Славься, славься, родная страна!». Для людей, которые хорошо знали подлинный текст и привыкли к нему, это было неприятно. Однако сегодня, когда революционные и контрреволюционные страсти давно улеглись, с удивлением обнаруживаешь, что советская редактура ничуть не ухудшила оперу, а, может быть, даже улучшила, раскрыв её глубокий смысл. Именно: не лично за Михаила Федоровича, своего помещика, отдал жизнь Сусанин, а за родную страну, которая и прославляется торжественным хоровым пением в советской версии.
Он пожертвовал собой даже не ради будущего царя Михаила Романова, а ради восстановления на Руси самого института царской единоличной власти. Не конкретного монарха он заслонил собой, а монархическое жизнеустроение, без которого, по его разумению, не могла существовать Россия. Следовательно, большевики сами того не сознавая, уточнили ситуацию: подвиг Сусанина был проявлением не верноподданнических, а патриотических чувств. Другое дело, что эти чувства по определённым историческим причинам были у русского человека того времени персонифицированы — любовь к родной стране находила своё выражение в любви к её верховному управителю, к Божиему помазаннику, который был её символом.
Каковы эти причины? Их исследование поможет понять некоторые существенные особенности нашего народного сознания, а значит и специфику русской православной цивилизации. Их пытался выявить когда-то Константин Аксаков, который после долгих размышлений на эту тему пришёл к следующему выводу: «Русский народ государствовать не хочет… Он хочет оставить для себя свою не политическую, свою внутреннюю общественную жизнь, свои обычаи, свой быт — жизнь мирного духа».
Лучше не скажешь! Здесь выражена самая суть нашего национального характера, и выражена очень точно. Как ни странно, слова «русский народ государствовать не хочет» означают то, что он является самым государственным народом в мире — государственным в том смысле, что остро нуждается в государстве и готов принести любые жертвы и перенести любые страдания, чтобы только жить в сильном централизованном государстве. Ведь только в этом случае он будет избавлен от необходимости отвлекаться от мирной внутренней жизни духа на проблемы наведения административного и правового порядка и осуществлять своё заветное желание, выраженное в ектении: «да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте».
Западный человек никогда не поймёт этой нашей мечты, поэтому всегда будет смотреть на нас как на варваров, не способных к самоуправлению и нуждающихся в строгих господах, которые больше с помощью кнута, чем пряника, организовали бы наше разумное существование. Что на это ответить? Да, европейцы лучше нас умеют устроить свою жизнь, но в каком аспекте? Чисто материальном. А почему это им удаётся? По той, конечно, причине, что для них здесь сосредоточены все приоритеты, что они непрерывно думают об этом, что это им интересно. Они тщательно изучают рекламу товаров, разные ценники, едут на другой конец города, чтобы купить какую-то вещь на пять центов дешевле, часами колдуют над декларацией, чтобы сэкономить чуточку на налогах, все их профсоюзные решения и все публичные демонстрации имеют целью только одно: повысить доходы и жизненный комфорт. Уменьшаются доходы, чуточку снижаются удобства, — и тут же падает правительство. Корыстолюбие и прагматизм целиком овладели ими, души их иссохли, сердца окаменели. А мы совсем другие — мы живые, горячие, эмоциональные.
Да, мы идеалисты, да, мы чрезмерно склонны волноваться, но о чём мы волнуемся, что более всего нас волнует в окружающей жизни? Несправедливость! Не о себе лично мы печёмся, не за себя ратуем, а за близких — за пенсионеров, за брошенных детей, за больных, лишённых бесплатного лечения. А самое любимое наше занятие, считающееся на Западе чистейшей потерей времени, — посидеть в тёплой компании друзей и обсудить «вечные вопросы» о смысле жизни, о будущем человечества и, конечно, о том, погибла ли Россия или она ещё возродится и спасёт весь мир. Вот что гораздо важнее для нас, чем всяческие тарифы, фишки, биржевые конъюнктуры, учётные ставки и прочая скука. Есть и у нас любители этим заниматься, есть профессионалы, обязанные этим заниматься — пусть они и занимаются, а мы лучше пофилософствуем. А политикой и государственными делами пусть занимаются начальники, только пусть среди них будет один самый главный начальник, иначе начнутся распри и порядка не будет. Пусть он ошибается, ничего, научится на ошибках. Пусть его ошибки отзываются даже на нашей шкуре — ничего, она у нас дублёная, мы перетерпим. Зато будет порядок — только этого мы ждём от главного начальника, остальное всё создадим сами. К единоначалию мы шли веками как ко всеобщей мечте, и когда Иван III стал наконец Царём, это было величайшее торжество для всего народа. А когда из-за пресечения династии Рюриковичей единоначалие было утрачено, воля народа потребовала его в качестве первейшего шага к восстановлению, и одним из исполнителей этой воли стал Иван Сусанин. Строго говоря, он не был каким-то выдающимся героем, просто для него, как и для всего народа, спасти Царя означало спасти Россию, а Россия была для русских людей святыней, ибо отождествлялась с православной верой и Христовой истиной. Говоря научным языком, в русском патриотизме сублимируется не материальная заинтересованность в богатствах нашей земли, а глубокое религиозное чувство православного народа, не всегда находящее адекватное богословское выражение.
Это чувство не покинуло нас и после отказа от царизма. Для прижатых к Волге осенью 1942 года солдат 62-й армии лозунг «За Родину, за Сталина» был в своей метафизической глубине лозунгом «За Веру, за Царя». Этого нашего секрета «не поймёт и не заметит гордый взор иноплеменный», и время от времени Запад будет впадать в иллюзию, будто Россия уже не та, и её можно взять голыми руками. Тогда снова будут вставать и стоять насмерть Иваны Сусанины, генералы Чуйковы и сержанты Павловы, в очередной раз доказывая всему миру, что воевать с русскими — чистейшее безумие.
